Когда-то во времени.
Приятное занятие наблюдать закат, сидя на тёплом камушке, сняв обувь, опустив натруженные ноги в лужу. За спиной горы, а впереди, быстро пожираемое тенью, море зелени. В течение ближайшего часа произойдёт полная пересменка жителей джунглей. Те, кто предпочитают день, забьются в свои щели и дупла, спрячутся под коряги или усядутся в гнёзда в надежде, что ночные хозяева их не заметят. Лишь мелкой сволочи, что тучами летает по лесу, что день, что ночь – всё равно. Сколько бы её не поедали дневные птицы или ночные бабочки, всех не съедят, ибо мошка в любом лесу хозяин. А в предгорьях гуляет ветерок, который летучую мелочь любит размазать о скалы.
Так бы и сидеть рядом с другом, ощущая единение с миром, лицезрея могущество стихии. Чувствуя себя мелкой мошкой перед лицом природы. Но … Из расщелинки вышел ещё один человек. Он старался не нарушать тишины и это ему удалось. Он не смотрел под ноги, не крался, но всё равно ни один камушек не обеспокоился под его ногами. Он был высок, худ, голова повязана платком, узелок которого на манер стародавних старушек показывал рожки на лбу. Судя по одежде, коричневый кожаный френч и выцветшее до ржавости галифе с замшевой вставкой на заднице, пришельца можно было бы принять за военного. Тем более, что в руках он держал ружьё, но вблизи эти выводы оказались поспешными. Ни один солдат не наденет вместо сапог или ботинок шкуры животных. А ступни ног пришедшего как раз были завёрнуты в толстую шкуру, для удобства обмотанную выше лодыжек кожаным ремнём. Кроме того, гимнастёрка, заправленная в штаны, тоже смотрелась странно.
— Мануэль, — пришелец дотронулся до плеча одного из тех, что пытались слиться с природой, — археологи готовы к выходу.
Тот, к кому он обратился, печально вздохнул. А вот сидящий с ним рядом и рассматривающий фотографии бородач вздрогнул, видимо от неожиданности.
— Мы уйдём, — ответил печальный человек, — когда взойдёт луна.
— Чем занимаются мои люди? — спросил бородач.
— Они ушли в деревню на танцы.
Подождав несколько секунд, пришелец ушёл, а его собеседник, блондин с короткой стрижкой, одетый в такую же форму, снял с носа пенсне и начал протирать его замшевой тряпочкой.
Его спутник достал из пачки одну из фотографий.
— Мне нравится эта икона, — сказал он, помахивая бумажкой, — что означает показывающая «факи» рука, растущая из холмов?
— Я ценю твоё желание показать миру пальчик, — ответил печальный, — но это «Длань Господня», указующая с небес на избранного. Ты просто держишь её низом вверх. Это икона для Конго.
— Да, да, — оживился бородач, — у них там культ отрубленных рук. Помнишь того негра-наёмника, обвешенного кистями рук повстанцев? Которому мы засунули в задницу лом?
— В христианстве рукам придают большое значение, — сказал блондин, — мученикам и пальцы отрубали, и кисти рук, и по плечи. Вот на Кубе скоро церковь построят, так там будет икона «Божьей Матери. Троеручица». У Марии на ней три кисти рук изображено. Считается, что некий мученик, которому отрубили руку, принёс её в храм и она приросли к иконе.
— А вот тут, — показал другую фотографию бородач, — почему рук нет?
— Это местная икона, — ответил собеседник, пряча пенсне в футляр, — для крестьян. Ты их видел и знаешь, что полента из кукурузы не взрывается. Они не воины. Им нужен только хороший урожай. Потому на иконе из тела, преданного земле, растёт кукуруза. Мы потому и пришли сюда, что здесь люди не думают, а верят.
— Хорошие люди.
— Кто говорит, что плохие? Просто в переменах они не нуждаются. Всегда на кого-то работали, всегда ими командовал кто-то. Любую власть воспринимают как стихийное бедствие. Что ацтеки, что майя, что мои араукане, что твои испанцы – им всё равно. Главное, что они верят и разнесут свою веру по континенту. Вон там есть иконы для Венесуэлы, Чили, Мексики, для них иконы другие.
— Вот эти, — бородач покопался в пачке, — где кто-то в белых одеждах призывно машет обрубком руки? Или тот же мужик, но с рукой и с автоматом?
— С автоматом, — ответил блондин, — это вообще для Кубы. Ещё у них будут святые мощи. Руки святого, обрамлённые в серебро и драгоценные камни. Нетленно сохранившееся тело.
Собеседники примолкли, тем более, что уже наступила тьма. Небо сплошь усеялось огромными звёздами. Где-то из далёкого океана проступил краешек луны.
— Хорошее место для смерти, — сказал бородач, — не завидуешь?
