Предупредительный звонок

Уже неделю чесался нос. Чесался так, что надо было уже добежать либо до аптеки, либо до известного всем Миши Скипидара. Но Антон не сделал ни того, ни другого. Ещё чего. Вот и этим утром, чертыхаясь, он с трудом запалил свечу у портрета Фрэша. Свеча была самодельная, из свиной кожи, настоящих-то не достать. Чадила и едва светила синим по самому краешку свернутой трубочкой кожи. А больше и не надо, всё это […]

В тёмной комнате, покрытой паутиной и пепельными снежинками, к бревенчатой стене прислонился мужчина. Балахон тёмно-бордового цвета окутал его худощавое тело. В руках кипельно-белый конверт, на коленях стопка таких же. Зажмуриваясь, он облизывает клеевую часть, осторожно проводит пальцами по краям, просматривает содержимое сквозь танцующий огонёк огромных свечей, расставленных по углам, и привязывает тонкой леской к лапе птицы. Не менее странной, чем он сам. По форме ворон, вот только перья цветные, как

Латунный колокольчик вот уже три десятка лет переезжал со мной из одного дома в другой. Словно пустой домик рака-отшельника, эта вещица давно была покинута своим духом-создателем, но выбросить физическую оболочку я не смог. После моей смерти развоплотиться и она, а я, надеюсь, смогу отблагодарить ту сущность, что вела меня по жизни. Сегодня мой младший внук Николас спросил, поможет ли ему дух-провожатый научиться читать. Я потрепал мальчишку по голове и сказал,

Когда она вышла в окно в двадцать пятый раз, поняла, что теперь уже всё — как прежде точно не будет. Привычное действие обернулось шагом в бездну. Она отчаянно пыталась зацепиться за воздух и думала, что как дура сверкает сейчас своими пусть и кружевными, но трусами, юбка прилипает к лицу, на футболке пятна и вообще видок у неё на асфальте будет ещё тот — врагу не пожелаешь. Интересно, а если она

По ту сторону линка никто не отвечал, но и не сбрасывал. Звонок шёл. Моё дело предупредить. Я звоню – значит, предупреждаю, что «иду на вы», и, если абонент намеренно не хочет отвечать на звонок, это его право. У него отображаются мои данные – он поставлен в известность, кто и зачем хочет с ним связаться. Если даже он не на месте, в чём я лично сомневаюсь, обязанность секретарши сообщить боссу, кто

Советская потрепанная пятиэтажка пялилась во двор открытым зевом четвертого подъезда и днем, и ночью, и в грозы, и в снег. На подъездной двери постоянно меняли замки, ставили то магнитные, то кодовые, но на следующий день они уже не работали, а между стеной и дверью оказывался кирпич. На косяке неизменно желтела записка «Прозьба не закрывать ждем врача», и было удивительно, как за все эти годы кто-то не потерял надежды дождаться. Остальные

Я узнал, что у меня есть огромная семья, и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок. Речка, небо голубое – это все мое родное! Это родина моя, всех люблю на свете я! – дед Паша хрипел стишок, едва волоча ноги, одолевая ступеньку за ступенькой. – Ты бы лучше дыхание поберег, деда, еще только 47 этаж, – крепыш лет двадцати среднего роста ступал за стариком след в след, готовясь подхватить того

Миранда проснулась от холода. В первые секунды после пробуждения она ощущала теплое предвкушение чего-то хорошего, но оно почти сразу же растворилось в промерзлом и темном воздухе реальности. Поднеся руку к лицу, девушка посмотрела на циферблат электронных часов: 4:37 утра. Ощупав толстое одеяло, которое придавливало тело к матрасу, Миранда пробежала пальцами по пушистому меху шиншиллы, лежавшей поверх одеяла, и убедилась, что ничего не сползло. С неохотой поерзала, разминая затекшие мышцы. Ледяная

Примерно полвека назад со мной приключилась история, создавшая большой нервический отпечаток на всей моей оставшейся жизни. Ведь даже сейчас, когда прошло столько времени и память моя ослабла, я все поддаюсь тому необъяснимому и стучащему страху, когда слышу их. А именно: тугой, призывный колокольный звон, при первой чьей ноте я порывисто закрываю уши и только лишь сообразив, что медное, церковное звучание все так же доходит до меня, презрительным жестом разнимаю руки.

Андрею очень сложно давались ранние подъемы. Положа руку на сердце – совсем не давались. Раньше одиннадцати утра проснуться он физически не мог. Андрей был соней. Не совой, нет, просто соней. Но несмотря на это ни с одной работы его еще не увольняли. Пусть ежедневные опоздания бесили коллег и начальство, расхолаживали коллектив и «дурно» влияли на корпоративные ценности и культуру, но прилежное и качественное отношение к работе, перевешивали его единственное отрицательное