В баре полумрак. Движение тел в такт музыке. Глупая девочка лет 16, в юбочке чуть ниже розовых трусиков. Обещала маме вернуться в 11, но его улыбка сильней запретов всех. Девочке хочется, чтобы в глазах его, она увидела себя и он, задыхаясь от нежности, трогал её там, где мама не разрешала. А ему все равно. В баре полумрак и глупая девочка смотрит нежно так и розовые трусики под юбочкой сильней сетей и он, задыхаясь от желания, прижмет её к себе сильней. А потом в грязном туалете, среди окурков и плевком, он объяснит ей, что такое любовь!
Ей 25 и в баре полумрак. Потные тела двигаются в такт модному треку. Она глазами ищет человека, чтобы с виду не сволочь и при деньгах. А еще бы хотелось нежности в глазах и пару слов пусть соврет о любви. И ставя в туалете на коленки не будет бить и хорошо отсчитает за отсос, оставит визитку для будущих встреч и скажет, что было всё божественно классно, и она прекрасна в свои 20 и пригласит в загородный дом, где они потом на медвежьих шкурах у горящего камина…Что-то она не то сегодня курила. А года, как дым дешевой травки…иллюзорные затравки!
Ей почти 45. В баре полумрак. Все те же потные тела, года меняют только треки. Она ненавидит людей и любит собак, и сама как собака в каждом человеке мужского пола ищет хорошее. Заглядывает в глаза, ища хоть каплю нежности или простого человеческого участья, без надежды на счастье, всё так же трахается по туалетам…принц на белом коне где ты?
Ей стукнуло 60! Её пожирает рак. В больничной палате светло и тихо. За дверью говорит о чем-то врач, слышен плач, рядом на кровати вздыхает соседка. Она молода, у неё детки. И только она одна. Но опять с какой-то маниакальной надеждой, затянувшись в туалете, спрятанной травкой, заглядывает в чужие глаза, как затравленный зверь, может хоть одно знакомое лицо и чья-то улыбка и кто-то скажет – Привет!…А за больничным двором церквушка. Она ходит туда поплакать. Подружилась с местной собакой. Носит ей холодные сосиски. Обнимая, утыкается в теплую шею и дышит чужим теплом. Бабулька ей вчера принесла молитвы. Молись, говорит и Бог тебя примет. Он милостив и Грехи простит. А ей бы, вот тут, сейчас, в плечо и помолчать ни о чем, и попить горячего чаю, и рассказать за жизнь. Но время водой сквозь пальцы, и мы никому не судьи. Она уходила тихо, с надеждой, что её кто-то любит!
P.S. Не ищите рифмы, там где её нет. Написано так, как писалось.
Поэзия, какой ее придумали греки – ритм. Потом скандинавы надели на ритм аллитерацию. Потом человечество заметило, что еще есть рифма. Женская, мужская… И хорошо, когда они чередуются. Да и ритм может быть разным, как биение сердца. К чему говорю? Может не нужно оправдываться? Особенно, когда с написанном есть настоящее? И текст живой?
Это хорошо, Люда. Хорошо.
Спасибо. Это не столько оправдание, сколько моё восприятие. Спасибо большое!