Если вдуматься, то все началось сразу после ухода жены или гражданской супруги, – называйте, как хотите, просто Николай не сразу это осознал. Догладывался, но мыслил он, на тот момент, как человек разумный и рациональный, а рациональные люди во сверхъестественное не верят, – поправьте меня, если ошибаюсь.
С Татьяной он прожил вместе, без малого, четыре года – и именно, что «без малого», ведь в ее возрасте уже во всю задумываются о детях, да и Николай с каждым годом уже не молодел. Тридцать восемь лет – это, знаете ли, уже не шутки, да и Татьяна всего на пять лет моложе. Говорят, что со вторым дитем уже проще, но для первого ребенка время-то уже поджимает.
Коля все это прекрасно знал, его рациональная часть души все это видела и понимала, но шагов на встречу не делал. И нельзя сказать, чтобы он был трусом – вовсе нет, как человек взрослый и взвешенный, Николай задавался вопросом – «а готов ли я к началу семьи?» и не решался с ответом. Сказать по совести, он давно был готов, просто выжидал удобного момента, который так и не настал.
Драмы в семье Сазоновых водились не часто и уж тем более – без кулаков, но на этот раз все зашло куда-как дальше линии, той самой линии – за которую выходить не нужно «ни в коем случае», – я вам скажу.
Слово – за слово и вот уже Коля – недееспособный импотент, заменивший футболом все прелести любви и брака, а это, ребята, уже не шутки. Ну и Николай, будучи человеком сдержанным, на этот раз в долгу не остался: толстая и нехозяйственная, – да разве можно так на жену говорить?
Татьяна ушла, покидав за пол часа все вещи в несколько сумок, а Коля так и остался сидеть на диване, – он же мужик, а настоящий мужик за свои слова ни перед кем не извиняется. До него только потом дошло, как бы поступил на его месте настоящий мужчина, но прошлого уже не воротишь, хотя он на это надеялся, да надеялся еще как!
Все происходящее начало твориться уже на следующее утро, но опять-таки, если отбросить все здравомыслие, которое мешает видеть вещи под нормальным углом. Сперва его не заметила соседка – тщедушная старушка преклонного возраста зашла в лифт, где уже стоял Коля и, затаскивая вслед себе свою сумку на колесиках, пребольно стукнула Николая своим, простите, – задом, опять-таки прошу прощения, – в перед. В тщетной попытке избежать столкновения, Коля вжался спиной в кабину лифта и до слез зашиб копчик о задний поручень лифтовой кабины.
– Ой! – неловко обернулась Зинаида Ивановна, – Коленька… а я тебя не заметила, – после этих слов старушка сплюнула и перекрестилась, в стеклянной кабине нового лифта все было прекрасно заметно.
Николай большим ростом не мог похвастаться, но метр восемьдесят три в нем было и все это на ряду со ста двадцатью килограммами веса, Зинаида Ивановна вселила, как минимум, вдвое меньше, да и ростом она доставала Николаю до плеча еле-еле, а кабы не каблуки… В общем, если бы Коля не заметил старушку – ничего удивительного бы не было, но вот наоборот получилось забавно.
Не придав особенного значения утренней встрече в лифте, Николай вышел из подъезда и пошел в сторону припаркованной машины. Двигатель взревел, чихая на холостых оборотах едкими парами отработанного газа, хорошо прогреть машину времени не оставалось, утренние пробки уже во всю начинали образовываться на дорогах, и Николай медленно двинулся по двору в сторону выезда. Справа промелькнула «девятка-жигуленок» и не сбавляя скорости, понеслась наперерез черному внедорожнику, резко затормозив, коля надавил на клаксон. В девятке оказался адекватный водитель, в его глазах читался удивленный испуг, в голосе сквозило откровенное извинение:
– Извини, друг! Не понимаю, как случилось, что я тебя не заметил!
Пожелав друг другу хорошего дня, водители выехали со стоянки. И снова где-то в глубине сознания у Коли тонко-тонко прозвучал колокольчик, но тут же смолк под натиском «разумной составляющей». Машина у Николая была уже далека от идеала, да и год выпуска говорить не хотелось, но все равно – как можно не заметить черный внедорожник, Коля не понимал. К тому, что его присутствие приняли за отсутствие на работе, он уже удивления не проявил, – день сложился в чужую пользу.
