Рассказ месяца!
Что не дает сойти с ума людям, долгие месяцы запертым в жестянке, которая с немыслимой скоростью несется куда-то сквозь темную леденящую пустоту? Скудость воображения? Долг? Жажда познания? Предвкушение безбедной старости на тихой уютной планете? У каждого свой ответ. Мой ответ – любовь.
Из космоса Родас напоминал незрелое лесное яблоко, слегка сплюснутое у полюсов. На глянцево-зеленой глади океана, покрывавшего планету, бурыми пятнышками высыпали многочисленные острова, в основном, вулканического происхождения.
Один из множества землеподобных обитаемых миров Вселенной. Прекрасный и до последнего времени совершенно бесполезный.
Я поморщился, словно и впрямь ощутил во рту кислую вяжущую мякоть.
Если бы не извержение вулкана в северном полушарии, эта утлая нищая планетка многие столетия могла бы спать тихим пасторальным сном.
Но родасцы, видимо, чем-то прогневали владыку подземного мира. Один из вулканов проснулся, выплюнул в зеленоватую атмосферу тучи сизого пепла, пунцовым языком лавы облизал пересохшие губы атолла. Автоматическая орбитальная станция зафиксировала извержение, сделала спектральный анализ лавовых масс и передала информацию на Землю.
Не прошло и двух месяцев, как на орбите Родаса появился наш крейсер «Тысячеликий», сопровождаемый двумя транспортными кораблями. Капитан крейсера имела строгий приказ немедленно эвакуировать все население планеты в ближайшую колонию в связи с началом масштабных горнорудных разработок на Родасе. Разумеется, с выплатой всех положенных компенсаций. При большой удаче компенсации могли бы даже покрыть кредиты колонистов.
В лавовых массах так некстати ожившего вулкана обнаружился иридий. Скрупулезные подсчеты технарей Корпорации показали, что ядро планеты, как минимум, на тридцать процентов состоит из этого редчайшего металла.
В Эпоху Экспансии колонисты буквально зубами цеплялись за любую пригодную для жизни планету, до которой только мог доковылять наскоро сооруженный транспортник. Миллиарды людей, доведенных до отчаяния теснотой земных мегаполисов, неподъемными кредитами, ограничением рождаемости и тотальным цифровым контролем, продавали или бросали имущество, брали билет в один конец и целыми семьями набивались в гибернационные кабины.
Транснациональные корпорации, полностью поделившие к тому времени колыбель человечества, всячески поощряли экспансию. Все экспедиции снаряжались по одному сценарию. Сначала астрономы торжественно объявляли об открытии еще одной, пригодной для жизни планеты. Затем в средствах массовой информации разворачивалась грандиозная рекламная кампания. Экраны телевизоров заполняли умопомрачительно-прекрасные пейзажи далеких миров, отснятые где-нибудь в дождевых лесах Восточной Сибири, или на курортах Антарктиды. Второсортные актеры давали интервью, изображая закаленных невзгодами переселенцев, добившихся успеха на новом месте. Круглосуточно транслировались репортажи о строительстве на орбитальных верфях очередного суперкорабля, который, подобно Ноеву ковчегу, бережно доставит счастливых пассажиров в светлое будущее.
Восемь из десяти экспедиций так никогда и не достигали места назначения. Те, кому посчастливилось долететь, вместо вожделенного рая зачастую находили болтающийся вокруг полудохлой звезды бесплодный булыжник, или комок сплошного льда и гибли в первые месяцы от голода и болезней.
Неудачи никого не волновали. Корабли строились непрерывно, желающие улететь штурмовали офисы компаний по найму колонистов.
Если же колонии удавалось выжить и добиться процветания, рано или поздно на планетарной орбите появлялся крейсер Корпорации, и поселенцам приходилось вспоминать, что было напечатано мелким шрифтом в их пожизненных, переходящих по наследству контрактах.
Экипажу «Тысячеликого» предстояла рутинная операция. Тридцать десантных шлюпок крейсера против девятисот с небольшим обитаемых островов планеты. Еще десять шлюпок в резерве на случай непредвиденной ситуации.
План был отработан до мелочей. Шлюпка приземляется на остров. Командир десантников вручает главе поселения уведомление об эвакуации и выделяет время на сборы пожитков и прощание с малой родиной. Крейсер с орбиты молчаливо подтверждает серьезность намерений Корпорации. Затем шлюпка перепрыгивает на следующий остров, а к поселению летит транспортный баркас.
Шлюпки падали на планету, словно отливающие серебром семена цивилизации. Мы с Энсти стояли возле иллюминатора, наблюдая за их падением.
– Думаешь, все пройдет нормально, Ал? – В голосе Энсти слышалась неуверенность.