— Нет, — сипло ответил, одевающий длинные сапоги на мягкой подошве блондин, — каждый выбирает место для смерти сам. Я уже пережил одну смерть, не бойся и ты.
— Я не боюсь, — засмеялся брюнет, — я благодарен тебе. Я знаю, что делать, и сейчас, и после смерти. Вот только нельзя ли на иконах оставить один пальчик вместо двух?
— Нельзя, —строго ответил Мануэль, — культ пойдёт по католическим странам, где принято двуперстие. Чем плох обрубок руки?
— Ну да, — весело воскликнул бородач, — тот же фаллический символ! Прощай!
— Нет, — сказал Мануэль Агуафаста, — до свидания, брат.
Наши дни.
Раннее солнышко с энтузиазмом просвечивало сквозь бежевые шторы, освещая комнату, похожую одновременно на кабинет и медицинскую палату. Большую часть кабинета занимал фундаментальный стол для совещаний, в торце которого находилась медицинская кровать с электрическим приводом. Спинка кровати была поднята в сидячее положение и, находящийся на ней, одетый в спортивный костюм, старый мужчина имел возможность дремать, одновременно прислушиваясь к происходящему.
Ещё двое мужчин, сидящих друг напротив друга за заваленным бумагами столом, были заняты. Один, обладающий шикарной бородой и длинными волосами, стянутыми на затылке резинкой, одетый в футболку и шорты, думал. Другой, с коротко подстриженными седыми волосами, одетый в толстый белый банный халат, читал. В левой руке он держал оригинал документа, в правой, переведённую на испанский язык копию. Читал он негромко, ровным, хорошо поставленным голосом, не эмоционально. Очевидно, что всем присутствующим было известно содержание бумаги. Но такова процедура.
«Выписка из аудиозаписи допроса свидетеля Анфилофиева Павла Хрисановича,
07.01.1934 г/р,
город Шанхай,
проживающего по адресу: посёлок Солнечный, Слюдянского района, Иркутской области,
имеет гражданство РФ и государства Боливия,
образование (прочерк),
женат, имеет 184 человек детей, внуков, правнуков,
не трудоспособен,
на воинском учёте не состоит,
уголовному преследованию не подвергался.
По существу уголовного дела могу показать следующее: (сокращённая стенограмма аудиозаписи).
До 1956 года по вашему стилю, наша семья проживала в Китае, в провинции Гуйчжоу, в автономии Мяо, занимаясь выращиванием чая. Местные «коли», мы так называем всех батраков независимо от национальности, нас очень любили. Потом куда-то подевались бывшие «белые» офицеры и приехали советские специалисты. Нам велели платить «колям» зарплату. Мы сразу же перевели деньги в индийский банк. Через два года плантацию национализировали и предложили нам вступить в колхоз. Мы сразу уехали на Цейлон. Но там земля вся занята. Некоторые из наших подались в США, в штат Орегон. А мы и несколько семей с нами, поехали в Аргентину. В Аргентине было хорошо, но землю дали плохую, только коров пасти. Вот мы собрались и порешили отправить разведчиков в соседние страны. В Уругвае было полно русских «никонианцев» и «белых». Мы пошли в Боливию. А в Боливии хорошо. Там тогда народу не было, всех война унесла. Нам сказали селиться где хотим. Мы нашли хорошее место. Воды много и джунгли кругом. До города близко, всего вёрст двести и «кольки» добродушные. Отправили троих наших за роднёй в Аргентину. Образцы земли им дали и воды, чтоб исследовать на пригодность, но и так было видно, что земля хороша. Жирная, не паханная, червяки злобные. Вертятся, чуть не взлетают. В озёрах рыбы полно, птиц великие стаи, крокодилы сами на берег выскакивают. Чёрный кайман называется, только бей! Благословили землю, зачали камни под дома тесать, а тут бес этот вылез.
Дознаватель: — Будьте добры, хотя бы приблизительно вспомнить дату события.
Свидетель: — Я точно помню. Неделя оставалось до Рождества Пресвятой Богородицы, а год был 1967 по вашему времени. Значит, пришли они 2 сентября.
Мы-то как раз огород размечали. Смотрим, «кольки» на колени попадали и руки сцепили на затылке. А со всех сторон нас окружают какие-то люди невиданные. У меня рост 1метр 83 сантиметра, я среди местных казался великаном. А Васька Ануфриев двухметровый, вообще гигант. Но вот эти все, как на подбор с меня ростом, худые, жилистые. Одеты в одинаковую зелёно-рыжую форму и у каждого английская снайперская винтовка «Энфельд» и «Маузер 712- автомат». У меня такой был в Китае. Считай, в «Энфилде» десять патронов да в «Маузере» ещё двадцать. Их семнадцать человек было. Мы после этого визита купили в Уругвае десяток «мосинок» и четыре «максимки». Чтоб было. Так и не понадобилось. Разве что козлов горных из винтовок били.
