* * *
Плюс двадцать пять минут к назначенному часу, а Лепнем так и не пахнет. И я начинаю нервничать. Незаметный с утра, в сгустившихся сумерках всё сильнее льёт дождь, вынуждая меня, торчащего на виду, прятать голову в поднятый воротник. Кто я, зачем здесь? Чёрный силуэт на фоне серых ворот. Силуэт, который почти не заметен – таков мой стиль, моя манера общения с жизнью. Для работы с поставщиком надо выбирать дождь, изморось, снегопад… Но сегодня этот несносный ливень сам, похоже, выбрал меня. От нечего делать задерживаюсь взглядом на козырьке трёхэтажного домика, стоящего через дорогу. Голубь и воробей, скользя по скатам, выбирают из мокрой жести какие-то зёрна и недоверчиво косятся друг на друга. Осторожным, валким воробышком пришёл и я когда-то во взрослую жизнь…
Семиклассник Санька Глазков, по прозвищу Глазок, стоял под дождём, нахохлившись, и отчаянно мёрз. Школа жизни сурова к отстающим, а школьники – к проигравшим. Сегодня Саньке не повезло. Алишер принёс в школу новенькую мобилу, и на большой перемене компания Петьки-Ротана вчетвером двинулась к туалету. Дождавшись своей очереди, Глазок принял в подрагивающие ладошки сияющее праздничной чёрной матовостью тело мобильного телефона, но сзади Саньку толкнули. Мобила звонко грохнулась на керамический пол. Полетели какие-то планки, мелкие дребезги… Санька остолбенел, не в силах поверить в происходящее. Алишер громко ахнул и даже закрыл лицо руками от отчаяния. Предводитель мальчишечьей своры, второгодник Петька-Ротан произнёс сурово и веско:
– Должок на тебе, Глазище! Вали, без денег не возвращайся. Штуку вернёшь!
– Да откуда… – заикнулся было Сашка-Глазок, торопясь досказать: отчим пьёт, мамка сутками на дежурстве.
– Да мне как-то пофиг! – сказал Ротан и бережно погладил свои мосластые кисти рук, торчавшие из рукавов коротенького пиджака. – Три дня, или Алишеровы братья придут по твою душу, га-га-га… за тебя отдуваться не в кайф! Всё понял, баклан?
Санька торопливо закивал, собрал тетрадки-книжки в потрёпанный рюкзачок и выскочил за ворота. Прошёлся по улицам, по магазинам (а что там купишь, если нет денег?) и с полчаса отмаялся на каком-то крылечке, надеясь, что дождь вот-вот прекратится. Но капать сверху не переставало. Вот гадство! Проклиная погоду, голод и собственную невезучесть, Санька глубоко вздохнул и снова пустился в путь. Ноги сами несли его прочь, подальше от неизбежного. От школы, от дома, от неминуемого родительского гнева… Район у нас пошлый, невесело думал Санька, морщась от боли в распухших ступнях. Почки у Саньки… да вам-то какое-дело?! Неприметная, бегущая по соседству с Невским проспектом улица Мытненская (ну и где твои мытари?), блестя давно не крашеными боками, плавно переходила в Херсонскую. Вправо, на Бакунина, тянулись зачуханные стены товарных складов… о-о, а это откуда? Санька сходу затормозил перед надписью, выполненной прямо на стене яркими неровными буквами: “Интернет-клуб“. А что, посижу-погреюсь, прикинул Глазок. Денег за смотрины не берут.
– Глазо-ок!! И ты здесь, мудила грешный! – проорал знакомый голос, едва подросток оказался внутри и, моргая от яркого света, стал осматриваться, где бы присесть.
– Фиртыч! Ты что, на прогуле? – огрызнулся Санька, еще не различая в рядах шевелящихся, смеющихся, запрокидывающихся голов с ныряющими бутылочками пепси своего одноклассника, но сразу узнав по голосу.
– А то! Всяко веселей, чем на физике! – пробасил тупой, досрочно ставший половозрелым Вован-Толстый, он же Фиртыч.
Теперь и Санька отыскал взглядом толстяка-приятеля, сидевшего за столиком рядом с симпатичной девчонкой. Дружбаны гудели по полной. На столике перед Вованом стоял частокол джин-тоников, пёстрых и ярких, как девчонкина куртка… ничёсе, подумал Санька. Во даёт второгодник!..
– Садись, сыграни разок! Я нынче при бабках, – прохрипел Фиртыч, небрежно пожимая Санькину руку, и погладил девочку по блестящему боку. Ухмыляясь, подруга Фиртыча отпила глоток джин-тоника и привалилась к Вовкиному плечу.
– Да я сегодня какбэ не в форме, – мрачно сказал Санька, не отрывая взгляд от заманчиво мерцающего монитора. Мортал-Комбат, ну надо же… давненько мечтал.
– Случилось чего? – спросил Фиртыч с деланной озабоченностью, то ли подражая кому-то, то ли просто рисуясь.
Не видя поводов для молчания, Санька прояснил ситуацию.
– Та-ак, – протянул Фиртыч и улыбнулся чему-то. – Тут посиди. С Люськой можешь чуточку поболтать… руками не трогай! А я на улицу, позвоню здесь кой-кому.
