Шаман

Под взором тысяч предков,
Ушедших звёздами на небеса,
Как бывает в сих краях не редко,
Король следил за жестами жреца.

Натёртые до блеска кости,
Носивший мозг когда-то череп.
Уснувший стражник на погосте
Мечтал при краже о карьере.

Начался вдруг безумный танец,
Вокруг сердитый воздух замерцал.
Танцор на землю, затем встанет,
Приблизился обряда в скорости финал.

Три пальца поднял вверх он,
Заклятье тихо зашептал,
Поток энергии тут треснул,
От гор послышался обвал.

В снегу, сорвавшемся с вершины,
Усталый путник погребён,
Душа его спешит к ним,
Пылая праведным огнём.

Поняв, что дело стало худо,
Шаман метнул предметы прочь.
Король, каким-то чудом,
Поймал всё, думая помочь.

“Ловкач и смелый воин” –
Промолвит в царствие любой,
Чему в довесок вторит
Изрядный вдовий вой.

Глаза его уставились на свет,
Среди ночи казавшийся светилом.
Не видел он, что мчится вслед.
Недевенье правителя смутило.

Прищурился, ища ответа,
Сокрытого от глаз людских.
Шаман сбежавший, где-то
Молил Богов чтоб гнев утих.

Владыка гор увидел смерть,
Ему душа мила та стала.
Тем временем взывавший лицемер,
Шатал душевные столпы астрала.

– Ко мне взываешь, жалкий недомерок,
Чьё имя проклято с рожденья?
Твоя судьба быть массой серой —
Не лезть в магические звенья.

Твоя хозяйка знает о тебе,
Нарушившем древнейшие устои?
Коль да — гадалкам не хватает бед,
Раз их щенки в моих покоях.

Нет в мире этом человека,
Рождённого пусть даже мной
Что смелости набравшись реки
Энергии марал собой.

Последний год же вас тут много.
Ползёте из своих загаженных щелей.
Не мучает ли вас тревога,
Что взор падёт хозяина штурмуемых дверей?

Шаман — слуга вчерашний ведьмы,
Дар речи в страхе потерял.
Губами шевелит лишь бедный,
Надеясь пробудить портал.

– Ответ не дашь, убогий слизень?
Что-ж выбор твой, твоя судьба.
Лишь помни, ветер свиснет —
Закончится никчемная волшба.

Промолвив, взор могучий отвернул.
Душа кометой мчавшаяся с гор,
Пугая злостью полную луну,
Приблизилась к царю в упор.

Монарх увидел нечто,
А нечто видело предмет.
Внутри вулканной речкой
Кровь вспыхнула в один момент.

Мгновенье боли – неизвестность.
Души две полетели прочь,
Шаману стало интересно,
Кто жизнь спасти рискнёт помочь.

Тревожным вторя мыслям,
Два стража ворвались.
Лишив поступки смысла,
Пред пеплом пали ниц.

Секунды шли, затем минуты,
Защитник правый поднял взор.
Нашёл того, что ужасом опутан,
Строжайший взгляд в него упёр.

– Что стало с ним, с чего лишь пепел
Остался от могучего царя?
Напуганный лишь шарил слепо,
Сбежать пытаясь, но всё зря.

За время краткое, две пики,
Видавшие не раз уж кровь,
С владельцами сквозь прах великий,
Шамана усмирили в несколько тычков.

– Я требую достойного суда,
Набравшись чудом духу,
Пытался с страхом совладать.
За что поймал вновь пику брюхом.

Разгневанные слуги сгубили бы глупца,
Помстившись за того, кому служили.
Тут в дверь войдя при удальцах
Два мага старых всполошились.

– Я видел дух, летевший к башне,
Предвидел зло, да не поспел.
Согнувшись в плаче страшно,
Огнём старик чертал десяток стрел.

– Не время, нужен суд.
Сказал второй, развеяв чары.
Иначе завтра вознесут
В герои смерда все смутьяны.

Темницы мрачные решётки,
Державшие собой не раз,
Отцеубийц и бардов кротких,
Чей пыл тут в скорости угас.

Клонили исподволь злодея,
Поведать пред судом,
На что монарх надеясь,
Связался с сельским дураком.

Усталый кашель из соседней,
Закрытой дверью темноты,
Откуда глаз, взиравший бледно,
Мечтал наружу заползти.

Пугал немалым сроком,
Что владелец просидел,
Наказанный злым роком,
За преступность своих дел.

Смех стражника неясный,
Приблизившись в ночи,
Сопровождённый властной
Поступью реальность омрачил.

Рукой огромной, сняв засов,
Второй тряхнул с цепями,
Пустив во тьму, без всяких слов,
Того, что прежде лакомился тлями.

Мохнатых восемь лап неспешно,
Смакуя миг тот поплелись,
Зачем? Ведь среди здешних,
Никто не убежит, коль уж взялись.

Громчайший крик промчался всюду,
Затронув каждого в тюрьме.
Все поняли, вот стал лишь блюдом
Ещё один в кромешной тьме.

