Прибыли!
Здравствуй, солнечная Туретчина! Здравствуй, море Средиземное! Здравствуй, курортно-производственный роман!
Похоже, Гав Гавыч не меньше меня желал побыстрее с опостылевшими делами разобраться. За день управились! Клиент счастлив, генподрядчик доволен, а налогоплательщиков не спрашивают. К вечеру вся наша команда, уставшая, но довольная, разбрелась по номерам. Я мгновенно вырубился, даже раздеться не успел. Сказалась усталость последних месяцев. Спал крепко и без сновидений. Утром проснулся отдохнувшим и довольным. Отель шикарный, жрачка отменная, бассейн освежающий. А после водных процедур на секс меня потянуло. Глянул – Рай для мужиков. Кругом столько красоток длинноногих – выбирай не хочу. Пробовал подкатить к двум итальянкам, только не вышло. Они то на мой животик поглядывают, то над лысинкой хихикают. Ну и ладно, сами тощие, как воблы, даже подержаться не за что. У меня Ниночка есть. Вот где поле для исследования настоящему эстету. Пошёл искать мою горячую девочку. Гляжу, а она с каким-то шоколадным мужиком трётся. В руке у неё бокал с вином, а в глазах томление. Меня аж током от ревности гвоздануло. Тут свой, родной мужик без секса помирает, а она, бесстыжая, с басурманином лясы точит. Тот белозубо улыбается и что-то балакает ей на ушко. Дубина коричневая, она же ни бельмеса не понимает.
Испортилось настроение. Этак, думаю, и пролететь можно. Хотел жаркого секоса, а мне вместо него хрен на блюдечке. А время-то уходит. Что же я, девственником домой вернусь? Пришёл в номер, текилки себе накатил, потом ещё, лаймом закусил, и тут меня осенило. Ежели добром не получается – шантажом возьму. Не по-джентльменски, конечно, а что делать? Сволочь я? Сволочь! Мне и жена часто говорит: «Артурчик, редкая ты сволочь, но изобретательная. За то и люблю». Вот! И ты меня, Ниночка, полюбишь, я тебе такие фокусы покажу, что ты Седьмое небо в экстазе пробьёшь и на Восьмом окажешься! Мне бы только в койку тебя заманить.
Сходил, фруктов иноземных набрал, яблочек румяных, виноградика. Бутылочку шампусика раздобыл. Всё аккуратно на белую скатерку поставил. Подсвечник с пятью свечами на стол водрузил и сам аж порадовался – до чего романтично выходит. Побрился, зубы почистил, костюмчик надел и пошёл Ниночку к себе зазывать.
А она, бессовестная, уже на мулате по бассейну рассекает, словно на дельфине. Тот фыркает, мускулистыми лапищами голубые волны разгоняет, а Нинка хохочет, на его спине сидючи. Пришлось порушить идиллию.
– Извините, Нина Витальевна, что отвлекаю вас от забав увлекательных. Только мы не на курорте. У нас здесь дела неотложные. Попрошу одеться и прибыть ко мне незамедлительно. – Сказал и пошёл. А сам с воодушевлением отметил, как у эксперта испуганно глазки сверкнули.
Вернулся в номер, сел в кресло нога на ногу – поджидаю.
Пяти минут не прошло, прибегает Нинка. Щёчки пылают, губки дрожат:
– Что случилось, Артур Иванович?!
А я встаю, широким жестом стол обвожу и говорю:
– Случилось, Нина. Как увидел я тебя – сон и покой потерял. Лишь одна ты для меня на всём свете. Желанная и нежно любимая.
Нинка на меня круглыми глазами смотрит и говорит:
– Вы что, Артур Иванович, на солнце перегрелись?
– Садись, Ниночка, покушай плодов дивных, заграничных, яблочек румяных вкуси. А под диковинки иноземные турецкий Дом Периньон отведаем.
– Я думала, вы по работе меня позвали, а вы… Не хочу я ничего. А вам должно быть стыдно, вы женаты!
– Есть такой грех, – соглашаюсь. – Женился необдуманно, а потом увидел тебя и понял, как ошибся.
– Врёте вы всё! Не желаю слушать! – и к двери бежит.
Только я её за руку поймал и проникновенно говорю:
– Нина, тебе твоя работа нравится? Зарплата устраивает? По заграницам ездить приятно?
– К чему вы клоните?
