На озере или рассказик ни о чем…

– …Божья коровка, улети на небо, там твои детки…

Жучок раскрыл жесткие, оранжевые в черные пятнышки надкрылья и улетел куда-то в сторону, влекомый свежим озерным ветерком.

– Ах, какая прелесть,- искусственно громко проговорила Софья Петровна, урожденная княжна Воропаева, девица благородного поведения лет эдак тридцати, тем ни менее все еще тайно мечтающая о замужестве.

– Как это все прелестно: лес, озеро, жучки, бабочки… Я бы пожалуй согласилась построить здесь, на берегу домишко и жить в нем, одна…Смотреть на озеро, встречать рассветы, собирать гербарии…

Княжна, брезгливо морщась, вытерла ручку, по которой только что семенила божья коровка надушенным донельзя батистовым платочком и еще удобнее расположилась в плетеном кресле, стоящем вблизи берега под широким, белым, ажурным зонтом.

– Ах, мадемуазель Софья, – незлобиво посмеиваясь, проговорил Владимир Александрович Кудрявцев, промышленник, местный компаньон столичного миллионщика Бахрушина, сидя на желтых досках намедни сооруженного мостика и щурясь от солнца наблюдая за застывшим поплавком своей удочки.

Его большие ступни, причудливо преломляясь в прозрачной воде, казались розовыми пятнами, свободно парящими над светло-желтым песком на дне озера.

– А что бы вы, драгоценная моя Софья Петровна делали в этом домике зимой?

– Как что?- естественно удивилась княжна.- Ходила бы в лес, каталась на коньках…

– Ой, мадемуазель Софья Петровна- наигранно испугался Кудрявцев.

– А если не дай Бог Волки?

– Волки!?

– А как же…Тут милостивая госпожа и волки по зиме бродят, и медведи, и рыси…Кабаны и те есть…Как ни крути, а это ж все-таки не Европа, а Урал- батюшка…Отсюда до ближайшего городка сорок с гаком верст наберется…Глушь.

Софья Петровна побледнела и, отбросив платочек, испуганно завертела по сторонам головой, словно ожидая тот час увидеть поблизости если уж не кабана, то как минимум волка…

– Так что же вы, Владимир Александрович в таком глухом месте купальню устроили? Гостей пригласили…Нарочно что ли…

Промышленник ухмыльнулся в густые, тщательно завитые в кончиках усы и, щелкнув пальцами, хохотнул:

– Да что же вы так, Софья Петровна перепугались? Здесь летом ни сколько не опаснее чем на Монмартре. К тому же вода чистейшая, родники со дна бьют, радоновые, да и рыбалка…

К нему, на щелчок подбежал вышколенный слуга в строгой, черной, фрачной паре и, приоткрыв серебреную коробочку, вытащил ярко-красного, навозного червя.

Перебросив удочку, и прополоснув в воде пальцы, Кудрявцев закурил, и вкусно выпуская белый, кудрявый табачный дым поверх головы проговорил, уже более серьезно…

– К тому же здесь, дорогая Софья Петровна превосходные виды… Что по мне, так лучшей красоты и не надо… Что мне Швейцария? Бывал я там… Снег, горы… Ну и что? А здесь…

Он повел рукой, все еще сжимающей папиросу вокруг и по-извозчичьи громко причмокнул: – Урал…

…А вид вокруг и в самом деле был необыкновенный…Легкие облака, отражались идеально ровном зеркале озера. Голубоватые, словно невесомые горы утопающие в сосновом бору казалось, кружились вокруг озера в беззвучном вальсе, притягивая к своим закругленным вершинам акварельную голубизну неба. А запах!? Воздух казался пропитан настоем меда и хвои, чуть-чуть разбавленным свежестью озера… Дышалось так легко и чудно, что даже папиросный дым, застывший где-то вверху, почти под самыми сосновыми кронами не мог испортить его неповторимость…

-Господа, господа. Пожалуйте чай пить…

Возле ярко-желтого полога, натянутого среди кустов на возвышенности берега, на широком, раскладном столе исходил паром изящный, начищенный до золотого блеска самовар. Из высокой трубы его, черной и лоснившейся антрацитом, лениво выползал плотный, белый дым.

Невысокая, плотная и сдобная горничная, сияя белоснежными передничком и чем-то вроде кокошника, расставляла на столе приборы, тарелки и тарелочки с заранее нарезанными закусками…

– Господа. Пожалуйте чай пить. Самовар уже вскипел.

Повторила она свое приглашение еще громче, и при помощи дворецкого в черном начала расставлять легкие дачные стулья вокруг стола.

– Пойдемте, уж почаевничаем, мадемуазель Софья Петровна.

Кудрявцев отложил удочку, поднялся и как был босым, так и отправился к столу, возле которого уже расхаживали проголодавшиеся гости промышленника, тем ни менее не решавшиеся присесть до подхода хозяина.

Посадив княжну рядом с собой, Владимир Александрович жестом пригласил и всех остальных занять свои места.

