Когда Саня Аксёнов крикнул – шубись! Все пацаны рванули в разные стороны, выдавая рекорды по нормативам, а я остался стоять на месте. Пыль, поднятая от дороги моими убегающими товарищами, скрежетала на зубах. Откуда-то издалека до меня долетел писклявый голос Кеши.
– Дрон, беги…
Я не мог убежать, просто не позволяла гордость или глупость. Как я мог смотреть в глаза Танюхе, когда при всех говорил, что закопаю любого, с кем она будет гулять. Дурак. Пацанская честь святое, а слово и подавно, хотя, пацаны меня, как раз бы поняли, и я понял их, когда они дали дёру. А вот Танюха – другое дело…
Из-за угла дома вышел парень. В нём я узнал местного авторитета по прозвищу Двоечник. За его спиной стояли трое, одетых так же, как и он – в спортивки и майки, демонстрировавшие прокаченную бицуху.
Танюха, променяла меня на одного пацана из их тусни. Замухлона-вшивого, только при групповой поддержке он мог чего-то стоить. Мы с пацанами пробили, где они собираются, пошли на разборку. Позади Двоечника и его пацанов стоял чемухлай этот, которому я хотел втащить и жался с Танюхой. По тому взгляду, каким она на меня смотрела, я понял, что боится она не меньше моего.
– Вот, этот гандон, здесь пальца раскидывал, – крикнул тот парень, указывая на меня.
– Ты чего бессмертный что ли, я не пойму? – спросил Двоечник.
– Нет, – изображая спокойствие, ответил я.
– А чего на тапки не вдавил вместе со своими кентами?
– Бегать не привык.
Резко выбросив ногу, он зарядил мне в живот и мир погас, затем вспыхнул вновь, но был, как в калейдоскопе разбит на десятки картинок. Кажется, что прошла целая вечность прежде, чем я смог сделать вдох, который тупой болью разлился по животу.
– Ну, ничо, этот навык быстро осваивается, – присев на корточки, с ухмылкой сказал Двоечник. – Кароч, слушай меня внимательно. К пацику этому, ты на километр больше не подходишь и к девчонке его тоже. И чуханам своим скажи, чтобы знали. А то, что не зассал, красавчик. За это я тебя убивать не стану. Всё, братва – расход, – скомандовал он.
Я закрыл глаза и ничего больше не видел. Я лежал, перевернувшись на спину и слышал лишь шебуршание песка под подошвами, которое вскоре стихло.
Пацан тот, наверное, через неделю бросил Танюху. Она приходила ко мне с щенячьими глазками и просила прощения. Только вряд ли её раскаяние могло помочь моей селезёнке, да и веры к ней у меня изрядно поубавилось. С Танькой у нас получился не совсем равнозначный размен. Я ей своё сердце и селезёнку, а она всего лишь пару раз “взяла на клык”. Ну, и где здесь справедливость?