Юля работала кассиром в “Перекрёстке” и для пропитохи, у неё было вполне себе смазливое личико. Я жил в её хате, пропёрдывал диван, смотрел по телику футбол и имел относительное личное пространство. Она приходила со смены измотанная и злая, но с заветной поллитровкой. В свои выходные она упивалась до посинения. Я прекрасно понимал, что долго так продолжаться не могло. Слишком всё гладко стелилось, но я совершенно не хотел думать в том ключе, а что будет потом? Зачем думать про завтра если ты не знаешь, чем закончится сегодня. И прав был незнакомец, повстречавшийся Берлиозу на Патриарших, в жаркий час заката. Человек настолько ничтожен в своём существовании, что даже не может предугадать свой собственный вечер.
Юлька пришла домой уставшая больше обычного и как мне показалось уже вмазавшаяся.
– Всё, я так больше не могу. Я устала пахать, как лошадь, на этих проклятых дебилов. Сил больше нет.
Надо сказать, что Юля жадной на бабло никогда не была, в отличие от большинства бабищ, и моё иждивенство воспринималось, как данность. Есть определённая порода баб, которым без мужиков совершенно невозможно. Это Эльдорадо, для ущербных типов, как я.
– Что случилось дорогая, тебя кто-то обидел на работе?
– Нет, – помотала она головой и заплакала. – Я просто заебалась. Прости, но тебе придётся поискать работу.
Ну что же, это было справедливо, по крайней мере. Сначала имеешь ты, потом имеют тебя.
Выйдя в магазин за пивом, я увидел припаркованный во дворе китайский грузовичок, надпись на будке гласила: Доставка Зоотоваров. Я подошёл к водиле, который сидел в кабине и пересчитывал наличность.
– Слышь, братан, ну как оно? – попытался я завести разговор.
Водила напрягся, убрал деньги и злобно на меня зыркнул.
– Вам шофера не требуются?- попытался я разъяснить ситуацию.
– Требуются, а чо?
– Мне работёнка понадобилась, ну так, чтобы не слишком хлопотная, а то баба моя всю плешь проела, – попытался я растопить лёд непонимания.
Водила хмыкнул и посмотрел на меня более дружелюбно. Проблема баб — это общемужиковая проблема, каждый в той или иной степени с ней сталкивался.
– Эт ты по адресу, дружище. Вчера два Портера пришло – водил ещё не набрали. Не скажу, конечно, что работа прям уж не пыльная, однако кошачий корм — это не мешки с углём. Права-то у тебя есть?
– С правами порядок!
В своё время у меня хороший кореш в ментовке работал. Он и открыл мне абсолютно все категории. Теперь я мог водить любое транспортное средство от полуприцепа до мотороллера. Водила оставил мне адрес конторы и контактный телефон.
Парень, который меня оформлял, дал мне заполнить стандартную анкету. Я написал заявление, он внимательно изучил мою трудовую, где среди прочих недавних работ была и такая запись: ростовая кукла Вини-пуха в детском парке Улыбка.
– Когда сможешь приступить? – спросил он.
– Да, хоть сейчас, – хмыкнул я.
Парень улыбнулся и протянул мне ключи.
Мне достался видавший виды Портер, возивший, наверное, ещё самого Мао Цзэдуна. Парня, который принимал меня на работу звали Игорь. Он сам был водилой, а по совместительству бугром. В самом начале смены он сверял заказы, которые приходили на электронную почту, закидывал собачьи корма, кошачьи консервы и прочую дребедень по машинам, дальше я отправлялся в путь.
Мой маршрут проходил по центру. Работенка оказалась, действительно, не пыльной и кошачья жратва – это далеко не мешки с углем или коровьи полутуши. Но парковать мой Портер на арбатских или тверских переулках было абсолютно негде и приходилось бросать грузовик в километре от дома и пёхать навьюченным всяким дерьмом на своих двоих.
