Я тот, кого оставили доживать своей век в тихом безмолвии.
А был когда-то незаменимым, нужным и знаменитым. Под моим чётким руководством поэты читали свои стихи, а юные красавицы пели ангельским голосом чудесные песни.
Я — всеми забытый старинный инструмент граммофон. Теперь Вам должна быть понятна степень моего недовольства и печали, переполняющие меня. Как можно было оставить мир без высококлассного музыкального звучания?
Иногда мне всё же дают возможность работать, но так редко и ненадолго, что радости не испытываешь, а ещё больше остаёшься недоволен той коварной действительностью, в которую погружен не по своей воле. Нельзя смириться в жизни с поражением, оставаясь ненужным старым предметом, настроение которого меняется при скрипе половиц в доме. Это означает, что наступило лето, на дачу съедутся гости. Будет возможность предстать пред всеми во всей своей красе. Ради этих редких, но таких сладостных минут стоит забыть обиды, продолжать жить. И ждать этих мгновений снова и снова.
Какое это было время!
А какие были званые вечера! Дамы в замысловатых нарядах, мужчины в элегантных костюмах и гвоздь программы Я – граммофон. Красив как Бог. Деревянный корпус с резными вензелями, рупор похожий на огромный цветок, несколько поворотов ручки, иголку на черный диск пластинки и мощный голос Шаляпина заставляет всех затихнуть. Оживляются дамы, томно вздыхая под голос Вертинского. Знатоки оперы спорят, слушая арии Карузо.
И вот звучит вальс, кружатся пары, порхают кружева, за окном распустилась сирень, и ее запах вместе с легким ветерком проникает в зал… ох, как сейчас помню свою хозяйку. Она находила влюбленного, безответно, в себя юношу, сажала его возле меня и говорила, тихим нежным голосом, что ее вечер в его руках. Хозяйка танцевала, а бедный юноша, вздыхая, крутил и крутил ручку.
Сегодня я Экспонат. Звучит эпатажно и горько. А память все чаще уносит в “сиреневые вечера”, где Вертинский поет о “бананово-лимонном Сингапуре”, и кружатся пары в вальсе.
– Хм, Вы действительно думаете, что я изжил себя, что я спёкся? Что на моё теплое место давно пришли электрофоны, магнитные ленты, аудио кассеты, «сидиромы» со своими блестяшками – компакт дисками, или эти, как их там, М-П-ТРИ плееры? Я вас умоляю, не нужно путать винил и цифру. Да, я стал редким гостем в современном мире, но есть ещё ценители старины. Вот, например, моя судьба: я был создан первым в далеком одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, и я до сих пор живу в доме родни Эдисона. Мне больше ста тридцати лет и каждое воскресенье я дарю своим слушателям песни, меня слушают, меня ценят, меня уважают. Мне можно только позавидовать, в отличии от вас, я переживу любое устройство.
А я помню!
« — Сатана там правит бал, — гремел граммофон.
— Какой удивительно бархатный звук, — промолвила девочка.
— Оттого, что рупор сделан из фернамбука — бразильского красного дерева. И потому, что Шаляпин считал, «пение священное дело моей жизни». Ему этот аппарат подарили, как раз за запись арии Мефистофеля, — пояснил смотритель музея МХАТ».
Тогда Шверубович слышал меня в последний раз. Но даже он не знал зачем на самом деле Шаляпин выклянчил меня у самого Эмиля Берлинера, моего создателя. А он учился. Шаляпин всю жизнь учился. Перед каждым выступлением, мы пели вместе. Считайте, что Он пел дуэтом с самим собой, подбирая новые живые нотки.
При отъезде «на чужбину», он подарил меня Станиславскому. От которого я услышал истинное звучание фразы «Вы …, любИте искусство в себе, а не себя …, в искусстве».
Что? Рассказать про Немировича и балеринок? Нет уж. Я солидный памятник культуры. Да. Девочка выросла. Стала министром. Дай Бог ей терпения и сил вернуть в искусство культуру.
Напоминаю, что для участия в игре направляйте свои работы личным сообщением пользователю Мемуары, который разместит их анонимно.
Мемуары № 1.
Я тот, кого оставили доживать своей век в тихом безмолвии.
А был когда-то незаменимым, нужным и знаменитым. Под моим чётким руководством поэты читали свои стихи, а юные красавицы пели ангельским голосом чудесные песни.
