Дом наш, неожиданно, решили расселить, хоть и был он не самым ветхим в районе. Обычная пятиэтажная панелька, построенная во времена развитого социализма. Для меня это было чем-то немыслимым, ведь вся жизнь на этом пятаке, а теперь что? Если не опускаться в пошлость про родные тополя, которые возвышались за детской площадкой, то здесь и друзья, и знакомые, короче, родные все лица. Меня терзало неуютное ощущение внутри, так называемый страх перед будущим: а как будет там, а какой дом, какая квартира, какие люди? В общем, новая жизнь, на новом месте, рисовалась в моей голове в призрачных полутонах неопределённости.
Скепсис мой по поводу переезда никто, из членов семьи, не разделял. Отец разводил руками, мол, ну что поделаешь – надо! Он всегда таким был, по жизни – ни разу не бойцом. Толстовец, принимающий удары судьбы со стойкостью завзятого дзен буддиста. Так было и тогда, когда от нас ушла мама. Отец так же развёл руками, мол, ну что поделаешь, сынок – это жизнь, она нас бьёт, а ты терпи – сильнее будешь!
Отец ещё постоянно грозился уехать жить на дачу, когда я женился на Ольге, но не решился, а потом у нас появился Павлик, и отец трансформировался в деда, позабыв про свои угрозы. Теперь Павлик большой, на следующий год в школу пойдёт и отец, с чистой совестью, действительно решил перебраться на “фазенду”, так он именовал небольшой двухэтажный домик.
Жена порхала словно бабочка вылупившаяся из тесной личинки. Ей не нравился район – слишком серый; ей не нравился дом – слишком ветхий; ей не нравились люди, которые здесь жили – слишком быдловатые. Однако она всё это терпела, за неимением лучшего.
У Ольги, помимо неё самой, было ещё две старшие сестры и обе с мужьями и с выводком детишек. И все они ютились вместе, с её отцом и матерью, пусть и в просторной, но всё-таки двухкомнатной квартире. Поэтому вырваться из коммунального хаоса, пусть даже в пятиэтажную хрущёвку у кольцевой дороги, она была не прочь. Тем более что отец принял Ольгу как родную, относился к ней бережно, помогал по хозяйству. Известие о том, что нам дадут новую квартиру, пусть и в Подмосковье, её невероятно радовала. Она бредила этим переездом, жила им. Мыслями и душой, Ольга была уже там, в новой, нетиповой многоэтажке на двадцать первом этаже.
Что касаемо сына, то Павлик не разделял ни моего скепсиса, ни радости матери. Сложно сказать почему, возможно, он ещё не прикипел, в силу возраста, к этой земле, к этому дому. В школу он ещё не ходил, во дворе, крепкой дружбы у него тоже как-то не сложилось. Поэтому, что здесь, что там, жизнь для него ещё только начатый лист. Ещё не успел он впустить в своё сердце чувство любви к какому-либо месту. Не почувствовал он ещё, что такое Родина. Не та великая и огромная, раскинувшаяся от Балтийского взморья до берегов Камчатки, другая, та маленькая, которая навсегда останется у него в душе, где бы его, впоследствии, не мотало по жизни.
Только когда отступит нейтральное восприятие и скопится, что-то личное, тогда и появится в нём чувство Родины. Когда всё, что он будет видеть вокруг себя, будет ассоциироваться с какой-то историей, воспоминанием, плохим или хорошим. Только тогда действительность перестанет быть картонной декорацией.
Переезд давался мне тяжело. Я понимал, что ничего не изменить и что нужно отпустить и начать заново, но всё равно, я упорно цеплялся за воспоминания. Я понимал, что на новом месте не будет людей, вернее люди будут, но они будут чужими, не будет там, на новом месте, той экосистемы, что десятилетиями выстраивалась здесь? Вот так, с щемящим сердцем и тревогой, я покидал родной дом. Через полгода его должны были снести, вместе с соседними, и построить на их месте очередной безликий торговый центр.
И вот, спустя какое-то время после переезда, я оказался, неподалёку от старого дома. Ну и завернул, посмотреть, как стоит он, печалится, одинокий и заброшенный своими хозяевами.