– Господа. – Произнес он после первой рюмки старорусской, сладкой водки, когда гости за столом слегка пообвыклись, выпили и закусили.

– Господа. Прошу вас познакомиться с моим хорошим знакомым, и с недавних пор соседом по поместью господином Володарским, Сергеем Павловичем и его очаровательной супругой Еленой Леонидовной…Они можно сказать молодожены, и вы уж их постарайтесь не обижать…

Все тут же захлопали, чем явно смутили молодых супругов приподнявшихся со своих мест на противоположном конце стола.

…- Как вам у нас нравится?

…-Чем изволите заниматься, уважаемый Сергей Павлович?

…-А велико ли у вас поместье, господа Володарские?

– Да будет вам!- вступился за растерявшегося под градом вопросов молодого помещика Кудрявцев.

– Все, все со временем узнаете. От вас у наших молодоженов секретов нет. Я прав, Сергей Павлович?

– Несомненно, господин Кудрявцев…

Слегка волнуясь, проговорил молодой человек и, приподнявшись, предложил тост за хозяина купален и организатора пикника господина Кудрявцева.

Все выпили и отдали должное превосходной кухне, тем более что подали горячее:

отварную осетрину и укутанную пряным паром буженину под прозрачными ломтиками жаренного картофеля.

– У вас, милостивый государь, превосходный повар.

Княжна Воропаева вилочкой отщипнула сверкнувший радугой кусочек осетрины.

– Наверное, из французов?

– Это кто, Фома из французов!?- Владимир Александрович расхохотался, вытер салфеткой выступившие слезы и, звякнув ножом по хрусталю фужера, позвал негромко:

– Фома Фомич. Выйди голубчик на минутку. Господа тебя видеть желают.

Через минуту из-под навеса, где надо полагать, и находилась кухня, вышел, прихрамывая на правую ногу неказистый мужичок, с расхристанной бороденкой неопределенного цвета, в белой куртке и белых штанах.

– Чего изволите барин? Если раков желаете, то ближе к вечеру. Пиво еще не простыло… А с теплым раков никак не можно…

– Вот полюбуйтесь господа хорошие на моего француза…Я его из екатеринбургского привокзального буфета увел… Совсем пропадал талантище…

Целый день пирожки да расстегайчики… Болото… Того гляди и спился бы…

Он протянул повару отчетливо хрустнувшую десятку и отправил восвояси…

– Ступай, Фома Фомич. И не забудь, оставь к шести часам горячей свининки. Барон Трахтенберг подъедет. Он ее под анисовую страсть как уважает.

– Непременно оставлю, Ваше Сиятельство!- старик повар почтительно кивнул взлохмаченной своей головенкой и скрылся под пологом.

– Что, Барон Трахтенберг обещался?- скривилась княжна Воропаева. Пудра с ее щек под воздействием выступившего пота слегка потекла и отнюдь не первой молодости мадемуазель казалась теперь даже старше своих лет.

– Опять надо полагать цыган с собой привезет, вот ведь моветон, а то напьется как мужик и из пистолетов стрелять начнет…, по воронам да по чайкам…

– Ну и пусть себе стреляет,- вступился за отсутствующего барона раздобревший и чуточку опьяневший заводчик.

– А по воронам да галкам и наш царь-батюшка, Николай Александрович Романов пострелять, побаловаться любитель…Очень и очень…

Все тут же возымели желанием выпить и за Николая второго, и за всю августейшую фамилию, хотя разговор за столом самым странным образом вновь вернулась к Трахтенбергу…

– Это уж как пить дать напьется – авторитетно заявил мужчина в полотняном костюме с плоским, невыразительным лицом.

На пасху говорят, так набрался, что в челябинской «Астории», к медведю полез христосоваться, а после чего взболтал бутылку «Krug Clos du Mesnil» за пятьдесят рублей штука, и с ног до головы окатил бедолагу – городового, появившегося в ресторане не ко времени…

Все рассмеялись, заерзали на стульях, вспоминая смешные истории, в которых барон Трахтенберг принимал непосредственное участие.

Желающим подали кофе. Мужчины закурили, а некурящий Сергей Павлович взялся за гитару, висевшую на сучке ближайшей сосны.

– LA ROMANCE DE SALON.-

Объявил он негромко, пробежав тонкими пальцами по инкрустированному перламутром грифу.

Его молодая супруга удивительно хорошо подпевала, негромким, слегка глуховатым голосом.

Как только среди сосновых стволов затихло эхо последних аккордов романса, почти все присутствующие за столом повыскакивали со своих мест и щедро наградили молодую чету дружным рукоплесканием.

– Ах, шарман!

– Ну до чего же они хороши!

– Несомненно! Душки.

К Володарским пробился, сияя оранжевым шелком рубахи подпоясанной витым шнурком невысокий, кряжистый коннозаводчик Абдулов, из древнего рода яицких казаков.

– Господа. Вот только закончатся погоды, пойдут дожди, и я вас ожидаю непременно всех, вы слышите господа, всех у себя в гости.