Я — всеми забытый старинный инструмент граммофон. Теперь Вам должна быть понятна степень моего недовольства и печали, переполняющие меня. Как можно было оставить мир без высококлассного музыкального звучания?
Иногда мне всё же дают возможность работать, но так редко и ненадолго, что радости не испытываешь, а ещё больше остаёшься недоволен той коварной действительностью, в которую погружен не по своей воле. Нельзя смириться в жизни с поражением, оставаясь ненужным старым предметом, настроение которого меняется при скрипе половиц в доме. Это означает, что наступило лето, на дачу съедутся гости. Будет возможность предстать пред всеми во всей своей красе. Ради этих редких, но таких сладостных минут стоит забыть обиды, продолжать жить. И ждать этих мгновений снова и снова.
Пели под граммофон? Это что-то новенькое. Минусовку что ли заказывали на пластинку записать.
Мемуары № 2.
Какое это было время!
А какие были званые вечера! Дамы в замысловатых нарядах, мужчины в элегантных костюмах и гвоздь программы Я – граммофон. Красив как Бог. Деревянный корпус с резными вензелями, рупор похожий на огромный цветок, несколько поворотов ручки, иголку на черный диск пластинки и мощный голос Шаляпина заставляет всех затихнуть. Оживляются дамы, томно вздыхая под голос Вертинского. Знатоки оперы спорят, слушая арии Карузо.
И вот звучит вальс, кружатся пары, порхают кружева, за окном распустилась сирень, и ее запах вместе с легким ветерком проникает в зал… ох, как сейчас помню свою хозяйку. Она находила влюбленного, безответно, в себя юношу, сажала его возле меня и говорила, тихим нежным голосом, что ее вечер в его руках. Хозяйка танцевала, а бедный юноша, вздыхая, крутил и крутил ручку.
Сегодня я Экспонат. Звучит эпатажно и горько. А память все чаще уносит в “сиреневые вечера”, где Вертинский поет о “бананово-лимонном Сингапуре”, и кружатся пары в вальсе.
Мемуары № 3.
– Хм, Вы действительно думаете, что я изжил себя, что я спёкся? Что на моё теплое место давно пришли электрофоны, магнитные ленты, аудио кассеты, «сидиромы» со своими блестяшками – компакт дисками, или эти, как их там, М-П-ТРИ плееры? Я вас умоляю, не нужно путать винил и цифру. Да, я стал редким гостем в современном мире, но есть ещё ценители старины. Вот, например, моя судьба: я был создан первым в далеком одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, и я до сих пор живу в доме родни Эдисона. Мне больше ста тридцати лет и каждое воскресенье я дарю своим слушателям песни, меня слушают, меня ценят, меня уважают. Мне можно только позавидовать, в отличии от вас, я переживу любое устройство.
Да, разнообразные мемуары, и ещё будут!
Соглашусь, приятно почитать.
Лично с товарищем Граммофоном не знакома, но теперь узнала много всего, всем спасибо?
Я когда-то исследовательскую работу с ученицей писала на эту тему для регионального конкурса… но чета в мемуары играть не пришла Муза…
Мемуары № 4.
А я помню!
« — Сатана там правит бал, — гремел граммофон.
— Какой удивительно бархатный звук, — промолвила девочка.
— Оттого, что рупор сделан из фернамбука — бразильского красного дерева. И потому, что Шаляпин считал, «пение священное дело моей жизни». Ему этот аппарат подарили, как раз за запись арии Мефистофеля, — пояснил смотритель музея МХАТ».
Тогда Шверубович слышал меня в последний раз. Но даже он не знал зачем на самом деле Шаляпин выклянчил меня у самого Эмиля Берлинера, моего создателя. А он учился. Шаляпин всю жизнь учился. Перед каждым выступлением, мы пели вместе. Считайте, что Он пел дуэтом с самим собой, подбирая новые живые нотки.
При отъезде «на чужбину», он подарил меня Станиславскому. От которого я услышал истинное звучание фразы «Вы …, любИте искусство в себе, а не себя …, в искусстве».
Что? Рассказать про Немировича и балеринок? Нет уж. Я солидный памятник культуры. Да. Девочка выросла. Стала министром. Дай Бог ей терпения и сил вернуть в искусство культуру.
Прекрасная мысль. Спасибо!
Снимаем маски:
Мемуары № 1 — Avgustina;
Мемуары № 2 — milaZ;
Мемуары № 3 — Vovgordeev;
Мемуары № 4 — albInos.
Автор мемуаров, набравших большее (5) количество лайков, – albInos!