Стоял невероятно жаркий апрельский денёк, а я был нахлобучен ещё по-зимнему. Тёплая куртка, тяжелые ботинки, штаны с утеплителем. Два огромных пакета с собачьим кормом я должен был завести на Сивцев Вражек двадцать один. Движение на этом арбатском переулке было одностороннее, плотное и вся обочина заставлена машинами – ни единого места, чтобы воткнуть этот китайский драндулет. В итоге я сумел припарковаться только в конце следующего переулка.
Когда я вышел на Сивцев Вражек, как назло ливанул дождь и не смотря на тёплую погоду – тёплым он ни хрена не был. В один момент я весь промок. Свитер облепил тело и повис на мне холодной тряпкой. В дырявых ботинках захлюпала вода. До нужного мне дома оставалось пройти всего ничего – метров двести или триста, но холодный дождь казался мне непреодолимым препятствием. Я прибавил ходу и дождь тоже поднажал, как будто кто-то сверху забавлялся, поливая меня из садового шланга, постоянно увеличивая напор.
Упаковка стала мокрой и скользкой. Пересилив себя, я добрался до долбанной арки, которая вела во двор нужного мне дома. Но там оказалась стальная решётка с домофоном. И вот тут я понял какой я распоследний мудило. Код от домофона у меня был записан в бланке заказа, который я впопыхах оставил на приборной панели. Я поставил мешки в лужу на тротуаре и достал мобильник, чтобы позвонить Игоряну, но мой хилый аппарат не перенёс последствий потопа. На экране была трещина и в эту трещину попала вода и теперь вместо экрана у телефона была разноцветная размазня. Номер Игоря я естественно не помнил. Всё в этот злоебучий день было против меня. Судьба посылала мне знаки, и я твёрдо решил, что если выберусь сегодня живым и здоровым, то пошлю на хуй и Юльку и эту работу.
Меня знобило и трясло, как наркомана на хорошем кумаре. Я зашагал прочь. Ебись оно всё конем, – думал я, стараясь перейти на бег, но ноги мои еле поднимались под тяжестью промокших штанов. Когда я наконец-то добрался до своего тарантаса, дождь ослабил хватку, а через мгновения и вовсе затих. За крышей соседнего дома из-за тучи начало проглядывать солнце. Мне казалось, что дождь шёл целую вечность, но взглянув на часы я понял, что это стихийное бедствие длилось не больше десяти минут.
Я залез в грузовик, поставил скорость на нейтралку, повернул ключ зажигания, но тут меня ждал очередной неприятный сюрприз. Грузовик не завёлся. Послышался треск, и я понял, что бобик сдох, аккумулятору пришёл трындец! Я завалился на сиденье и накрывшись курткой уснул.
Когда я проснулся уже во всю сияло солнце. На асфальте даже не осталось следов от недавнего ливня. Пинком я открыл незапертую дверь и попытался закурить, но сиги оказались сырыми, и я оставил эту глупую затею. В этот момент нарисовался Игорян.
– Какого хуя, Андрей, ты чего бухой что ли? – заорал на меня Игорь.
– Как ты меня нашел? – зачем-то, спросил я. Хотя и так всё было понятно.
– Джипиэрс, придурок! Тем более звонил клиент с Сивцева Вражека, жаловался, что корм ты не доставил, а сложить два к двум, как ты понимаешь это, как два пальца обоссать.
– Эта колымага сдохла, клиенту скажи, что доставка стоит около входа, а мне пора, а то не успею к очередной серии Кармелиты. Я громко хлопнул дверью и плечом оттолкнул безмолвно смотревшего на меня немигающим взглядом Игоряна.
Юлька уже была дома. В её окне на четвёртом этаже горел свет. Дверь оказалась не заперта. Из глубины квартиры доносилась ненавязчивая музыка. На вешалке висело мужское пальто, стояли зимние полу сапоги. Меня явно не ждали или просто забыли о моём существовании. На столе стояла двухлитровая сиська пива и начатая бутылка водки. Уже хорошо датая Юлька дебильно улыбалась. Рядом с ней сидел какой-то тип и держал свою лапу у неё на ляжке. Рожа у него была широкая, в такую попасть не составляло труда. Но сил выяснять отношения не было, как и не было собственно никаких отношений. Пора было сворачивать это шапито и возвращаться домой.
