За дорогим столом из канадского кедра ручкой с золотым пером Эдик старательно выводил закорючку на белоснежном листке бумаги. Письмо с «хотелками» совсем не писалось. И не потому, что не писалось, а потому, что не желалось. Желать было нечего, нечего придумать такого, чтобы оно желалось. Самый навороченный телефон, самая расфуфыренная игрушка, самая модная развлекушка… все это уже было, все это есть или будет в самое ближайшее время. А вот чего-то такого, от чего бы распирало изнутри, растягивая лицо в благостной улыбке, такого не было. Потому что такого просто не было на свете! Либо Эдик о таком просто не знал. А если бы даже и знал – оно бы тут же оказалось у него в кармане. И снова бы вернулась грусть потому, что желать больше нечего. Так всегда бывает.
– Эдуард! – послышался голос отца.
– Да, иду! – ответил Эдик, скомкал белоснежный листик бумаги с бесполезной закорючкой и бросил его в золоченую мусорную корзину вместе с надеждой обрести что-то такое.
***
«САМАКАТ», – большими буквами на листике в синюю клеточку карандашиком выводил Игорек. Полюбовавшись пару секунд на собственноручное творение, Игорек безжалостно перечеркнул слово. «Самокатом надо будет делиться с Юркой!» – с горестью подумал Игорек, не имея никакого желания делиться чем-то очень личным со своим младшим братом. «Личное на то и личное, чтобы им не делиться!» – не единожды справедливо заявлял Игорек. Но мама с папой слушать его не желали, настойчиво вталкивая ошибочное утверждение о том, что делиться надо. Игорек обижался, плакал, тайком щипал своего младшего братца, от чего тот тоже начинал плакать, но подчинялся воле предков.
«Может, Лего? Отберет и растеряет! Подзорную трубу? Разобьет! Машинку? Ага, вот машинка-то самой первой перекочует в маленькие, всеполомальческие ручки! Не пойдет!». Оказалось, что личных вещей, которыми не нужно было бы делиться, просто не существует на свете! Даже торт раскусочничается на всех!
Игорек встал из-за стола, топнул в сердцах ножкой, схватил почерканный тетрадный листик и скомкав его в шарик, вышел из комнаты. «О! Мячик! Дай, дай!» – послышался совсем еще юный голосок из коридора.
***
Оголодавший бомж Федор сидел на картонке, прислонившись к стене, устало смотрел на людей и мечтал о сосиске. Протянув руку чтобы поправить картонку, Федор внезапно обнаружил какой-то странный предмет прямо у себя под попой. Огрызок карандаша! Натужно охнув, Федор привстал, выдрал из картонки верхний бумажный слой и, плюхнувшись обратно, стал писать огрызком карандаша на выдранном клочке бумаги слово: «Сосиска!».
Как только надпись оформилась до спасительных «сос», Федор увидел счастливчика в толпе, который неторопливо шел, смакую сочный хот-дог. «С булкой-то оно получше будет!» – подумал Федор и перечеркнул спасительную надпись.
Но хот-догу так и не суждено было стать надписью на клочке бумаги. В потоке машин Федор узрел автомобиль с рекламой пиццерии. Истекающая аппетитными соками, с двери мини-фургончика на Федора смотрела искусительница «Охотничья». Хот-дог тут же был отметен, как продукт, не отвечающий высоким требованиям изголодавшегося мужчины средних лет.
Карандаш продолжал исписываться, отдавая последние крохи грифеля, клочок бумаги заполнялся почерканными надписями, а Федор придумывал все новые и новые яства, черпая вдохновение из окружающего мира. Скрипя огрызком карандаша и дырявя местами клочок бумаги, Федор пытался написать: «Стейк «Рибай» с гарниром из спаржи и горохового пюре, французские булочки с орехами и кунжутом, бокал «Кьянти» и блондинка напротив». Надпись намеревалась стать просто монструозной, но, черт возьми, оно этого стоило! Во всяком случае, Федор чувствовал, что это именно то, что надо.
На второй «с» в надписи огрызок карандаша издал негромкий хруст и раскололся пополам, оборвав до непригодности оставшийся чистый участок клочка бумаги. Федор тяжело охнул, выбросил остатки карандаша, скомкал и выбросил клочок бумаги, предварительно плюнув в него, и уселся поудобнее, чтобы продолжить мечтать о сосиске.
***
Маленькая темнокожая девочка с радостными визгами носилась под проливным дождем, широко открывая рот. Уже три месяца она не вкушала свежей воды, довольствуясь затхлой, зловонной и помутневшей жижей из деревенского колодца. Из разверзшихся небес на иссушенную солнцем землю чистыми, как горный хрусталь каплями опускался дождь. Девочка бегала, верещала от радости, ловя каждую капельку свежей живительной влаги с небес, и была счастлива.
Она никого ни о чем не просила и никому ничего не писала. Она просто не умела писать потому, что никто ее этому не научил. А считать она могла только до восьми, потому что все в деревне называли ее Восьмая. Она была самым младшим ребенком в семье. Возможно, в будущем, когда семья пополнится еще одним младенцем, она научиться считать до девяти, а пока их было только восемь.
На ней не было ни обуви, ни одежды. Она не знала что такое телефон, самокат и даже сосиска. Ей нечем было делиться с остальными родственниками. Она всего лишь хотела воды. Чистой и свежей воды. Пустяковое желание, исполнившееся само собой.
Жители деревни смотрели на нее, улыбались и чувствовали необычайную благость, которую источала эта маленькая девочка. Эта благость исходила из нее мягкими теплыми волнами и наполняла каждого жителя их маленького поселения. Наполняла и распирала изнутри, растягивая рот в благостной улыбке.
А сверху, с самых высоких высот, что выше всех облаков и звезд, кто-то сидел на золоченом троне, потирал густую бороду и, улыбаясь, приговаривал: «Счастьице!».
Другие публикации автора:
Автор публикации
С почином, Rulik74! Добро пожаловать на сайт! ?
Если кому интересно – вот начитка автора на камеру. Заранее прошу прощения за качество https://youtu.be/YbmfOukwgc0
Смело! ? ? ?
Спасибо! Снималось на тапок в кухне. Сорри, иного места с достаточным светом просто не было на тот момент.
Нормально получилось, не переживайте так! У многих и этого нет. ?
Спасибо за поддержку! Скажу словами героя Джека Николсона: “Я хотя бы попытался”.