Важный день сегодня у бабы Гали. Надо ехать.
Поела утром последних макарошек с кефирчиком, оделась потеплее. На улице минус пять и мокрый снег — скверная, признаться, погода. Но это не беда. Чуточку потерпеть, а потом вечная радость.
Тут мама и говорит:
— Чего ты, копуша, быстрее давай, а то автобус уедет.
Засмеялась баба Галя. Заглянула в пустую комнату. Там голая тощая старуха с полотенцем на голове сидит и смотрит на нее гноящимися глазками.
— Я не копуша, мама, — смеется баба Галя.
Старуха рот разевает, в них гладкие десны черного цвета. Еще при жизни они почернели, а почему, то большая тайна.
Утро ноябрьское встретило бабу Галю сердито. Кидает в лицо снег и воду, но той хоть бы что. Ковыляет твёрдым шагом, а в голове будто часы тикают. Близко урочный час.
Через двадцать минут явилась баба Галя в глубину промзоны и увидела нужную остановку. Воняло тут выхлопами, грязным снегом, но для нее совсем другие запахи это были. Тянуло газированной водой из детства, какими-то вещами и явлениями, названия которых забылись, чем-то таинственным, захватывающим дух. Неожиданными папиными объятиями, наверное. А может, запахом новых сандалий, купленных на лето. Кто знает, какие еще открытия сегодня совершит баба Галя?
Села с улыбкой на скамейку, автобус ждет. А мимо носятся грузовики, месят черную смрадную жижу. Школьница идет, остановилась, закурила. Отправилась дальше, кинув в бабу Галю стеклянный взгляд.
Мертвая старуха руками водит перед собой, полотенцем закрывает голову, ругает каких-то их, которые ее постоянно тычут и щиплют.
Глупая мама, думала баба Галя. Суть жизни понимать так и не научилась.
Смотрит, вот он, наконец, едет старый скрипучий ПАЗ. К остановке подгребает, и дверь нараспашку. Баба Галя пыхтит, старается, боится, что без нее уедут. Нет кондуктора в салоне, пахнет здесь приятно, знакомо, детством и пионерлагерем, возвращением со смены домой, к мороженому и душистому борщу с чесноком.
Села баба Галя на свободное место, проморгалась. Вот это да-а! Солнце в окна светит, по сторонам от дороги зелень. Лето бушует. И хорошо-то как! Она теперь девочка в голубом платье, коленки исцарапаны, руки в цыпках. Мальчик, сидевший рядом, протянул ей конфету. Хочешь? Ага, само собой. Мятная конфета на языке тает, рот свежит.
Подхватывает Галечка вместе с другими ребятами песню «Мы едем, едем, едем…» Льется хор звонких голосов, и невинное сердечко нараспашку. Милиционеры по обочинам стоят, честь отдают автобусу; гудят машины, летят в небо голубое алые воздушные шары с заключенными в них детскими душами.
Поет Галечка, жмурится от солнца, а затем ПАЗик резко по тормозам, да так, что она чуть не разбивает нос о спинку переднего сиденья. В открытые двери ломятся страшные, необъятные контролеры. Проверка билетов! Ваши билеты! Готовьте билеты! Хватилась Галечка, а билета-то у нее и нет. Проверила в кармашке платья. Пусто. Подходит контролерша, высокая, до неба толстая женщина. Мальчик предъявляет свой и смотрит на Галечку. Она в слезы, но куда там. Страшные женщины не должны делать исключений. Неужели глупая не понимает?
Вытягивают они Галечку с сиденья, тащат к выходу. Невозможно сопротивляться им, когда ты маленькая и слабая. Хоть кричи, хоть реви, а у них обязанности.
В общем, глазом моргнуть не успела, как шлепнулась со всей силы в придорожную грязь. Измазалась, оцарапалась о гравий, руки чуть не поломала. А ПАЗ двери закрыл и укатил навсегда в страну детства, оставив в ледяном воздухе выхлопную вонищу.
Мимо несутся машины, гремят и воют, как страшные звери. Здесь трасса, скорость, другая жизнь. Некогда останавливаться.
Наконец, привела баба Галя себя в сидячее положение. Лицо в грязи и крови. Раскрыла рот, орет голосом звериным, и ничего, кроме этого крика, в ней уже не осталось. Орет о том, что не вернуть, о том, что, дура, забыла о самом главном.
Рядом мертвая мать скрючилась, слепо шарит перед собой руками и ругает их. Чего щиплетесь? Чего тычете пальцами? Чего надо?
Мчится самосвал, окатывая бабу Галю волной ледяной воды из лужи.
Другие публикации автора:
Автор публикации
