Я завернул за угол школы и направился к густым кустам сирени. Отличное место покурить, которым пользовались даже учителя. Тропка ныряла внутрь, где был относительно просторный вытоптанный сотнями ног кусочек земли, на который были натащены кирпичи. Под окурки, чтобы не нарушать традиции, использовалась большая красная банка от Нескафе. Порывшись в ней, я нашел отличный бычок на две затяжки, правда, со следами губной помады. Прикурив, блаженно вдохнул тёплый дым.
Сквозь пышную листву проглядывала спортплощадка на заднем дворе школы с турниками, на которой стоял Синицын, сматывая свой спартаковский шарф с кулака. А очередная жертва, согнувшись пополам, выгребала из карманов наличность. Зачем шарф? Чтобы синяков не оставалось – это я по детдому знаю.
Докурив до самого фильтра, так что пальцы ожгло, забычковал и вышел из укрытия. И чуть не столкнулся с жизнерадостным барчонком, писклявым голоском вещавшим какую-то околоигровую чушь в Айфон. Судя по тому, как плотоядно улыбнулся Синицын, паренёк попал.
Вскоре малёк уже навзрыд плакал, мотая сопли на рукав, наблюдая, как потрошат его кошелёчек. Я криво ухмыльнулся – богатые тоже плачут. За паренька я не переживал – чего ему сделается? Телефон не отнимет – тут уж проблемы могут быть. Так, пощиплет чутка да на счетчик поставит. На край – припугнёт своим мозолистым кулаком завсегдатая подпольной в прямом смысле школьной «качалки» – ее организовали в подвале в помещении бывшего тира. Я отвернулся, собираясь уходить, как краем глаза заметил, что Синицын без замаха сунул пареньку в живот, да так, что тот упал и забился, суча ногами.
– Синица, те че, совсем … ! – я в три шага оказался рядом, осматривая мальца. – Эй, малыш, ты живой?
Тот только надрывно рыдал, часто и глубоко икая, пытаясь вдохнуть – в солнышко ему прилетело что ли?
– А, Лысый. Опять бычки докуривал? – сплюнул в мою сторону разбойник, попав на кеду.
– Не трогал бы ты детей, – оставил я без внимания насмешку. – А то наказать же могут.
– Ты что ли?
– Могу и я.
Он ударил без замаха. Я хоть тоже тёртый, да не успел сгруппироваться. Дыхание вышибло, а в голове помутилось – умел, сука, бить. Бил он меня еще минуты две. Я по старой привычке упал на землю и закрыл голову руками – и так трёх зубов нет.
– Чуешь, чем пахнет? – среди пятен и кругов, плывущих перед глазами, проявился кулак.
– Да, – прохрипел я, – говном пахнет.
С трудом выпрямился, в наглую схватил кулак опешившего Синицына и тщательно обнюхал пальцы.
– От среднего, – ткнул я в указанный палец. – Ты чё, им в жопу на всю длину лазишь, когда подтираешься, что так воняет?
Синица катнул желваками, плюнул мне в лицо и повернулся, ища глазами паренька – тот уже скрылся через дырку в заборе, ведущей на оживлённую улицу.
– Ещё раз в мои дела влезешь – убью, – кинул он мне и ушел.
Тело жутко болело, жутко хотелось ссать. Но я улыбался во весь рот – Синицын, думая, что его никто не видит, быстро понюхал палец.
***
– Эй, Потап, всё норм?
– Привет, Лысый. Да не накопил на выплату, пришлось почками платить, – Потапов горестно вздохнул, потирая бок. – Даже в морду сунул. Больно капец.
– Слушай, а он тебя когда по лицу бил, ты не почувствовал запаха?
– Какого?
– Ну от руки у него говном не пахло?
– Неа, – уверенно ответил Потапов, но потом задумался. – Хотя… Да, пахнуло. Вот ща ты сказал и да, точно. А что?
Ещё бы не пахнуло – чего зря картонкой, вымазанной свежим дерьмом, стоял махал так, чтобы ветром в их сторону сносило?