– Ой, Андрюш, – всплеснула руками, словно лебедь, Юлька. – А я думала, что ты на работе сегодня.
– Я уволился, – ответил я не смотря в их сторону и тяжело опустившись на диван начал раздеваться.
– Ну чо, паря, как девку дербанить будем? – хрюкнул тип с широкой будкой.
– Это Иван Сергеич, он научный работник, – сказала Юля, – я вот тут решила в университете восстановиться, он мне с алгеброй помогает!
Мне было всё равно кто этот тип и зачем пришел. Мне было в тот момент вообще всё совершенно безразлично. Я молча снял мокрые носки и бросил на стол. Один носок осел в миске с оливье, а второй повис на долговязом горлышке бутылки ёмкостью ноль семь.
– Ты чо, сука, ваще берега попутал? – охренел Иван Сергеевич. – Да я тебя, падла, сейчас на ремни резать буду.
Иван Сергеевич резко вскочил из-за стола и двинулся на меня, я тоже поднялся. Юлька дико завопила, в подслеповатом свете лампы я увидел блеснувшее лезвие ножа…
Очнулся я уже в больничке и всей грудью тяжело вдохнул её медикаментозный запах. Дверь палаты приоткрылась, я увидел маму и вошедшего следом за ней отца.
– Доктор говорит, что всё будет хорошо, ничего серьёзного, – гладя меня по голове говорила мама.
Мама у меня хорошая женщина, просто ей, как и многим женщинам не повезло встретить подходящего мужчину. Отец мой мужик ничего и по-своему я, наверное, его тоже люблю, но мы с ним совершенно разные люди. Отец смотрел на больничный двор через мутное стекло палаты будто видел там что-то одному ему известное. У него частенько бывал такой глубокомысленный взгляд, как будто он решает невероятной сложности алгебраическое уравнение, хотя на самом деле думал о том, как сыграло его любимое Торпедо.
– Андрей, ну сколько можно? – не отрывая взгляд от окна, сказал он. – Тебе уже тридцать два года, а ты всё как подросток. Пора взрослеть.
– А что такое быть взрослым, отец? – я знал, что этот разговор, в тысячный раз ничем не закончится.
– Быть взрослым, сынок, – отец наконец-то посмотрел на меня. – Это значит начать отвечать за свои поступки, а не жить, как ветер в поле. Ты понимаешь, что от тебя почти три месяца – ни ответа, ни привета, у матери каждый вечер глаза на мокром месте. В церковь ходила за тебя, дурака, свечки ставила, а потом нам звонят из больницы. Ладно тебе на меня наплевать, но мать-то пожалей…
– Прекрати, Саш, – шикнула на отца, мать. – Не видишь, он не в себе.
– А когда он был в себе-то? – прорычал отец. – Ничему, дурака, жизнь не учит. Лярве своей спасибо скажи, скорую вызвала, додумалась. А то так бы и подох. Баран.
Я закрыл глаза и отвернулся к стене. Что в сущности мне было ему отвечать? Да и не было у меня ответов. У отца своя правда, у меня своя или её подобие. И никогда мы, наверное, не придём к единому знаменателю. Каждый будет сидеть в своём окопе до конца войны.
– Бесполезно с ним, – махнул рукой отец и начал вновь разглядывать больничный двор с многозначительной задумчивостью.
– С тобой тоже, – буркнул я себе под нос.
Дверь палаты открылась и в неё просунулась Юлина голова.
– Здрасти! – кивнула она. – Привет Андрей, – посмотрела она на меня, – ну я позже зайду.
– Постойте, мы уже уходим, – резко сказал отец, таким тоном который опротестовать было невозможно, да мама собственно говоря и не пыталась.
Она робко поднялась, еще раз провела рукой по моим волосам и вышла вслед за отцом.
– Ну как ты? – спросила Юлька, заняв мамино место и мне показалось, что она так же, как и мама хотела провести рукой по моим волосам.
– А как Иван Сергеевич? – спросил я.
