— Можно?
Широкоплечий, мускулистый паренек с классическим греческим профилем заглянул в кабинет с табличкой: «Отдел по вопросам человечности и благородства» управления прикладного богопоклонения. Спёртый от обилия тружеников и нервного напряжения воздух едва не сбил с ног молодого человека. Взору греческого атлета со шкурой льва на плечах предстал огромный кабинет, битком забитый суетливыми мудрецами в золоченых хитонах. Кто-то сидел за столом и напряженно думал о делах человечности, кто-то бегал от стола к столу, кто-то вёл великомудрые беседы, посмеиваясь над людской убогостью. Все были заняты работой.
— Простите, — к пареньку подскочил плешивый коротышка с бумагами в руке, — вы не знаете, по какой методике указывать число грешников в отчете?
— Извините, — виновато улыбнулся парень, — я не местный.
— А-ааа, — разочарованно протянул коротышка и помчался вопрошать остальных тружеников человечности и благородства.
Немного придя в себя, парень двинулся к двери с надписью «Самый человечный человек».
— Стойте, стойте! – остановил его худосочный жрец с явно накладной шевелюрой, который сидел за столом у двери. – Сюда нельзя!
— Но мне надо… — попытался объяснить парень.
— Вы человеческий язык понимаете?! – глядя с некой пренебрежительностью, не блещущий формами жрец встал на защиту начальственной двери. – Вам же сказано: нельзя! Не можно, не может быть, а нельзя!
— А как же… — недоумевающий парень повертел бумагой в руке.
— Что у вас там? – худосочный выхватил бумагу из рук греческого атлета и присел за свой стол.
— Там хода… — начал паренёк.
— Сам вижу, не слепой! – перебил паренька секретарь «его человечности». – Ходатайство о бессмертии. Так… — внимательно рассматривая бумагу, стал делать замечания жрец, — во-первых, форма устарела. Новые формы висят перед входом в кабинет. Во-вторых, отсутствует виза отдела героизма. В-третьих, где рукописи о награждениях и стенограммы народной славы?
— Но мой отец мне сказал… — словно бы оправдываясь, стал говорить паренек.
— Отец сказал! – худосочный аж брызнул слюной. – Нет, вы это слышали?! – выкрикнул он остальным труженикам человечности. – Отец ему сказал! Хе! Молодой человек! — поправив шевелюру, важно начал секретарь. – То, что ваш отец вам сказал – это ничего не значит! Между прочим, мне моя покойная бабка тоже говорила: «Внучок! Ты обязательно станешь знаменитым!». И что?!
— Наглый тип, разговорное, — донеслось откуда-то из правого угла, — три буквы, на «Х» начинается.
— Вторая «У»? – послышался вопрос из противоположного угла.
— Не похоже… — в задумчивости ответил вопрошавший.
— Тогда «хам», — выкрикнул кто-то с середины кабинета.
— Подходит! – радостно провозгласил правый угол.
— Так что, молодой человек, — продолжил напутственную речь секретарь, — переписывайте ходатайство, визируйте, собирайте все бумаги, а уж потом к нам.
— Но… — не сдавался греческий атлет.
— И никаких «но»! – отрезал худосочный жрец. – С этим к нему, — и жрец учтиво указал на дверь «самого человечного», — можете даже не соваться. Как пить дать, завернёт!
— Но ведь боги решают… — в недоумении произнес сбитый с толку парень.
— Боги! – усмехнулся жрец. – Боги, конечно же, решают, но порядок есть порядок! Вы представьте себе, что бы было, если бы каждый сумасброд, разговаривающий с богами, получал путевку на Олимп?! Это же кошмар! Нет, нет и еще раз нет! Без нашей визы, молодой человек, вам Олимпа не видать как собственных ушей! — заключил худосочный жрец и, достав зеркальце, поправил прическу на ушах.
— Нет, вы слышали?! – раздался голос из-за соседнего стола. – Очистка конюшен теперь у нас подвигом считается! Куда мир катится?!
Весь человечный коллектив как пчелиный рой загудел в дружном негодовании.
— Это что же получается?! – продолжал возмущавшийся. – Теперь каждый уборщик у нас героем станет?! А как же мы, простите?! Мы, честные труженики благородства и человечности, дни и ночи напролет сражающиеся за чистоту людского племени?!
— Поменьше читайте желтую прессу! – дал совет худосочный секретарь, который уже занимался маникюром, подпиливая ногти золотистой пилочкой. – Там и не такое напишут.
— А можно, я все-таки дождусь? – обескураженный паренек с точеным торсом и греческим профилем осторожно спросил у жреца-охранника двери.