Присутствующие вновь шумно зааплодировали и лишь Володарский, серьезно восприняв приглашение, отказался:

– Прошу заранее меня извинить, но уже через неделю я приступаю к учительству в женской челябинской гимназии…Я уже и директору, мадам Ведерниковой отписался с согласием…

-…Однако довольно фривольный романс вы исполнили, дорогой Сергей Павлович, тот еще романсик…

Облизнув полные губы, проговорила княжна и тут же, в двух словах пересказала содержание песенки заводчику Кудрявцеву, с трудом освоившему французский алфавит в детстве и уже более не продвинувшемуся в столь тяжком для его старообрядческой головы языке.

– Это ничего, это можно…- рассмеялся Кудрявцев и тут же вскочил из-за стола с широко распростертыми объятиями…

– А вот и он, господа…Вот и наш барон….

И в самом деле, на широкую прибрежную поляну въехало сразу же несколько сияющих черным ландо, управляемых запряженными цугом ярко-белыми лошадьми, украшенными пестрыми султанами, арабесками и лентами. Последней на берег выехала праздничная, несколько бутафорская цыганская кибитка.

Тотчас стало очень шумно и тесно.

На желтом песке запылали костры. Пахнуло дымом, водкой, конским и женским потом, дешевым парфюмом…

Барон ступил на берег нетвердой походкой и тот час бы упал, но был довольно твердо поддержан возницей, разодетым в белый фрак и белый же, шелковый цилиндр.

– Ваше сиятельство…- протянул тот неодобрительно…- Ну нельзя же так, держитесь…Тут кругом коренья да костры…Как бы чего не случилось…

– Замолчи дурак!- Трахтенберг на заплетающихся ногах направился к столу, но тут же рухнул лицом в песок и тот час захрапел…

– Поднимите же барона.- рассмеялся Владимир Александрович и придвинул к себе свободное плетеное кресло.

Пьяного гостя с трудом подтащили к креслу, и бережно усадив, тот час же забыли о нем…

…Цыгане плясали и пели. От бисера и пестрых развевающихся в танцах юбок рябило в глазах. Искры костра по спирали уплывали в бездонное, темно-фиолетовое вечернее небо. Тонкая паутина бабьего лета колыхалась в струях теплого воздуха…Хорошо…

… Бархатное пиво, багровые горячие вареные с перчиком и крапивой раки, а кому-то жареные сардельки и соленые баранки были превосходны, вечер заканчивался весело и непринужденно. Цыгане, усталые и полупьяные кружком усевшись возле затухающих костров, лениво дремали…Выпала первая вечерняя роса…

– Ба!- вдруг громко закричал протрезвевший, выспавшийся барон Трахтенберг, случайно заметив среди гостей молоденькую супругу Володарского Елену Леонидовну.

– А вы молодец, Владимир Александрович, право слово молодец, что решили девочек на пикник пригласить…

Все тут же, наперебой начали увещать барона, объясняя что он обознался, и что это вовсе и не девочка по вызову, а совсем даже и наоборот- мадам Володарская, Елена Леонидовна.

– Да что вы мне говорите!?- горячился тот, упорно пытаясь выцарапаться из жалобно скрипнувшего кресла.

– Да я всех кокоток из борделя на нашем «Пьяном острове» на ощупь знаю. Это же Лили, одна из самых дорогих…

– Да.- Выступил вперед побледневший Сергей Павлович.

– Да. Эта женщина когда-то по желтому билету содержалась… Но это ничего не меняет. Она сейчас мадам Володарская, супруга моя венчанная, и если у нас с Еленой Леонидовной дети случатся, если Богу угодно будет сделать меня, недостойного отцом ее детей, то они несомненно будут урожденные Володарские, понятно вам, Володарские и никак иначе…

…Вечер был скомкан, да впрочем, и темно уже стало… Уставшие господа начали рассаживаться по экипажам, на которых заскучавшие возницы уже и фонари зажгли.

Сергей Павлович подошел к полупустому ландо, на креслах которого, кроме княжны Воропаевой, да клюющего носом промышленника Кудрявцева никого не было и, приоткрыв блеснувшую лаком дверь, попытался усадить свою супругу.

– Да вы что, мон шер Сергей Павлович, себе позволяете!?

Вскричала обиженно Софья Петровна, гневно шлепая молодого учителя по руке черным, сложенным веером…

– Что бы я и куртизанка, да в одном экипаже!? Да вы с ума сошли!

– Да уж, голубчик, Сергей Павлович – проснулся Кудрявцев и вольготно, до хруста в костях потянулся всем телом.

– Вы бы ступали к цыганам…Сами видите тесно здесь, тесно…

К цыганам голубчик, к цыганам…

……………………………………………………………………………………..

Вольный перевод Салонного романса.

« Уже прошло, три долгих дня,

С момента нашей встречи,

Ласкают отблески огня,

Камина, ваши плечи.

А вы стояли, в тишине,

В мои глаза, смотрели,

В порыве бросились ко мне,

Укрыв лицо в шинели.

А я, вам кудри целовал,

Вдыхая запах вишни,

И чушь восторженно шептал,

О вас, и о всевышнем…»