Вечером Татьяна не появилась, что немного расстроило одинокого мужчину, хозяйничавшего в опустевшей квартире, но для звонка с извинениями – время, по Колиным меркам, еще не настало. Так прошел вечер и наступила ночь. Утро принесло новые сюрпризы…
– «Тюлюлю-тюлюлю-тюлюлю-лю, тюлюлю-тюлюлю-тюлюлю», – пропел будильник на телефоне, и Николай нехотя просыпался.
Будильник был поставлен «заранее» – за пятнадцать минут до начала подъема, что давало немного времени на то, чтобы окончательно проснуться. Но телефона на прикроватной тумбочке в это утро Коля не обнаружил, а ведь он всегда складывал вещи туда, где их место. И вот, первый раз за четыре года проживания в новой квартире, будильник на телефоне пиликал где-то на кухне. На удивление времени уже не оставалось, пора было садиться за завтрак, приготовленный собственноручно, умываться и одеваться на работу. С тем, что многие сограждане перестали его замечать, пока не столкнутся, Коля уже смирился.
День прошел быстро и снова наступил вечер, а за ним последовало сонное, хмурое утро. Телефон снова разрывался в прихожей, хоть на этот раз, Николай, практически, был уверен, что положил его на прикроватную тумбу. Татьяна и на второй день дома не появилось. Коля волновался, но опять-таки, не на столько, чтобы бросить все дела и позвонить-извиниться.
Перед тем, как лечь спать, он убедился, что телефон лежит на тумбочке, возле кровати, а рядом с ним лежит авторучка – если утром чего-то одного из двух на месте не окажется, значит…, впрочем, так далеко в будущее Коля не заглядывал.
Утром телефон снова пиликал, на этот раз из микроволновки на кухне. Уж туда-то он его точно не мог засунуть, выходит, в дом вернулась Татьяна. Но вопреки ожиданиям, входная дверь оказалась закрытой на нижний замок, закрывающийся только изнутри квартиры. Тревожные мысли пронеслись в голове Николая, одна за себя, вторая – за Татьяну. Что-то было не так и это еще очень мягко сказано.
Взвесив все «за» и «против» того, что Татьяна каким-то образом смогла открыть внутренний механизм дверного замка, Коля сделал вывод, – «что это очень мало вероятно», выходит, что дело именно в нем. И что тогда, – лунатизм, паранойя? Какие болезни заставляют человека вставать ночью с постели и перекладывать вещи с места – на место, да так, что утром он этого и не помнил? Утешительных ответов на эти вопросы Николай не предвидел. По-хорошему, нужно было немедленно обратиться к врачу, а еще лучше – явиться на прием к узкопрофильному специалисту, но как вы себе это представляете? Как человек здравомыслящий, Сазонов прекрасно понимал последствия такого визита, которые не пройдут мимо, можно не сомневаться! Из подобных организаций или учреждений, а хрен – редьки не слаще, незамедлительно ляжет бумага на стол в отдел кадров – по месту работы, а в последствии и по месту жительства, отберут право на вождение легкового автомобиля – за ненадобностью, да и вообще – это же клеймо на всю жизнь. Такие последствия Николая очень страшили.
Оставалось одно – «жить по средствам народной медицины». Вероятно, это две разных фразы, но тут уж – как хотите. И Коля жил, вернее – попробовал.
Снотворное в аптеке выдали без рецепта, но помогало оно… если вообще помогало. Антидепрессанты, опять-таки, без рецепта – из серии «негрустин», вот и все, чем сумел разжиться горемыка-Николай.
И снова вечер. Телефон лег на тумбочку возле кровати – это Сазонов запомнил твердо, перед тем, как провалиться в сон. Уснул он быстро и без снотворных, в сновидения не углублялся, но проснулся до неузнаваемости разбитым. То, что телефон снова пиликал на кухне его уже больше не удивляло.
Кризис наступил на пятую ночь к ряду – когда здравая мысль, залетевшая в голову Николая, посоветовала ему купить веб-камеру: включается по датчику движения, а утром можно будет посмотреть, кто гуляет у него по квартире. На этот раз, Сазонов твердо решил довести дело до конца и, если того потребуют обстоятельства, – незамедлительно начать лечение, промедление в таких делах подобно самоубийству. Вот тут-то все и началось.
