* * *
Чаки Грязный Весельчак – вот кто он, ваш Буковски. Простите, мэм, но это именно так. Мерзкий, пропитый задира, популярный среди уродов (да, мэм! простите, мэм!) газетной колонкой «Записки старого козла», в которую только высморкаться. Неуважение? Возьмите бургер “Сонома”, мэм, это за счёт заведения. Выдумки, вот ещё!
Колонка Чарли мелькала в задрипанном таблоиде «Открытый город» (Open City)… да-да, это было в Лос-Анжелесе. Популярный колумнист? Плюньте в ладонь любому, кто перелистывал эти бредни. Зачем? Отличный вопрос! И я на него отвечу.
Конечно-конечно, сэр, ваш кофе уже готов. Что он дал миру, этот фрик, кроме грязных носков, которые он называет “уроками жизни”? Вы ещё спрашиваете?! Эта муравьиная матка, породившая своими россказнями целый клан сквернословов. Плюс этот, как его… такой ещё книжный термин… течение, жизни коловорот… литера, литро… да тьфу ты – литероведы! Вы уже поняли, над чем я корячусь?! Так эти люди говорят, что Чарли не просто старый козёл. Он, видите ли, предшественник мощного бада-бумм, чья писанина называется, как её… а-а, вот оно: грязный реализм! Кому он нужен, этот грязнуля? Тут грязи своей хватает! Развели пачкунов, деться некуда.
Вот что хорошего, к примеру, пишут про писателя Билла Буфорда? Не знаете Билла Буфорда? Я тоже не знаю! Но имя-то на слуху. Какой-то неведомый миру поц в заштатном журнале «Гранта» (Granta). Кто знает, может быть, перед сном вы почитываете литературных клошаров, которых Буковски вывел в большую литературу, чтобы сообща поиздеваться над Великой Американской Мечтой?
Что-то таковых не припомните? А я напомню. Нет, никого из них не читал. Вот ещё, в сезон за стойкой пот вытереть некогда!
Имена, как у деток на сельской свадьбе:
Раймонд Карвера.
Тобиас Вольф.
Ричард Форд.
Ларри Браун… довольно с вас? Что? С вас восемь долларов, мэм! Продолжим? А как же иначе! Вы так довольны своей беседой. Все эти, стыдно сказать, литераторы не тратят в собственной прозе ни наречий, ни внутренних монологов. Их герои живут в безвоздушном пространстве, так сказать, обитают на лунной поверхности. Не проникают вглубь миров и вещей, скользя по поверхности… и кто он после этого, ваш Буковски? И снова я вам на это отвечу. Зануда хренов, вот кто! Вонючий и грязный, как сны старьёвщика. Как рваный носок ассенизатора. Как… да не всё ли равно? Наш Чарли просто очаровашка. Пьяница, лодырь и матерщинник. Плюс, разумеется, весь в грязных бабах, как блохастый кобель. Нет, это не лжесвидетельство… я помню, как однажды бросил ему в лицо после стычки в баре “Лючия Горгона”, начатой из-за рыжей шлюхи Мелиссы О’Брайен:
– Да ты везучий, подонок (You’re lucky Motherf**ker)!
Его соседу метко брошенной табуреткой сломали нижнюю челюсть, а Чарли, как обычно, отделался лёгким испугом. Всего-то нос немного расквасил… да вывихнул левую руку. Он только хмыкнул на это, побаюкал больную кисть… и в два глотка осушил пять дринков.
О да, мэм, именно так. У него здесь собственный шкаф со спиртными напитками! Буковски пишет чистую правду, хотя и перемазанную в навозной жиже. Ложь может быть привлекательной,но неизменно быстротечной. Люди отворачиваются, когда понимают, что их обманывают. А вот от правды просто так не отвертеться. И в этом смысле новеллы Чарли чертовски притягательны. Как молния во время грозы, что, пролетая за мгновение, успевает осветить любые тайны природы. Такую правду любят, её боятся и ненавидят, как некое чудо, которое подскажет, как удержаться и выстоять… нет, что вы, мэм!
Пусть о грехе рассуждают бродячие проповедники. Язык без костей, а мысли без тормозов. Я просто бармен. Но я украдкой читаю забытые книги. Отчего же так хочется сжечь Буковски на куче его рассказов? Он растравил мне всю душу. Как-как… откуда мне знать?! Разрублена надвое, вот и кровоточит. Не то я слово употребил? Чего не скажешь в пылу беседы! Односложно о прозе Буковски: это преодоление!
Когда любое «выстоять» означает победу. Истратил всё до последнего пенни? Плевать, кривая однажды вывезет. Отправил шлюху ко всем чертям (да, мэм! простите, мэм!) – и это преодоление… судьбы, безденежья, да просто самого себя! Я вижу, мэм, это чувство вам очень знакомо.
Ничего личного – избави Боже! Что вы, мэм, я десять лет мотаюсь за стойкой, как инвалид на блошином рынке. С первого взгляда отличу порядочную женщину от шлю… от заблудшей. С пониженной, как её… так вот, рассказы Чарли, захватанные грязными пальцами страстей человеческих, поражают узнаваемостью персонажей и ситуаций. Да-да, плывущих в безвоздушном пространстве.
Его героям не хватает свежего воздуха. Они беззастенчивы, вороваты, ленивы. Смешны и неуклюжи, как первородный грех. Но это основа… да что там, суть национального характера. Какие шутки, мэм! Я совершенно серьёзен. И на работе не пью.
Поверьте, так и есть, не знаю уж, почему. Не торопитесь, я не намерен бросить собеседника в разгаре дискуссии. Рассказы Чарли – постижение тёмной дороги нации. Дороги неотчетливой и рисковой, как падение в Ниагару. Нет-нет, мэм! Прыжок, это соскочить со ступеньки. В любой житейский водопад, поверьте мне, можно только упасть. Падение длится две-три секунды. И переходит в агонию близкой смерти. Но Чарли хрипло уверяет нас: это всё пустяки! Любая пустота, даже пропасть, преодолима в два-три прыжка. Разбейте морду в кровь, расплющите её о поверхность воды, но, чёрт подери, держитесь-ка на плаву! Я не ругаюсь, мэм. Я излагаю суть литературного метода. Такое уж волшебство, эти эмоции… ох, вы бы слышали моего зятя!
Доводы, идущие от противного? Как это верно, мэм! Наш Чарли очень, очень противный. Знавал я парочку сомнительных типов… о-о, я прекрасно вас понимаю. Не надо эмоций? Тогда сожгите Буковски! Что не горит, его тяга к жизни? Да, мэм. Вы наконец-то поняли главное.
И мы уже пять минут как закрыты.
"Иные миры (переводы, посвящения, эссе)"
Автор публикации
Не про того, с кем легко..я о тех, без кого очень трудно.
Опыт иронического эссе удался на славу. Сильно, эмоционально и, знаете ли, иронично)))
Благодарю Вас, очень рад..