А у меня
голова — не голова,
а дымом надутый шар.
Я давно обменял
молчаливость шва
на кричащий недр пожар.
Мне лучше так.
Мне лучше выть и рычать.
Мне лучше к ночи сипеть.
Мне лучше мрак,
чтоб Господняя печать
меня не касалась впредь.
Ни впредь, ни вновь,
незнакома никогда,
без венца и без погон.
Мой Бог — Любовь.
Голова — не голова:
дымящийся камертон.
Я сам себе
синоптик, хозяин, враг;
я настройщик без фоно.
И по судьбе
всё не быть, не стать никак
тем, кем мне стать суждено.
Город, август,
в деревне ль холодный час —
по жилам всё та же кровь.
Храм пуст. Парк пуст.
Ваш Бог не услышит вас.
Мой Бог — в голове: Любовь.
Я буду петь,
выть, рычать, сжигать мосты
и не брить скулы у шва.
За спиной треть,
впереди жизнь и кресты,
и дымная голова.
Голова в дыму, шашлыки на гриле,
Я сижу на бэкярде собственной вилы,
Громов зря ты не жди ни стихов, ни любви,
У Жемчужины осень в голове, уж прости…
Ах, Перлитта, какая осень?
Твоё сердце звенит весной.
Говоришь, в волосах проседь?
Ты всё можешь – её воспой
Ладно, попробую ла тебя;)
Я бы поменяла кое-где акценты, Коль. Если позволишь…
А у меня голова
— не голова,
а дымом надутый шар.
Я давно обменял
молчаливость шва
на кричащий пожар недр.
Мне лучше так.
Мне лучше выть. Рычать.
Лучше к ночи сипеть.
Лучше мрак,
и чтоб
Господня печать
не касалась меня впредь.
Ни впредь,
ни вновь,
не знама мной никогда,
без венца,
без погон.
Мой Бог — Любовь.
Голова — не голова:
дымящийся камертон.
Я сам себе
синоптик,
хозяин, бог.
И пока
всё – не быть.
Не стать никак тем,
кем призвано стать.
Город, август,
в деревне — холодный час.
По жилам — всё та же кровь.
Храм пуст. Парк пуст.
Ваш Бог не слышит вас.
Бог мой— в голове: Любовь.
Её буду петь,
выть, рычать, жечь мосты
и скулы не брить у шва.
За спиной треть,
впереди две, кресты…
и дымная голова.
вот как-то так. Это не догма. Можешь прочесть и забыть. И с богом на “Вы” (т.е. с большой буквы) иудеи обычно.
И да, мне понравилось. Ты начинаешь себя отпускать и мне это нравится. Любой дисметрический стих – это свобода. Доброго тебе утра