Он проснулся ночью, за долго до работы будильника, телефон лежал на тумбочке, возле кровати. Вроде бы, все шло, как должно было идти, вот только, что-то не6давало Коле покоя, шестое чувство, если вы в него верите. Коля не верил. Он лежал молча, уставившись в потолок и слушая тиканье настенных часов в коридоре. Закрыл глаза, но сон не шел. Предчувствие надвигающейся беды томило душу Николая, не давало несчастному погрузиться в сон.
– Трррр-Тррррр-Тррррр, – пропел навороченный смартфон голосом сталинского аппарата, Коля остолбенел.
Наручные часы показывали половину второго ночи, – какой же идиот беспокоит его в столь поздний (или ранний) час? Трясущейся рукой Николая нажал кнопку ответа и приложил к уху динамик телефона.
– Оно на кухне, – прохрипел старческий голос и в трубке повисла тишина.
Кто на кухне? Что на кухне? – Николай не знал ответа!
Она на кухне? – может быть Татьяна вернулась? – эта мысль принесла ему облегчение и тут же виброзвонок телефона известил его о новом входящем сообщении.
-«не ходи туда», – гласило оно.
Коля окончательно проснулся и принялся изучать журнал вызовов в телефоне, чтобы увидеть – кто шутит с ним подобные шутки, но телефон показывал, что последний звонивший беспокоил Сазонова несколько дней назад, входящих сообщений не было вовсе. Коля замер, пытаясь собраться с мыслями. Если на кухне кто-то непрошенный, что делать в этом случае? Оружия в доме Николай не держал, а в спальне-то и подавно – опаснее авторучки ничего не имелось. Проверять кухню ему не хотелось, но вместе с ним проснулся и мочевой пузырь, так что – в туалет сходить было нужно.
Коля нехотя встал с дивана, пытаясь попасть ногами в тапочки и тут позади него раздался протяжный скрип дверных петель. Стоит ли говорить о том, что ранее двери в квартире Сазоновых никогда не скрипели? Николай присел и резко обернулся, пытаясь вглядеться в темный провал дверного проема, и! Уже через секунду он в себе сомневался, но ранее на мгновенье, Коле показалось, что на уровне груди он увидел в двери два желтых, блестящих зрачка. Что-то теплое и уютное укутало ноги, погладило колени, – «твою налево, обмочился!» – сквозь тихий истерический смех подумалось Коле.
Страх понемногу отпускал Николая, и, наконец, он решился, – громко шаркая подошвами тапок, он направился к коридору. Самый страшный зверь в квартире – это ее хозяин, попробуй попадись ему на глаза!
На глаза Коле никто не попался, но нос уловил зловоние посторонних духов. Что-то хорошо и до боли знакомое, из серии тройных одеколонов, во всяком случае, из тех же годов. Раньше такого запаха в своей квартире Сазонов не замечал.
И Шепот. Шёпот доносился из кухни, оттуда же слышалось приглушенное позвякивание ложек. «Ну на этот раз, это точно Татьяна! А иначе – как объяснить все вот ЭТО», – машинально подумал Коля, направляясь к выключателю, расположенному в коридоре, возле входной двери.
Свет зажегся и погас, но моргнувшая лампочка успела высветить могучий силуэт дородной дамы, загородивший собой весь дверной проем между кухней и коридором. В этот момент Коля успел подумать о двух вещах, – «эта женщина совсем не Татьяна» и, – «да у нее же шея, длинной с мою руку». Женщина фыркнула, не по-женски, как дикобраз и коля побежал, стремительными рывками понес свои сто двадцать килограмм бесполезного мяса обратно в спальню.
– Что дальше? Хватать вещи и выбегать по-быстрому? Но куда можно отправиться в два часа ночи? На вокзал? – Можно и на вокзал, – немедленно кивнул себе Коля, главное – не оставаться больше в квартире.
Кажется, незнакомка его не преследовала, во всяком случае, звуков из-за двери больше не раздавалось, но последнее еще больше напугало хозяина. Застегивая непослушными пальцами пуговицы на рубашке, Коля снова услышал звонок сотового телефона, когда его рука потянулась к трубке, из глаз уже катились крупные слезы.
– Она тебя видела! Она теперь не отпустит! – без угроз, без эмоций, констатировал хриплый голос по телефону.
И Коля побежал. Так и не заправив в брюки рубашку, не натянув второй носок, он выбежал и остановился в прихожей, готовый в любой момент упасть и заорать.