Ну и стоим мы посередь поля с колышками и верёвками. Трое нас было, я, Васька Ануфриев и Стёпка Мурачёв. Царствия им небесного и отпущения грехов. От них подходит мужик. Белый, наглый, русский. Поршни на ногах, пенсне на носу и говорит: — Ну, здорово, земляки. По добру ли живёте? Зовут меня Агуафаста.
— Какой ты на х…, прости господи, земляк, — это я ему отвечаю, — вы свою землю про…, прости господи.
Дознаватель: — Будьте любезны, посмотрите, на этих фотографиях, нет ли вашего знакомого?
Свидетель: — Вот! Вот он и есть, морда опричная! Только в пиджаке и с моноклем. (Результаты опознания зафиксированы. Подписи свидетелей.)
Дальше. Он начал нас сманивать идти куда-то, крестить кого-то. Мы ведь сами друг друга крестим. Крестить-то хорошо. Только знать надо кого крестишь. Мы поначалу забоялись, отказаться хотели. Но он предложил два варианта. Если, дескать, мы не пойдём, то нас тут не будет никогда, то есть, вообще не будет. А если сходим, прогуляемся, никто никогда нас не тронет. Предложил посоветоваться с «кольками» и ушёл.
Такого ужаса я не видел никогда. Наши «кольки» сбились в кучу, плачут, трясутся, едва говорят. Арауканцы эти для них – сущая беда. Людей едят! Детей ими пугают, как у нас ведьмами. Не то, что индейцы, их испанцы бояться. Обозвали «арауканами», что с испанского «враг». Но … Если сказали, что не тронут, значит, не тронут.
Вот мы и пошли.
Там не далеко, километров триста, до минеральных источников. Добежали за четыре дня. Потом день ждали каких-то археологов. Их пришло шесть человек. Я археологов до этого никогда не видел. Оказались точь в точь, как арауканцы, только белые и русские. В канун праздника пришла ещё группа. Все бородатые, задрипанные, вонючие. Ихний главный сразу стал орать на археологов, дескать, деньги давай, оружие давай. А у тех, нету. Тогда он покрыл их матом. На чистом русском языке и велел идти договариваться с руководством. Его-то и надо было крестить. Мы Агуафасте сказали, что крестить такого несмирённого нельзя. А он нам ответил, что тому жить осталось один месяц и это предсмертное желание.
Дознаватель: — Будьте любезны, посмотрите на эти фотографии, нет ли здесь того человека, которого вы крестили?
Свидетель: — Да. Вот он, посередине. И такой же грязный.
На следующий день, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, мы молились, потом вчетвером зашли в тёплый минеральный источник и окрестили умирающего. Агуафаста написал три экземпляра свидетельства о крещении, заставил всех присутствующих поставить подписи, а потом дал нам двух сопровождающих и мы ушли. Больше мы никого из них не видели. Действительно, первые двадцать лет нас никто не трогал. Потом к власти пришли социалисты и провели перепись. Налоги заставили платить и зарплату «колькам». Потом пришли вежливые молодые люди и предложили вернуться в Россию. Дескать, нас там никто не тронет. Как отказать? Поехали. А тут хорошо. Воды много».
Сокращённая стенограмма аудиозаписи. Копия, переданная в посольство Кубы на территории РФ.
Копия полной стенограммы аудиозаписи передана в МО РПЦ МП.
Дело №18\69 находится в Центральном архиве ФСБ РФ, объединено с делом № 233/ 69 «операция Майор» и делом 001/34 «Борис 1»
Мужчина в халате положил бумаги в уже образовавшуюся на столе отдельную стопочку и снял очки.
— Итак, по крещению, — говоря, мужчина жестикулировал очками, как будто руководил оркестром, — мы имеем свидетельства сорока пяти человек. Из них, девять атеистов, трое старообрядцев, остальные добрые католики.
— Тебе не кажется, что считать католиками шестнадцать язычников араукан-чилийцев, несколько натянуто? — усмехнулся бородатый мужчина.
— Исторически сложилось так, что территория всей Латинской Америки подвержена католицизму, — сокрушённо свёл руки на груди седой, — и мы автоматически считаем всех жителей католиками.
— Ага, — саркастически ответил бородатый, — конечно же, мамаша, читающая маленькому мальчику вместо сказок сочинения Сартра, Вольера, Парни и Маркса, добрая католичка.
— Она раскаялась на смертном одре …
— Кха, кха …, — кашлянул сидящий в кровати мужчина, — пока вы договоритесь, я сдохну!
— Я не закончил, — отметил мужчина в халате, — меня устроит формулировка, что наш герой родился в католической семье и принял крещение по древлехристианскому обряду в присутствии добрых католиков и представителей Восточной Ортодоксальной церкви.