– Да ничего. Тоже от него давеча прилетело. Так показалось, что у него от среднего пальца на правой руке несёт, будто он им в жопе ковыряется на переменах. Выходит, не показалось. Ладно, бывай.
– Угу.
Потапов был уже третьим. Главная проблема, что Синицын почти никогда не бил в лицо. А животом и ливером много не нанюхаешь. Ну ничего, я никуда не тороплюсь.
***
Синицын тщательно намывал палец обмылком хозяйственного мыла, валявшемся на раковине в школьном туалете последние три года в неизменном виде.
Я прошел мимо увлеченного действием парня, отлил, сбрызнул руки водой, обтерев об себя.
А он все драил. «Ну мой, мой», – злорадно подумал я, намереваясь выйти, но не тут-то было.
– Сука, – прорычал он мне в лицо, прижав к стене предплечьем. – Это ты всё!
Я демонстративно нюхнул воздух и сморщился, пытаясь отвернуть лицо от маячившей слева кисти.
– Да не воняет! Я вымыл! С мылом! – он сунул мне под нос средний палец, заметно отличавшийся от остальных белизной кожи, будто его в перекиси выдерживали. – Нюхай! Ну! Пахнет?
– Нет, не пахнет. Мылом пахнет. Убери его от меня, – я сделал вид, что меня сейчас вырвет.
Сунув мне кулаком в живот, Синицын вышел из туалета.
Через несколько секунд, сразу несколько парней вбежали в туалет и зажурчали, сопровождая процесс уханьем и облегченными вздохами. Один прокомментировал:
– Задолбал свой палец намывать – всё равно ж воняет.
– Люто, – подтвердили из другой кабинки. – Будто в жопе его на переменах держит.
Я улыбнулся. Прям моими словами. Сарафан – страшная сила.
***
– Прикинь, Чулок его к доске вызывает и говорит: «Только мел возьми левой рукой».
Кусты аж затряслись от грянувшего хохота.
– Швабра вообще ему сказал свое мыло с собой носить, а то на него напасёшься.
Снова смех.
– А слышали, Светка от него ушла. Пил неделю говорят.
Тут уж не смеялись – все понимали и сочувствовали.
Я докурил беломорину – угостил трудовик, который стоял со всеми, усмехаясь в свои густые опалённые усы – и протиснулся на выход. Ну что ж, можно считать, что урок я преподал – к малышам Синица больше не лез. Ходил пришибленный, задёрганный, да на руку постоянно из бутылочки с антисептиком брызгал, за счет чего получил негласное прозвище «Септик». Со Светкой, конечно, не хорошо получилось – пожениться хотели после одиннадцатого. Да и любовь там была настоящая, красивая, с охапками роз и вырезанием на скамейке сердца с именами. Синицын в общем-то правильный был пацан, беспредела явного не творил. Но черту переступил. Наперед умнее будет.
***
Наконец домыл третий этаж. Отнес ненавистное ведро с лентяйкой в учительский туалет, сдал ключи от кабинетов на охрану, стрельнув сигаретку у чоповца, и поплелся на выход. Платили мало, но хоть что-то. Бабушкиной пенсии на двоих не хватало – и зачем она меня из детского дома забрала? Там кормили, одевали, да и не последний человек был.
Уже стемнело. Я завернул в кусты набрать бычков на вечер. И заметил большую толпу, темневшую у запасного выхода из школы.
Продрался в первые ряды. В полумраке, разгоняемом только фонариками смартов, стоял Синицын с топориком в руке – такими мясо дома рубят. Лицо его было красным, а глаза – дикими. Перед ним стояла Светка – бледная совсем, судя по глазам панды – много плакала – вся тушь потекла. Между ними лежал кирпич. Красный и облупившийся.
Все молчали – видимо, все слова уже были сказаны.
– Слава, я уже тебе всё сказала, – подтвердила мое предположение девушка.