Шаман забился в дальний угол,
Колени в страхе обхватив.
Пленённый истинным испугом,
Зрел стражника, свистевшего мотив.

Молитвы шля известным,
Богам, чьи имена не раз,
Слыхал в трактирных песнях,
Меся ногами мимо грязь.

Несчастный прожил до утра,
Глаза смыкались не едино,
Взывая к снам, где мог удрать,
Как тот час виделся мужчина.

Паук управился так быстро,
Сорвав всё стражнику веселье,
Ведь тот кусками тело выскреб,
Лишённое привычных звеньев.

Шаги казались громом.
Неужто снова божий гнев?
Спустился может с гор он,
Неся несчастия стране.

Картина лучше или хуже,
Напуганный понять не мог.
Стоял улыбчивый снаружи,
Знакомый страж, давя смешок.

– Цареубийцей быть хотелось сильно,
Прославить род свой и себя,
Желал чтоб на могильник
Ходили те, кто истинно скорбят.

Потешнее, пожалуй, ты шута.
Тот знает своё место.
Никто не станет о тебе шептать,
Даря тебе известность.

А знаешь, что, смешной убийца?
Шептать стал стражник, голову склонив.
Давай сыграем чуточку в провидцев,
Скормлю тебя и ты развеешься как миф.

Мой друг не любит смелых,
У них причудливые соки.
Вот ты – другое дело,
Сидишь здесь одинокий.

-Не хочешь? Вижу, вижу.
Боишься лап мохнатых.
Так подойди ко мне поближе.
Шепну, что не должны слыхать Пенаты.

Глаза его блеснули,
Будто в поздний час,
Неглупый жулик,
Купца преследует таясь.

Шаман излишне глупым,
Явившись в этот мир,
Страшился стать бескостным трупом,
Не разгадавши стража игр.

– Ползи быстрей, несчастный, –
Негромким голосом манил,
Иначе скоро понапрасну,
Всё тело превратится в гниль.

– О чём же речь ведёшь,
Приблизившись так близко?
Сидит он здесь не за грабёж,
Принёс ему записку?

Быть может заговор широк?
Ну в самом деле, этот умник,
Мудрейшего убить ли мог,
Царя, при том бесшумно.

Перед тобой почти что пустота,
Живущая последние мгновенья.
Случится вскоре суд там,
Затем в огне забвенье.

Махнув куда-то в стену,
Устало молвил старый маг.
И не было сомнений,
Что всё случится так.

Сменившийся в лице мучитель,
Склонивши голову утратил пыл.
– Великий маг, простите.
На два-три шага отступил.

Когда людское недовольство,
Окутает все стены,
Найдутся добровольцы
Приблизится к сиему телу.

Тогда веди его с позором,
Пронзая толпы словно меч,
Чтоб каждый из простого люда,
Недовольство мог изречь.

Несчастного власа летать хотели,
Аль так подумал недомаг,
Отгородившийся соломенной постелью,
Как уличённый в воровстве батрак.

Настал тот час,
Тюрьмы хранитель,
Не слыша тонкий глас,
Опустошил темницу подленько смеясь.

– Убей сейчас, не нужно боле!
Мои страданья сосчитать дано
Лишь старцу, что по духов воле,
Обжил незримое, нам, смертным дно.

Ещё один за день единый,
Властитель мира голос услыхал.
Скользнув рукой по паутиной,
Обросшим записям он дал сигнал.

В единый миг проснулось море,
В нём каждый камень зашептал,
В едином такте рыбы вторят,
Встревоженно все мчась меж скал.

Рука вторая старца на коралле,
Что всех камней собрал слова.
Актиния мрачнеет, видя дали,
Истории лишённые сто лет едва.

У уха рыб гроза – древнейшая акула,
Ей сотни лет назад исполнились века.
Собравшись с силами шепнула
О тайнах, сгубивших сказки берега.

Там ныне в мороке химеры
Огнём соим прогнать всё прочь
Пытаются охваченную серым,
Пришедшую на вечность ночь.

– А я ведь мог тебя бы прежде,
Отдать дружочку своему,
Чтоб старый маг, найдя одежду,
Узрел лишь кости да слюну.

Но ты ведь…оборвался голос,
И цепь тянула дурака к земле,
В углу, где старый хворост,
Подвергся стражник пленников судьбе.

За что не умереть спокойно?
Задал шаман немой вопрос,
Закрыв глаза тревожным
Заливаясь потом.

– Ну что, пришлось не сладко,
Мой верный глупый ученик?
Раздался голос звуков кратких,
Что издавали жвала паучих.

О, Госпожа, за мной пришли вы!
Я каждый час молился до крови
Стирая данные мне губы,
Лобзавшие лишь вас вдали…

Начавшийся из слов фонтан,
Что слышался хозяйкой прежде,
Хваливший тонкий её стан
И выбор красочной одежды

Умолк подобно стражу,
Лишив собравшийся народ,
И шанса обнаружить кражу,
Забытую за смертью властителя господ.

События сего причину,
Сгубившей дурня и царя,
Узреть дано лишь божию личину
Носящим до ужасного столь дня.