— Меня она тоже устраивает, — промолвил бородатый.
— И меня, — прохрипел больной.
— Тогда переходим к чудесам, — подгребая следующую кипу бумаг, сказал мужчина с короткой причёской. — Главное, — постукивая очками по толстой папке, сказал он, — экспедиция АН Кубы, проводившая эксгумацию братской могилы, обрела тело нетленным. Вся документация, экспертизы, свидетельские показания, фото и видеоматериалы, прилагаются. Далее. Стигматы кистей рук мученика, образовавшиеся на теле, перевозившего их Виктора Санниера, задокументированы католической церковью в Будапеште и соответствующим отделом РПЦ в Москве. Далее. Крест, подолгу висящий над местом захоронения, ядовитые змеи, греющиеся на взлётной полосе и уползающие при осенении их крестным знамением, сны аргентинских и бразильских монахинь, чудеса исцеления. Я думаю, что достаточно, тем более, что чудеса ещё будут. Переходим к иконам.
Как мы решили ранее, главным атрибутом любой иконы с изображением нового святого является «длань господня», указующая на него. Вторым непременным аспектом будет изображение в правом нижнем углу нашего хозяина в берете, но без красной звезды, возможно с оружием. Постепенно изображение нашего друга будет подниматься выше с тем, чтобы лет через пятьдесят стать на одном уровне со святым. В левом нижнем углу будем изображены или мы с вами, или кто-либо из второго эшелона святых. Теперь – мощи.
Председательствующий открыл крышку длинной серебряной раки и все присутствующие невольно заглянули внутрь. На алой шёлковой подушке в свете пробивающегося солнца тускло блеснули, закованные в серебро, кисти рук.
— Вот мощи святого, — указал мужчина в халате, — выездной вариант. Можно транспортировать как по одной, так и вместе. Однако, уже есть легенда о том, что то место, где руки сойдутся, ждёт катаклизм. Сохранившееся тело будет постоянно находиться в Пантеоне на Кубе и именно из него частицы мощей пойдут по всему миру. Насколько я помню, правая рука святого в ближайшее время посетит Венесуэлу.
— Да, — вынырнул из задумчивости мужчина с бородой, — и сопровождать мощи будет сотня «трудников», которые останутся в стране для строительства церкви.
— Кха-кха … Военные советники, — оживился сидящий в постели мужчина. Его глаза открылись и, хотя изборождённое морщинами лицо говорило о немощи, в глазах проявился ностальгический блеск.
— Можно сказать и так, — ответил собеседник, — и в дальнейшем пути правой кисти по Латинской Америки, я планирую оставлять «трудников» для строительства храмов. Кроме того, в рамках экуменизма, я хотел бы построить в каждой стране по четыре церкви, одна из которых будет принадлежать РДЦ.
— Кто из нас иезуит, — улыбнулся человек в халате, — ты или я? Хочешь выбить почву из-под ног Русской Древлеправославной Церкви в Румынии? Укусить Константинопольского Патриарха? Впрочем, это твои заботы. Я согласен, чтобы твои люди ходили по моей территории. Но, в рамках того же экуменизма, мне нужна помощь.
— Я знаю, что мало мне не покажется, — вздохнул бородач.
— Я хочу, чтобы после Венесуэлы мощи совершили крестный ход по Мексике. От Тапачула, до Тихуана. Безопасность святыни не гарантирую. Я хочу, чтобы каждый мексиканский мигрант в США нёс у сердца образ нового святого.
— Ты хочешь гонений на собственную Церковь? — удивился бородатый.
— Вплоть до физического уничтожения высшего клира в Северной Америке. А для беглецов-епископов планирую возрождение инквизиции. О, только для своих!
— Конечно же, мы поможем в столь богоугодном деле!
— Кхе, кхе … — кашлянул человек в кровати, — ему спать не дают, возникшие во время вашей революции, сонмы святых новомучеников. Тоже хочет, чтобы в каждом селе был свой местночтимый угодник.
— В таком аспекте, — задумчиво сказал бородач, — наш новый святой быстро перейдёт из страстотерпцев в чин равноапостольных.
— И даже в пророки, — отметил человек в халате, — он много что при жизни наговорил.
— А я? — спросил человек из постели.
— Умри сначала! — надевая очки, ответил короткостриженный. — Ты ведь закончил иезуитский колледж и должен знать правило – сначала смерть, потом святость. Ты пойдёшь вторым эшелоном.
Мужчины открыли дверь на балкон и вывезли туда кровать. Застыли, вдыхая пришедший от океана ветер. С торца расположенного через площадь дома, на них иронически смотрел огромный портрет Че Гевары.
Время ЧеПамяти
Автор публикации