Если бы кто-нибудь находился в этот момент на лестничной клетке, он бы наверняка услышал, как дерганье назад-вперед замка в дверном проеме сменяется плачем и мольбой из-за двери. Но на лестничной клетке было пусто. Дверь не открылась, замок заклинил, и Николай пополз к себе в спальню, понимая где-то глубоко внутри, что его спасение — это теперь не лестничная клетка, а семь этажей пустоты.
Дверная ручка, открывающая дверь в спальную комнату, не имела ни замка, ни защелки и единственным способом отгородить себя от незваного гостя, Николаю виделось – подпереть дверь собственным весом, сто двадцать килограмм живого веса, это вам не шутки, знаете ли.
В комнате было тихо и неуютно, по углам шевелились черные пятна полночной темноты. Временами Коле мерещилось, что чернильные кляксы движутся и из темного, шевелящегося месива, к нему тянутся щупальца и руки. Не в силах больше выносить темноту и неизвестность, Николай кинулся к окну, в надежде отдернуть штору и впустить в комнату немного света. Перемахнув через кровать, мужчина одним рывком отдернул плотную ткань занавески и комнату заполнил серебристый свет луны. Под потолком что-то хрустнуло, – наверное отскочил кронштейн, удерживающий на весу тяжелую багету, но сейчас это было меньшее из бед, нужно было возвращаться обратно, чтобы подпереть своим весом дубовую дверь, ограждающую тесную спальню от ночного кошмара. При свете луны дышать стало легче, барабанная дробь в висках понемногу утихала, Коле, даже почудилось, что все случившееся всего лишь плод разыгравшегося воображения, чего он раньше в себе не замечал.
Один шаг нерешительный шаг к двери, за ним второй, третий, – «конечно же, там нет ничего страшного, он посидит до утра под дверью, возможно, даже уснет, а утром жизнь наладится», – от этих мыслей Николая отвлек скрип открываемой двери…
-Ииииии, – пропели петли.
И дверь медленно распахнулась, обнажая за собой плотную черноту темного коридора. В темноте шевелилось что-то огромное, издавая звуки трущейся резины. С таким звуком штопор извлекает пробку из бутылки «Бордо», с таким звуком надевается противогаз, но сейчас этот скрип вызывал в Коле животное омерзение. Существо, издававшее эти звуки, в комнату не вошло, замерев на пороге.
– «Не посмеет! Тут свет и оно меня не тронет»! – пронеслось в голове Николая и в этот момент мерзкая, дурно пахнущая масса сделала шаг вперёд.
Позади несчастного манило оконное стекло, раскрашенное серебрящимся лунным светом, а впереди, за темным коридором, находилась спасительная дверь на лестничную площадку.
-«Не прыгну, черт побери, не прыгну! Буду бороться!» – решил Николай, но и в этом он ошибся.
Существо нерешительно постояло на пороге, затем сделала два быстрых шага по направлению к Николаю, уронило голову на бесформенное плечо и снова замерло, не сводя водянистых, крупных глаз от лица своей жертвы. Его гротескная, бесформенная туша постоянно менялась, что-то склизкое и мерзкое копошилось в жидких, слипшихся патлах, по животу и груди пробегали крупные волны складок. Одной рукой существо оперлось о ближайшую стену, издав при этом отвратительный скрип и оставив на обоях полосу мокрой слизи. Распухший до безобразия безымянный палец отделился от руки и извиваясь пополз вверх к потолку по английским обоям, зеленое, студенистое существо не обратило на это никакого внимания, его слезящиеся большие глаза, по-прежнему не отрывались от лица Николая. И снова два быстрых, стремительных шага сократили расстояние между существом и человеком, «с таким проворством двигаются тараканы», – было последней осознанной мыслью несчастного мужчины.
Звон стекла, глухой удар и вой автомобильной сигнализации, с трудом перекрывающий пронзительный женский крик это все, что осталось от ночи.
Меня выдернул из сна дверной звонок – раз, другой, третий. Долгие и протяжные ночные трели, раздавшиеся у моей двери в три часа ночи, не предвещали в последствии ничего хорошего. «Не открывать! Кто бы там ни был, он попросту не имеет права требовать меня посреди ночи», – но звонок трещал снова и снова, громко шаркая тапками, чтобы разбудить еще и соседей, я нехотя поплелся в сторону двери. На лестничной площадке слышались громкие, взволнованные голоса, судя по ним, за моей дверью стояло сразу несколько человек и среди них было, как минимум две гражданки, пытавшихся перекричать одна – другую.