— Ваше право, — безразлично бросил жрец, — вон стул, — и жрец указал на покореженную табуретку у дверей «самого человечного», — садитесь, ждите.
Бессильно опустив руки, могучий проситель побрел к табуретке.
— Молодой человек! — раздалось у него за спиной. – Если вы все равно бездельничаете, откройте окно. Душно до невозможности!
В помещении, наполненном благородными человеколюбцами, действительно было душно.
Не сочтя за труд, парень подошел к окну. Едва он приоткрыл окна, как откуда-то извне в помещение ворвался изможденный стон. Парень присмотрелся. Напротив окна, совсем недалеко он увидел могучего гиганта, прикованного цепями к скале. Все тело могучего пленника было испещрено глубокими кровоточащими ранами. Гигант стонал, истекал кровью и с ужасом смотрел куда-то вдаль.
Вскоре из ужасающей дали к гиганту подлетела огромная, орлоподобная ожиревшая птица. Бессильно плюхнувшись у ног гиганта, птица на толстеньких ножках неуклюже вскарабкалась по могучему торсу и принялась клевать плоть страдальца.
— Ох! – со стороны скалы донесся страдальческий стон.
— Да закройте вы окно! – возмущенно выкрикнул один из жрецов. – Работать невозможно с этими воплями!
— Душно! – возразил секретарь.
— Кондиционер включите! – не сдавался поборник тишины.
— Не получится, — выкрикнул кто-то из середины кабинета, — рабы на обеденном перерыве.
— Да вы представьте себе, какое нахальство! – возмутился чтец желтой прессы. – Они, значит, имеют право на обед, а мы тут вынуждены денно и нощно…
— Направление движения авангарда, — перебил его голос из правого угла, — шесть букв, первые три «ВПЕ».
— Впес… — начал противоположный угол.
— Раздельно пишется и через «И», — выкрикнул секретарь.
— Тогда «вперед», — раздалось из середины кабинета.
— Ох! – донесся стон могучего гиганта.
— Так ведь это же… — глядя на прикованного богатыря, восторженно прошептал паренек, — это же…
— Да, да, — с безразличием стал пояснять плешивый коротышка, оказавшийся рядом, — Прометей, подстрекатель и пироманьяк.
— Но ведь он же… — начал совершенно сбитый с толку парень.
— Ничего не знаю, — быстро ответил коротышка с бумагами в руке и обратился к жрецу за соседним столиком. — Простите, вы не знаете, как учитывать число грешников в прошлом отчетном периоде?
— Я пользуюсь методичкой Аида, — ответил закопавшийся в бумаги труженик.
— Она устарела, — дал поправку секретарь, — используйте рекомендации Аполлона.
— Молодой человек! – за могучей спиной паренька со шкурой льва на плечах раздался какой-то странноватый нездешний говор.
Парень обернулся. Позади него стоял старик в куцей шапочке и корявым пальцем указывал на окно.
— Молодой человек, не стойте сиднем, — поправив два вьющихся локона, просипел старик, — закройте окно, раз уж вы там без дела валяетесь!
Парень пожал плечами и толкнул ручку окна.
— Я тебя, петух, ещё ощипаю! – раздался гневный голос могучего гиганта за окно.
Прикрывая окно, парень заметил маленький рубильник, притаившийся на подоконнике. Две картинки в крайних положениях рубильника красноречиво свидетельствовали о предназначении этой конструкции. Ни секунды не задумываясь, молодой человек с греческим профилем повернул ручку рубильника в положение рисунка человечка без цепей на руках.
В тот же миг со стороны скалы донесся лязг металла и победный возглас могучего гиганта.
— Да ты что?! – с ужасом проронил секретарь, глядя на паренька.
В этот момент дверь «самого человечного человека» с грохотом распахнулась. Из кабинета выскочил толстенный жрец и без слов помчался к окну. Распахнув окно, жрец хрюкнул от удивления и шлепнул себя пухлой ладонью по плешивой макушке.
Со стороны скалы доносились истошные вопли. На это раз кричал орел, расставаясь с последним крупным пером из раскормленного гузна.
— Герой, совершивший двенадцать подвигов, — раздался голос из правого угла, — восемь букв.
— Как звать тебя, безумец?! – развернувшись от окна, толстопузый «самый-самый» с ужасом в глазах спросил у паренька.
— Геркулес, — скромно ответил парень.
— Подходит! – раздалось из правого угла.
— Простите, вы не знаете, как составить отчет?
Коротышка с бумагами руке стоял и теребил за руку «самого человечного человека», пытаясь выведать тайну подсчета грешников для отчета, который он так и не сделал.