Синицын дернулся всем телом, порывисто бросился перед ней на колени. Толпа подалась вперед.
Я не заметил, как он положил злосчастный палец на кирпич. Зато видел замах. Но тупой топорик не справился с костью с первого удара. Потребовались еще два, звонко прозвучавшие в гробовой тишине. Отрубленный палец Синицын брезгливо отбросил подальше, заливая всё вокруг кровью, поднялся и стал совать искалеченную руку всем зрителям в лицо:
– Нюхайте. Теперь не пахнет. Ну!
Толпа нескладно бурчала, что не пахнет.
Дошла очередь и до меня.
– Ну! – потребовал он у меня. В выпученных безумных глазах плескалась мольба и отчаянная надежда.
– Не пахнет, Слав, вообще не пахнет, – заверил я его, крепко взяв за кисть и демонстративно обнюхивая. Моего слова, видно, ему хватило.
Он победно тряхнул головой, подошел к бледной девушке и снова встал на колени, схватив ее за руку:
– А теперь, ты выйдешь за меня?
Она несмело кивнула, из ее глаз по щекам заструились два ручейка, а толпа разразилась восторженными криками, свистом и улюлюканьями. Засверкали вспышки, фиксируя памятный момент.
Я еще некоторое время постоял, помог Синицыну замотать палец его же платком. Посоветовал витающему в облаках счастливому жениху немедленно обратится в травмпункт – а то столбняк еще схватит или заражение крови, и наказал Свете его проводить, даже если будет упираться.
Потом поспешил домой. Нужно было ещё ужин на двоих приготовить и уроки сделать.
2023
Благодарю за иллюстрацию Фёдора Фиберга.
Конкурсные рассказы
Нашедшийся
Кофе
Запах
Пастырь
Счастья, здоровья
Мечта
Автор публикации
Надеюсь, это не основано на реальных событиях. Написано круто, канеш ?
Ну антураж школы взят реальный (школы где я учился), а события, естественно, плод фантазии:) Спасибо:)
Да, школу прям узнала в том числе и свою. По-моему, они были у всех один в один?
ну мы одно поколение:) неудивительно:)
А обвиняли меня в малолетстве ?
опять выкаешь!!! рррр!!!
Требуется выговор??
грожу пальцем;) хулиганка!!!
Признаться, пальцев я не боюсь – даже грозных)))
(астанавити меня! А то я щас договорюсь, и меня забанят) ?
еще б добавила “уже лет 18 пальцев не боюсь;)”
Ты сделал главное – сделал свою школу узнаваемой для всех. К сожалению и моя школа “пахла” не только знаниями. Только я свой средний палец примотала скотчем в оттопыренном состоянии намертво и в огромным удовольствием тычу его в нос всем и каждому. А рубить… нет. Не мой вариант.
Что не хвалимся разгромным счетом? Слоны потоптались однако.
язва:) ну видишь, топовый писатель (я) поэкпериментировал, а без меня не могут)))))
А то! Я не просто язва. Я язва прободная))))))))
ты где это слово откопал! Я прям в юность свою вернулась.
Перебор конечно, но довольно убедительно. Дети жестоки, это всем известно.
там от Гарпера в туре был рассказ – вот там перебор… а у меня по сравнению с тем детский лепет на минималках:)
где там?
в личку написал
настоящая литература, хоть и тошнит в конце, но это от впечатления содержанием рассказа)
А чего тошнит? Рука без среднего пальца – однозначно рука Вежливого Человека!
я девушка впечатлительная) могу и в обморок от вида крови упасть))
Кирпич всё стерпит, не бумага: он красный и кровища красная! К тому же сумерки. В сумерках виднее синий цвет, красный сливается с темнотой.
ну чет перехвалили:) спасибо:)
Так то да. На иллюстрации только не Синицын, а почему-то слепая Вангелия.
Художник… Он так видит…
Думаю, художник подспудно полагал: и от Вангелии попахивало… Мир её праху!
ну ща его спрошу, чем он вдохновлялся:)