Трое полицейских хранили молчание, ругалась моя соседка из квартиры напротив, отвечая в тон какой-то блондинке. Татьяну я узнал сразу, всех остальных видел впервые.
– Старший участковый Пономарев, – обратился ко мне один из полицейских, блеснув перед глазами своим красным удостоверением, – вы являетесь хозяином квартиры?
– Да, – честно признался я, не понимая к чему он клонит.
– Тогда попрошу вас проследовать в соседнюю квартиру для составления протокола!
Деваться мне было не куда, хотя я совершенно не понимал сути сложившейся ситуации. Лег я сегодня рано, за пол часа до одиннадцати, да и до этого навряд ли кто-то мог пожаловаться, на то, что у меня громко говорит телевизор, и тем не менее, я проследовал.
В соседской квартире воняло одеколоном, да так, что у меня уже через несколько минут начала кружиться голова – сказывалось последствие недавнего сна. Блондинка умолкла, а у Татьяны в глазах появились слезы. Но она не заплачет, это я знал за три года знакомства с соседями. В ее жилах текла южная кровь, а это уже кое-что значит. Высокая, смуглая, в меру красивая, она привлекала внимание не меньше, а может и больше, чем размалеванная блондинка с вырезом на груди и длинными ногами, в короткой юбке. Раньше я думал, что Татьяна родом из солнечного Кавказа – высокая, смуглая, с широко-поставленными раскосыми глазами, правильными чертами лица и высокими, волевыми скулами. Теперь же, увидев ее в несколько ином свете, я начинал склоняться, что в ней течет цыганская кровь.
Участковый, представившийся Пономаревым, продолжал строчить страницу за страницей, остальные молчали, бесцельно слоняясь из угла – в угол. В квартире царил образцовый порядок, если не считать жирных следов на полу, оставленных по всей видимости, босыми ногами, – «круглыми босыми ногами, не иначе – слонами», от этих мыслей меня отвлек старший участковый.
– Максим Александрович, а как же так получилось, что этой ночью вы ничего не слышали?
– Спал, – однозначно пояснил я.
– Допустим, и все же… – не унимался Пономарев, – допустим вы спали, но звон бьющегося стекла вы ведь должны были услышать?
– У нас с Ник…, – я вовремя прикусил язык, бросив взгляд на Татьяну, мне так никто и не удосужился объяснить причину ночного собрания, но кое-что из всеобщих разговоров я уже понял, – у нас с соседями стена общая, но она же несущая. И это в монолитном доме, тут стены такие, что стрелять буду – никто не услышит. Я турник вешал, промучился три часа к ряду, два алмазных сверла ухайдакал, – пояснил я, Татьяна кивала.
– Допустим, – снова согласился участковый, – но звук с улицы и вой автомобильной сигнализации вы же должны были услышать?
– У нас окна выходят на разные стороны дома, это только с виду квартирные двери рядом расположены, а внутри расположение комнат совершенно разное, можете ко мне зайти и убедиться.
Заходить Пономарев не стал, милиционеры откровенно зевали, да и сам он хотел, как можно быстрее закончить ночь. Мы расписались в протоколе, и полиция отбыла восвояси, прихватив с собой размалеванную блондинку, у которой пострадала дорогая иномарка в следствии падения, не к ночи упомянутого, соседа-Николая.
Перед отъездом, полиция еще раз обыскала квартиру, но никого постороннего в ней не обнаружили, хотя ситуация выходила странная. Инна, – так звали пострадавшую автовладелицу, утверждала, что после падения мужчины она посмотрела вверх и увидела, как из разбитого окна выглядывает какая-то лохматая старуха. Но дверь изнутри была заперта на внутренний дверной замок, который никак не открывался снаружи и полиция, вызвав жену Николая, теперь уже бывшую, вместе с ней взломала дверь соседской квартиры. Меня снова удивил тот факт, что меня не разбудила процедура взлома соседской двери.
Я остался наедине с Татьяной в опустевшей квартире. Хотелось спать, но и ее одну мне оставлять не хотелось, что-то подсказывало, что вся драма еще впереди.
– Не хотите ли чаю? – спросил я у хозяйки квартиры.
– Спасибо, Максим, – выдавила она улыбку, но это я должна предложить вам чаю.
– Не откажусь, – улыбнулся я в ответ.
Пока женщина кипятила воду, мы молчали, да и о чем, в виду с лучившегося, можно было говорить?
– Сахар будете?
– Если можно.
