Ещё чуть-чуть не говори,
пожалуйста,
от искр-слов уже горит
пожар в устах.
Давай немного посидим
в молчании?
Сотрём границы середин
нечаянно,
и на ступеньках, будто бы
на лавочке,
давай смотреть в проём избы
на лампочки?
Как лето в дождь исподтишка
течёт к концу,
и пудра с крыльев мотылька
летит к лицу,
как вырываются сквозь дыры
сеточки
пророками Земфира и
Монеточка.
Ещё чуть-чуть, и нас с тобою
допоют,
под старой кровлей опустеет
наш приют,
мы улетим, и наизусть
захочется
запомнить ласковую грусть
того крыльца.
Как всегда – блестяще! Тонко и глубоко, нежно и грустно…
Обложка к стихотворению тоже очень понравилась: она напомнила мои посиделки в России.
Известный в городе фотограф объявлял “Праздник Сакуры” и весь местный “бомонд” съезжался к нему на дачу. У него на даче росло кривое дерево неизвестной породы, которое весной расцветало бело-розовыми цветками.
– Это Сакура, – говорил фотограф, ничего не смыслящий в ботанике, и все ему безоговорочно верили.
Все – это: писатели, поэты, музыканты, девочки-модели, иллюзионисты, и прочая богема, как пел Шарль Азнавур, жарили мясо, напивались до беспамятства и любились до этого же состояния. И говорили, пели, декламировали, пили, ели, и так по бесконечному кругу. Кто-то уезжал, кто-то приезжал, а фотограф фотографировал всех нас, пока мог держать камеру в руках.
…Примерно через трое суток уползали самые стойкие – до следующего года, когда неизменно расцветало кривое дерево по весне.
Наша Сакура.
Спасибо, Чувак, что поделились этим эпизодом. Атмосферно так описаны ваши встречи! Мне посчастливилось один раз побывать на такой тусовке – помнится, по случаю годовщины смерти Курёхина, в какой-то огромной старинной квартире в центре Петербурга. Мне было 17 и, конечно, я не всекал всего очарования того вечера, закатывал глаза и преимущественно кутался в сигаретном дыме на кухне. А ведь там играли и пели, читали стихи с книжек и разговаривали о чём-то хрупком и тонком. Сожалею, что не оценил тогда сходки, отказывался от снимков на древние плёночные, ни с кем не поболтал, толком ни познакомился. А ведь все и всё вокруг меня было натуральным, таким открытым и честным, восхищающим своей простотой. Сейчас я это понимаю)
Теперь хожу на творческие вечера приятелей-музыкантов/поэтов в клубы и квартиры, и закатываю глаза, но потому что здесь – не там. Здесь не так и не то, ярмарка амбиций и деланой искренности. Всё какое-то клишированное, надуманное, а главное – лишённое аутентичности. И вот что я хожу на эти вечера, зачем? Творчество других должно вдохновлять, а не топить в меланхолии и озадаченности. Какая там сакура! Едва дышащий жиденький кустик жимолости, на нём тебе ни цветов, ни, тем более, ягод – так, пара сожранных гусеницами листочков. И что делать с этим со всем – я не знаю. Наверное, просто беречь в памяти ту огромную старинную квартиру в центре Петербурга, и своим творчеством стремиться куда-то туда, куда-то к той неземной курёхинской тусовке. И наверное, не терять оптимизм) авось, ещё случится в моей жизни арт-волшебство))
Ваш комментарий сам по себе уже арт-волшебство. Его чтение можно прописывать в терапевтических целях)) А будь это бумажное письмо, получатель (любого пола) носил бы его с собой, в тяжёлую минуту доставал и перечитывал, а потом снова прятал уже зачитанный до потрёпанности листок. Так в нём всё искренне, тонко и хрупко * чуть выдохнула от восхищения и ушла в привычный и родной фарс )))*
Как говорил Жванецкий, таких людей надо накрыть куполом и беречь, поставив рядом человека при оружии.
Mr.Gromov совершенно уникальный человек, с обнажёнными нервами, тонко чувствующий природу вещей. Мне кажется, именно ради таких людей женщины жертвуют всем: карьерой, своей жизнью и детьми.
Сердечно благодарю вас за такие тёплые слова!
Спасибо, ОбляЧКо) за эмпатию. За высокие оценки моих произведений! Очень радостно читать ваш комментарий и видеть десятки в колокольчике 🤗
Да, это очень важно, и я Вам объясню, почему.
На первой или второй встрече на празднике сакуры, один поэт, с нервным и жёстким лицом, представил на наш суд новый сборник стихов для детей.
Он читал тоненькую книжечку вслух, а мы все ржали, потому что это были очень весёлые стихи для детей, и мало кто заметил, что у поэта, читавшего свои стихи, всё время лились слёзы по щекам.
Много позже я узнал, что этот поэт потерял сына: он полез купаться в озеро и утонул. Мальчику было 5 лет, а папа (поэт) не уследил за ним.
Из петли его вытащила женщина – его муза – и буквально заставила творить. И он написал этот сборник, в качестве посвящения своему погибшему сыну.
И благодаря этому смог жить дальше. И я даже видел слабую улыбку на его лице.
Иногда.
Мне очень знакома эта боль, я понимаю, о чём вы и он, поэт. Мне было 21, а жене и дочке навсегда 20 и 5 месяцев соответственно. И петля была тоже, а сейчас вон, ходит эта муза-спасительница за окном слева, и бурчит, что кофейные кружки по всему дому расставлены)
Правда, моя трагедия сработала иначе. Почему-то психика начала безжалостно уничтожать память, душа, закапывая и бетонируя жизнь до случившегося. Были сожжены все стихи и фотографии, не осталось ничего. Сейчас остро ощущаю, что на одном моторчике-сердце, одними и теми же глазами, живётся уже вторая жизнь. Вааааабще другая жизнь. И мне чертовски трудно вспомнить что-то светлое из прежней жизни, один мрак, темень, суета. Как ваш приятель-поэт совершил этот литературный подвиг – мне непонятно, потому искренне удивляюсь его силе и вере.
Этот “подвиг” ничего не решил: поэт пил – до и после – и, в конце концов, спился. Наверное, у кого-то осталось в библиотеке несколько сборников его стихов. А тот, для детей, который он декламировал навзрыд, остался у моей бывшей жены, с дарственной надписью. Мне даже дико сейчас об этом вспоминать.
Я сожалею о том, что случилось в Вашей жизни. Простите великодушно, я не знал 😧