Немного бахвалясь, Фиртыч вынул-повертел в руках телефон в ярко-красном футляре. И зашагал к дверям, тыча на ходу в кнопки сосисочным пальцем. Санька покосился на красивую Люську: о чём с ней можно болтать?! Придвинулся к монитору, стал жадно наблюдать, как на экране мелькают фигурки царственных воинов. К джойстику он боялся даже притронуться. Вернулся Фиртыч, но Санька, поглядывая из-за его плеча на экран, забыл обо всём. Но скоро, очень скоро вернулся к реальности…
– Чего звал? – раздался, перекрывая гомон, грубоватый, чуть прокуренный голос. Санька обернулся на голос: за спинкой стула стояли два взрослых парня. Один был смуглый, чернявый, как Алишер, но черты лица определённо были славянские. Настоящий Жучок, окрестил его Санька. Второй – откровенный громила, качок с наголо бритым черепом и выпяченной челюстью. Парочка, баран да ярочка… Жучок и Качок, подумал Санька, но тут же стёр с лица непрошеную улыбку. Завидев пришедших, Фиртыч соскочил с соседнего стула и кратко, по-деловому рассказал гостям про Санькино горе.
– А чё, нормальный ход! – сказал Жучок. – Развели лоха, немного денег повесили.
– Разберитесь, братва! Глазок, он же нормальный пацан, – просительно сказал Фиртыч.
И подмигнул зачем-то Жучку. Санька даже удивился: чего он моргает?
– Ты, что ли, будешь Глазок? Тогда поехали, – буркнул Качок.
– Куда? – ещё сильней удивился Санька.
– В школу. Порешаем, чё как…
После удара в челюсть Петька-Ротан облился кровью и зачастил:
– Я скажу, я всё расскажу – не бейте меня, мужики…
– Где мужиков-то видишь, утырок? – буркнул Качок и врезал Ротану ногой в поддых. Ротан попытался взвизгнуть широким, разбитым ртом. Но получилось только прохрипеть.
– Конечно, расскажешь! Только, пожалуйста, не части. По порядку давай: кто навёл, что решили? – улыбаясь, проговорил Жучок. И эта улыбка надолго застряла в Санькиной памяти, оставшись самым ярким впечатлением от неожиданного знакомства. Из шепелявой скороговорки Петьки-Ротана, донельзя изумившись, Санька понял, что оказался жертвой подлого обмана со стороны одноклассников. Душа его так и прянула навстречу своевременным спасителям…
Между тем Жучок, крутя двумя пальцами кончик Петькиного уха, деловито перечислял:
– Мобилу – настоящую, не липовую – завтра же принесёшь и сдашь Глазку. Нам с корешем за беспокойство – двести баксов. Я внятно излагаю? У школьных ворот будешь ждать, в восемь утра. Или мамку ждать, но позже, в общей хирургии: с переломами, с передачками…
С этого дня Санькина жизнь совершенно переменилась. Теперь вся школа боязливо обходила его стороной. Даже учителя старались не делать Глазкову чересчур назойливых замечаний… часть наблюдений в 90-е годы принято было оставлять при себе. Торговать наркотиками оказалось, в общем, довольно просто. Пара приводов в милицию ничего не решила: Санька быстро научился сбрасывать лишнее и плаксиво отмазываться. Невинным личиком и жалким голосом награждён был Глазок от природы, что-то перенял от артистичной мамаши. Правда, был он теперь не Санька. Теперь это был Глазок, опытный боец и уличный пушер…
Да что там, даже Зоркий Глазок! Вот он плетётся, Лепень. Но что-то, чуется мне, идёт не один… и явно виляет хвостиком. Сорвалась моя удача. Неспроста, гад, опаздывал! Всё, линяем. Стрельба, это для дешёвых боевиков. Незаметные торговцы, вроде меня, предпочитают тишину, дождь и мрак…
Уж слишком сдержанно описано “прояснение ситуации”. Я после этого запнулся. Не понял что именно произошло. Просто в тексте это важное для сюжета событие происходит слишком коротко, от чего не понимаешь о какой ситуации речь вообще, и почему Фиртыч пошёл кому-то там звонить, и что за парни потом пришли… Пришлось перечитывать, чтобы врубиться.
И вот тут резкий переход. Вообще непонятно где это Петька кровью обивается. Вроде, только Глазок с пацанами в интернет-кафе перетирал, а тут сразу – хлоп! Нужен хоть какой-нибудь переход.
Все, до единого, персонажи какие-то моральные уроды. К Глазку с самого начала нет уважения, если с ним свои же корефаны так поступают… А он потом идёт и жалуется “ребятам постарше”. Ну ёлки-палки! Вообще становится неинтересно что с ним дальше будет. Чухан какой-то. Ему не сопереживаешь вообще. И, как к концу рассказа выясняется – не зря. Был ничтожным никем, стал ничтожным ублюдком, барыгой. И всё бы ничего, но повествование ведётся от первого лица… То есть человек, как-бы, рассказывает о себе, о своей судьбе. А зачем? Он что, гордится “карьерным ростом”?
Мораль рассказа? Не знаю… Может, “не будь лохом, чтоб не стать мудаком”?
Уважаемый оппонент.. всё, что Вы считаете сбивчивым и нечётким, относится к подростковой динамике, в приближении к которой был написан данный текст (с пометкой “из раннего”, я и сейчас за краткость, но подобную тему уже не взял бы).
Мне кажется, идея текста предельно ясна: это эволюция сознания, приводящая к деградации субъекта. Подросток в беде получает поддержку со стороны и становится вначале мальчиком на побегушках, рассыльным.. потом вырастает в пушера. К сожалению, история написана по следам реальных событий, слава богу, происшедших без участия автора. Благодарю за внимание, проявленное к данной работе.