– Вот к этому, – говорю, и нежно ей руку на попку кладу. Она вздрогнула, но терпит. А я ей шепчу в розовое ушко:
– Всё у тебя будет, любимая. Карьерный рост, деньги, зависть подруг…
– Но я же не такая, – еле слышно говорит она, а я её в шейку целую и попку мять продолжаю. А сам тихо мурлычу:
– Дорогая косметика, золотые серёжки, колечки, шубки, сапожки…фигошки… А если не хочешь – придётся тебе по соглашению сторон поискать себе применение вне нашей конторы, поезжай домой в Верхнюю Пышму. Моё слово верное.
– Но это же бесчестно, – сдаётся она и начинает расстёгивать блузку.
– Всегда приходится чем-то жертвовать…
И в этом момент громко звонит телефон. Мы обнимаемся, а он звонит, мы целуемся, а он звонит, мы…
– Артур, подними трубку. У меня голова разрывается от этой чудовищной трели.
Я хватаю трубку. Кто бы ни был – пошлю в длительное сексуальное путешествие! Весь кайф обломал!
– Артур Иванович! Почему трубку не берёшь?! – от бешеного рёва шефа меня бросает в пот. – Ты что в отчете натворил?! Ты пьяный был или обдолбанный?! Ты же нас всех подставил!
– Гаврила Гаврилыч, я не понимаю…
– А я тебе сейчас объясню! Бегом ко мне!
Я опускаю трубку на рычаги и затравленно смотрю на Нину.
– Не может быть. Я же всё десять раз проверил… Извини, Нина, мне надо срочно уйти.
– Да, конечно, – кивает она и застёгивает блузку. – Я тоже, пожалуй, пойду.
Гав Гавыч встречает меня с ласковой улыбкой бультерьера.
– Проходи, Артур Иванович. Не стесняйся.
– Гаврила Гаврилыч, что случилось? Я же всё проверил…
– Да ничего не случилось, – хихикает тот, – шутка это была. Хотел, чтобы ты быстрее пришёл. Невтерпёж мне стало, Артурчик.
– В каком смысле?
– В прямом, – вздыхает начальник и делает приглашающий жест.
Смотрю, а у него на столе такая же ваза с фруктами, как у меня в номере, только вместо шампанского – коньяк.
Смотрит на меня шеф масляными глазками и задушевно так говорит:
– А не засиделся ли ты, Артурчик, в замах? Хочу тебе самостоятельный проект поручить, станешь мосты строить и от федерального бюджета кусать. Потянешь?
Меня аж в жар бросило.
– Попробовать можно, Гаврила Гаврилыч…
– Вот и попробуем, – кивает он, заходит мне за спину и вдруг порывисто прижимается ко мне. Голос становится хриплым: – Я человек прямой, Артурчик, юлить не люблю. Как молодёжь говорит: запал я на тебя!
– Как это? – вздрагиваю. – Не понимаю…
– Чего тут понимать? Давно к тебе приглядываюсь. А сегодня увидел, как ты по ресепшну идёшь в белом костюме, такой большой, сладкий, словно мороженое пломбир – так и крышу снесло! – При этом негодяй лизнул меня в щёку.
Другой бы, наверное, впечатал кулак в мерзкую рожу, а меня будто парализовало. Стою, трясусь и шепчу:
– Гаврила Гаврилыч, не такой я, честное слово.
– Все мы не такие до поры до времени. Знаешь, Артурчик, наступает момент, когда надо чем-то жертвовать, – и за ягодицу меня берёт.
– Не хочу я ею жертвовать! – срываюсь я на крик. – Я же мужик! Я гетеросексуал!
– Какой же ты противный, – жарко шепчет мне в ухо. – Я же тебя как клопа раздавлю. Я тебя на улицу без выходного пособия. Тебя нигде не возьмут. На тебе же три кредита. Ты в долговой яме сгниёшь. Выбирай, Артурчик, карьера или яма? Яма или карьера? Ну! Быстрее! Яма или карьера?! Карьера или яма?!
– Карьера! – кричу, а у самого на глаза слёзы наворачиваются.
– Умница, мальчик мой сладкий. Ну, давай скорее. Давай, любимый.
– Это бесчестно! – всхлипываю я, и начинаю расстёгивать ремень на брюках…
А-а, какая прелестная зеркалка! За что боролся товарищ, на то и напоролся! ?
Ага ) Спасибо, Марита!