Она отворила дверцу настенного шкафа и извлекла оттуда пузатую сахарницу, очень претендующую на дорогой раритетный фарфор.
– Бабушка дарила. На свадьбу. На удачу, – пояснила Татьяна, перехватив мой взгляд, – только вот Коля о свадьбе не думал, хотя сахарница-то была подарена именно ему, я не пью чай с сахаром, а он без сладкого не мог…
Открыв крышку сахарницы, девушка замерла, – «нет, не может быть!», – подумал я, уже догадываясь о том, что лежит внутри. Замерев на полуслове, девушка вздрогнула и выронила на пол дорогую посудину. Тихий хлопок, щелчок и сахарница разлетелась на мелкие осколки, разбрасывая по полу свое содержимое. Среди груды осколков и сахара я увидел маленькую шкатулку, не больше спичечного коробка. Шкатулку покрывал красный бархат, поверх которого на большой неопрятный узел был повязан грубый, аляповатый бант. На конце банта черными нитками была привязана записка, – на мое счастье, девушка ее не открыла.
Она согнулась пополам, хватая ртом затвердевший воздух и со стоном отчаянья рухнула на колени, не обращая внимания, как фарфоровые осколки впиваются в ее загорелые колени. На белый сахар скатились крупные капли крови.
Две-три секунды стояла полная тишина, я уже хотел бежать к телефону, в поисках неотложки, но женщина взяла себя в руки, если вы понимаете, что я имею ввиду. Конечно, в руки она себя не взяла, но сделала вдох, потом еще один и взревела, как раненый медведь, – «Ничего, пусть, так даже лучше, главное – что б не молчала!».
Она и не молчала. Слова полились из нее, как пули из пулемета. Она строчила долгими скороговорками, останавливалась, пытаясь отдышаться, потом снова заливалась словами, сквозь слезы.
Я многое пропускал мимо ушей, во всяком случае, старался пропускать – уж до того заразительной была ее истерика, но кое-что все-таки понял:
Николай не решался сделать ей предложения, а она так сильно этого хотела, а она так долго ждала. Она цыганка только по крови, в душе она обычная городская женщина, мечтавшая создать свою семью, мечтавшая стать счастьем для кого-то, завести детей. Она любила Николая. Она действительно его любила и от того, его слова ее так глубоко задели за живое.
– РАЗЪХАССА! Если вызвал, оно уже не остановится! Я не знала про кольца, я думала у него другая! – рыдала Татьяна, обрывая свои длинные, темные волосы – прядь за прядью.
Я не решался остановить ее, такую женщину – лучше не трогать! Домой я попал за пол часа до работы будильника, время спать уже не оставалось. Да и сна у меня не было ни в одном глазу, – «разъхасса!», – что же она созвала, чему учили ее давние предки.
В конце недели у меня уже был новый сосед. Нет, Татьяна не завела себе никого на замену Николая, безутешная женщина покинула квартиру, продав ее первому встречному, даже не за половину цены. Когда сосед, не без доли гордости, озвучил мне сумму, отданную за квартиру, я расстроился и обиделся на Татьяну, – за такие деньги и никого искать не нужно, я бы сам стал собственником соседской квартиры. Но, уже через несколько дней, Иван, – так звали нового соседа, поинтересовался у меня, понизив голос:
– Макс, слушай, тут такое дело… в общем, ты по ночам ничего не слышишь?
– Я сплю по ночам, во всяком случае – по большей части, а что?
И вот это «ЧТО» в тоне Ивана мне совсем не понравилось. Он слышал шорохи и стоны в своей квартире, особенно явственно он слышал это по ночам. И запах дешевого одеколона, который он так и не смог вывести хлоркой.
Татьяна уехала в неизвестном направлении, я о ней больше не слышал. А жаль. Мне бы очень хотелось спросить у нее, – существует ли Разъхасса в нашем мире после того, как убьет свою жертву. И, если существует, – будет ли он убивать дальше. Того – кто живет в его квартире. А если будет, – то остановится ли он на новом владельце, или начнет беспокоить соседей?
Может быть это слова Ивана, а вероятно – плод моих расшалившихся нервов, я в последнее время слышал такое, чего навряд ил кто-то услышит, но с этого момента мне стало казаться, что из той самой капитальной стены, разделяющей мою комнату с квартирой соседа, мне слышится приглушенный старческий шепот.
Шепот, который в темноте кого-то зовет…
Автор публикации
Кажется, в этом слове есть опечатка.