ШОРТЫ. XXXVIII шорт-лист

Долговязый парень в веснушках с огненно-рыжим кудрями зачем-то принялся объяснять: “Фортепианная соната си-минор Листа. Говорят, Брамс уснул во время премьеры. Но тогда, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом, в Берлине и не думали о том, что происходит в иных частях земного шара. Шла англо-иранская война. Авантюрист Уильям Уокер баламутил Никарагуа. Англичане подавляли восстание сипаев. Впрочем, это всё позже: премьера сонаты состоялась в январе. Чувствуете фаустовскую тему? Здесь она как никогда к […]

Героическая симфония близилась к финалу. Руки дирижёра, слившиеся с властительной палочкой, то возвещали бурю, то вызывали рокот океанского прибоя, то низводили звук до умиротворённого ласкающего бриза. Я был в ударе! Это был пик исполнительского мастерства. Лежащая на чёрном пюпитре партитура словно жила собственной жизнью. Листы шевелились в такт восторженному шевелению моей шевелюры, да простят мне эту тройственную тавтологию. Впрочем, причина, по которой партитура казалась ожившей, скоро разъяснилась: банальный сквозняк из

Я с гордостью положил перед предполагаемой будущей начальницей свой диплом: «Вот, ознакомьтесь! Последний выпуск альма-матер под старинным наименованием ЛИСТ — Ленинградский институт советской торговли имени Фридриха Энгельса!» Начальница повела аккуратно нарисованной бровью: «Имени кого?» Постарался не заметить её замешательства, что уж там, дело молодое, даже поездки по проспекту Энгельса нынче не замечаются, тут бы за рекомендациями навигатора уследить. А если возит личный водитель – тем более! Всё внимание занимают ролики

Для благоустройства резиденции осталось приобрести последний лист фанеры. “Непременно такой, которая летала над Парижем” — съязвил Профессор, и был отчасти прав. Там, где я учредил всесезонную просторную обитель, есть всё. И благорастворение воздухов, и зелёные насаждения в отдалении, и гора, защищающая от пронизывающих северных ветров суровой снежной зимой. Внутри, близ уютного камина – картины, пусть не подлинники, копии, а всё же услада для глаз. Преобладают пейзажи Шишкина, но есть и

— Тимати! Ты скоро? Я присел на ослепительно белое фаянсовое биде и не знаю, что делать дальше. Извлёк из внутреннего кармана карденовского пиджака пачку листков, попытался анализировать. Начал с середины. “Предложить выбор меню” — “Сделано”. “Занять во время ужина приятной, но сдержанной беседой” — “Сделано”. Нет, искать ответ нужно не здесь. “Заказать такси люкс” — “Сделано” “Предупредительно открыть заднюю дверцу авто” — “Сделано”. Опять не то. “Сообщить водителю адрес” —

Доктор глянул на род занятий, зафиксированный в медкарте, и на мой шутливый вопрос: «Ну как, долго ли мне осталось?» — ответил, весомо качнув кудлатой седой головой: «Один авторский лист, молодой человек, и то, если вы будете работать весьма поспешно!» Всего один лист! Сорок тысяч знаков с пробелами. А сколько я их написал за свою литературную жизнь? И насколько быстро с ними справлялся? Даже не задумывался. Впрочем, работал над текстами основательно.

В детстве я прочёл одну важную книгу, об Эмиле из Лённеберги. Тот ежедневно проказничал, и по числу своих проделок, будучи заточённым отцом в сарай, вырезывал деревянных человечков. А мать записывала за ним все его неприглядные дела в синюю тетрадь. Я по складу характера человек романтичный. Когда встретился со своей девушкой, положил себе всякий день совершать что-либо значимое для укрепления романтических отношений. И тетрадь под записи на память завёл не синюю,