– Никак, – ответила она и улыбнулась.
– Понятно, а чего пришла? – я пытался изобразить недовольство, но выходило видимо это не очень и по моему лицу расползалась улыбка. На самом деле мне было приятно что, Юля пришла. Лицо её было посвежевшим, менее отёчным и она была трезвой.
– Проведать тебя, вот яблок принесла, – она поставила пакет на тумбочку.
– Спасибо!
– Знаешь, Андрей, прости меня. Просто закрутилось всё как-то, я сама даже не понимаю откуда нарисовался этот хмырь. Если тебе интересно у нас с ним ничего не было, правда.
– Мне не интересно. Всё хорошо, не парься. Ты ни в чем не виновата. Это я такой по жизни, ищу на жопу приключений. У отца вон голова седая, а он всё обо мне переживать должен. Хотя уже должно всё быть наоборот.
– Ну твои то переживают хотя бы, мои уже давно просто дают деньги и ждут когда я кончусь.
– Всё не так плохо, как кажется. Жизнь белый холст, а люди художники и, если большинство людей тяготеет к более классическим вещам, ну там натюрморт или пейзаж, семейный портрет. То мы с тобой авангардисты, мы рисуем наш мир так как его никто не может понять и при виде нашей мазни люди непонимающе крутят головой и говорят, что это за дерьмо?
– Красиво, сам придумал?
– Нет, в какой-то книге вычитал, умной.
– А я на работу устроилась, кассиром, опять в Перекрёсток.
– Молодец, я рад за тебя.
– Андрей, скажи, что будет дальше?
– Ну не знаю, Ванга предсказывала большую войну, а Нострадамус потоп…
– Я про нас.
– А что мы? Как жили, так и будем жить дальше. Не вешай нос и на нашей улице перевернётся грузовик с конфетками.
В больничке я провалялся около месяца. Несколько раз приходила Юлька, потом пропала. Несколько раз была мама, но уже без отца. Мама плакала и почему-то просила у меня прощения за себя и за отца. Когда я вышел первым делом решил заехать к Юльке. Однако в квартире, в которой она жила были уже другие люди. Им было чуть за двадцать, не так много, но я чувствовал, что между нами целая пропасть, целая прожитая мной чужая жизнь. Они рассказали мне про Юлю. Ну по крайней мере, то, что они знали или слышали. Всё оказалось банально. Пьяная ссора, кухонный нож, травмы несовместимые с жизнью и её собутыльник поехал в городской морг, а Юля в СИЗО. Вот так и закончилась наша недолгая история любви. Или не любви, а просто взаимных симпатий или взаимного проёбывания времени.
В городе вовсю разошлась весна. Зеленели скверы, пахло свежестью. Город дышал полной грудью втягивая в себя химический запах выхлопных газов. Всё начиналось заново. Первое время, как всегда, у родителей. Слушать недовольное сопение отца, расстроенную гитару младшего брата и кушать мамин суп. Потом надо искать работу, квартиру, женщину и порой я ловлю себя на мысли, а есть ли вообще хоть какой-нибудь смысл в этом броуновском движении. Для чего надо вообще двигаться дальше? Но слишком сложные вопросы, для которых у меня не было односложных ответов я решил оставить на потом.
Закрылись двери автобуса, а я так и остался стоять на остановке с зажатой в губах не прикуренной сигаретой. Рядом со мной о чем-то спорили двое школьников с огромными рюкзаками за спиной. Симпатичная девушка разглядывала свой маникюр, несколько старушек обсуждали последние события на Украине. У меня же тянуло внизу живота где ножевое ранение было прочно стянуто нитками и перехвачено бинтом. Нестерпимо хотелось холодного пива, такого, чтобы драло глотку и сводило зубы. Выхваченный ветром из цветочной палатки до меня долетел запах несвежих роз. Я прикурил сигарету и не торопясь побрёл в магазин…
дай то Бог здоровья родителям нашим. Хотя, если гг читает умные книжки, то не пропадет. Задумалась о своем бренном житии, смысла и правда нет…
Побольше оптимизма, пожалуйста))