Люблю деревьев тоненькие руки,
Когда они — в звенящей тишине,
Как после продолжительной разлуки,
Самозабвенно тянутся ко мне.
Когда они — в звенящей тишине,
Как после продолжительной разлуки,
Самозабвенно тянутся ко мне.
Люблю я их шершавые морщины,
Их листьев густоту в полдневный зной
И крон заиндевелые седины,
И кипень белоснежную весной,
И кружево, сплетенное ветвями,
И как они, наперекор ветрам,
Вцепившись в землю крепкими корнями,
Неудержимо рвутся к облакам.
Их листьев густоту в полдневный зной
И крон заиндевелые седины,
И кипень белоснежную весной,
И кружево, сплетенное ветвями,
И как они, наперекор ветрам,
Вцепившись в землю крепкими корнями,
Неудержимо рвутся к облакам.
И внятно мне их вечное стремленье
Вершину к небосводу прислонить,
Чтоб выполнить святое повеленье:
Высокое с земным соединить.
Вершину к небосводу прислонить,
Чтоб выполнить святое повеленье:
Высокое с земным соединить.
Другие записи автора:
Автор публикации
Не уходи, побудь со мной!
Вроде бы всё сочно, образно, но…
Но «прислонить — соединить» — рифма не очень кошерная. Да и «стремленье — повеленье, морщины — седины, ветвями — корнями» образуют не слишком сладкие парочки. Грамматические рифмы, конечно, не так страшны, как их малюют, но когда их явный избыток, они царапают и слух, и глаз. Корнями.