Ограждённая металлическим забором наша пятиэтажка застыла в ожидании своей физической смерти. По факту она уже была мертва, ведь дома погибают, когда из них уходят люди. Вот и наш дом высился бездыханным китом, выброшенным на берег. Чёрные провалы окон зияли, наводя тоску. Я отыскал наши, на пятом, и сразу вспомнилась мама, как выглядывала она с балкона и зычно, максимально набрав воздуха в лёгкие, кричала мне.
– Саня, а ну, марш домой!
И я, нехотя, шёл опустив голову. Особенно не хотелось покидать двор, если кто-то из моих товарищей, ещё не окликнутый своими, оставался на улице. Но затем кричали матери моих приятелей, выходили отцы с армейскими ремнями, на которых тяжело желтела пряжка с гербом почившего государства, которое они когда-то клялись защищать верой и правдой , и загоняли особливо глуховатых чад. Словно это было вчера, а не много лет назад, и я слышал эти голоса, которые слились для меня в гулкий унисон.
Пора было уходить, ехать в новый дом. Вернее ещё совершенно не дом, а помещение, где я проводил время и пытался день за днём выстроить быт. Новое жильё было ещё холодновато и не обжито. Не было в нём той теплоты, которым было до краёв наполнено это наше старое жилище.
Ездить до работы теперь приходилось дольше и тут возникал ещё один вопрос, который окончательно должен был вырвать старые корни, которых я по совету Бориса Борисыча исправно держался, чтобы стоять. Становилось совершенно ясно, что придётся искать новую работу. Уезжать чуть свет, а возвращаться впотьмах было неудобно, масса времени безжалостно и бесполезно уничтожалось в бесконечных пробках, которые с утра тянулись в Москву, а вечером обратно в область.
Вот так вот на четвёртом десятке приходилось начинать жизнь с чистого листа. Тяжеловато конечно, но у жизни свои законы и чтобы выжить нужно под них подстраиваться, иначе будет хаос, а стихийных событий и без того хватает в нашей непредсказуемой жизни. Любит у нас страна, доля видать у неё такая историческая, преподносить своим обитателям разного рода сюрпризы.
В тот самый момент, смотря на чёрные пустоши окон, я отпускал своё прошлое. Отрывал от сердца прикипевшую пенку воспоминаний, навсегда прощаясь со своим детством и юностью, навсегда прощаясь с тем местом, которое долгое время было моим домом. Теперь я точно понял, что никогда больше не увижу его, да и не хотел я видеть его вот таким, осунувшимся и не ухоженным, покинутым.
Я не сдержал слёз хоть и крепился, навернулись на глаза. Сентиментальным становлюсь, наверное, старею. Да и слишком многое выпустил из себя, такое не проходит просто так, невозможно сдержать эмоции, когда прощаешься по сути дела с самим собой и своими близким – живыми и мёртвыми, которые остались навсегда здесь, в этой пятиэтажке.
Уходя, я ещё раз оглянулся, чтобы свериться со своими эмоциями, чтобы понять, что действительно всё. Сев в машину, я поехал в сторону кольцевой дороги, которая вела меня к новому дому и новой жизни. Где всё будет по-другому, что не обязательно должно было быть плохо. И к этому другому тоже можно привыкнуть и возможно, в скором времени, полюбить. Наверное, чем старше я становлюсь, всё больше и больше принимаю, и понимаю, толстовскую позицию отца. Я ехал навстречу стремительно темнеющему небу, где позади пылал рассыпающийся по горизонту закат, оставляя, в догорающем этом пожарище, своё прошлое.
Другие публикации автора:
Автор публикации
щемящее, до мурашек…я скучала по вашей прозе. Намоленность стен это очень важно. У меня дочь развелась с мужем после переезда в новостройку, хотя в старой пятиэтажке они жили душа в душу. Да и самой в недалеком будущем предстоит переезд, возможно даже в другой город, с ужасом об этом думаю. Вы затронули мои глубинные чувства, спасибо! И приветствую вас на сайте!
Здравствуйте Алла! Тоже рад вас видеть. На самом деле текст и для меня в некоторой степени оказался пророческим. Спустя несколько месяцев после его написания у меня состоялся переезд… Вот как тут не поверишь после этого в силу слова?
? а я только что написала в жанре ужасов! не накликать бы беду))
?
попробовала себя в новом жанре. Никогда даже не читала ужастики, а тут в голову взбрело. Сейчас опубликую. Вообще сайт располагает к творчеству. Тут в играх так наупражняешься, что хочешь не хочешь начнешь писать. Загляните, если интересно.