Я молча обнял ее за плечи. Слова не требовались, от меня была нужна только поддержка. Энсти благодарно опустила голову мне на грудь.
– Я устала, Ал. Если все пройдет хорошо, пусть это будет наш последний полет. Пора пожить для себя.
Я погладил ее тёмные волосы и нежно поцеловал в карие глаза.
– Конечно, милая. Как скажешь.
По протоколу каждая шлюпка должна была выйти на связь сразу после приземления, и затем докладывать о ходе операции каждые четыре часа. Кроме того, существовал, разумеется, канал экстренной связи.
В десять часов семь минут по корабельному времени первая шлюпка коротко доложила о штатной посадке. В четырнадцать часов семь минут динамик интеркома зашипел, довольно вздохнул и произнёс: «Будьте счастливы. Я люблю вас»
На каждом корабле есть крысы. Главной крысой на «Тысячеликом» был старпом Фруше.
Капитан может управлять одним кораблём много лет. Старпом назначается только на один рейс.
Капитан нужен, чтобы принимать решения и нести ответственность. Старпом следит за тем, чтобы эти решения не шли вразрез с политикой Корпорации, докладывает о нарушениях по специальному шифрованному каналу. И обладает правом сместить капитана в случае серьезных разногласий.
В восемнадцать часов восемь минут динамик безмолвствовал, как народ в пьесе Пушкина, и капитан Марч собрала офицеров на экстренное совещание.
– Какого черта в рубке делают штатские? – ехидно спросил Фруше, уставясь на меня пронзительными светлыми глазками в обрамлении белёсых ресниц. Он пришёл последним.
Старший помощник прекрасно знал, что я нахожусь тут с разрешения капитана, и не упустил случая поддеть ее.
– Господа офицеры! – капитан чуть повысила голос, и господа офицеры стали навытяжку. Все, кроме Фруше, вальяжно прислонившегося к косяку бронированной двери. Марч спокойно смотрела ему в глаза. Старпом криво ухмыльнулся и, дёрнув мускулистым плечом, отлепился от косяка.
– Сообщаю вам, что у нас внештатная ситуация. Ни одна десантная шлюпка не выходит на связь. На запросы с крейсера ответа нет. Ваши соображения?
Все посмотрели на четвёртого штурмана. На экстренном совещании первым высказывается младший по званию.
Узколицый черноволосый Гурусета нервно сглотнул. Уши его порозовели, но голос был спокоен.
– Согласно протоколу о внештатных ситуациях, расследование подобных инцидентов находится в компетенции старшего помощника капитана, – Гурусета замолчал.
– Предлагаю отправить несколько десантных шлюпок под командованием старшего помощника на один из островов, – поддержал его рыжебородый здоровяк Холанд, второй механик.
– Не больше трёх шлюпок! – резко возразила Луиза Милье, второй помощник капитана. – У нас должны остаться резервы на крайний случай.
Остальные молчали. Капитан Марч окинула собравшихся пристальным взглядом.
– Что ж, – подытожила она, – Если ни у кого нет возражений…
– Есть возражения! – улыбаясь, сказал Фруше.
Он сделал два шага и оказался прямо напротив меня.
– Почему бы нашему штатному зоологу-ботанику-климатологу-и-черта-в-ступе не начать, наконец, отрабатывать жалование, которое платит ему Корпорация? Он ведь, кажется, учёный, и знает всё обо всем на свете? Не то, что мы, тупые служаки. Пусть спустится вниз и посмотрит – что там и как. Если наши доблестные десантники отравились местными ягодами, или получили солнечный удар, загорая на белом песочке – Ал сумеет помочь им прийти в себя. Он ведь ещё и медик, если я не ошибаюсь? Ты же сумеешь вернуть ребят домой, и вернешься сам, так, Ал? А если не вернешься – что ж, невелика потеря.
Фруше торжествующе улыбался.
– Это разумное предложение, – невозмутимо сказала капитан Марч. – Итак, три десантные шлюпки под командованием старшего помощника Фруше…
– И снова вынужден возразить, уважаемая госпожа капитан. – Фруше скромно потупил глаза. – Кто-то ведь должен помочь Вам приглядеть за судном, если ситуация накалится. Так что я останусь здесь, а командовать шлюпками будет… ну, скажем, четвёртый штурман. Он человек молодой, ему надо зарабатывать плюсики в личное дело.
– Старший помощник Фруше, я буду вынуждена сообщить о вашем неподчинении в дисциплинарную службу Корпорации.
Голос капитана стал ледяным.
Казалось, Фруше это позабавило. Он пренебрежительно махнул рукой.
– Разумеется, госпожа капитан! Это ваша прямая обязанность.
Старпом подмигнул мне и снова отошел к двери. Все молчали. Спорить с представителем Корпорации было глупо.
– Что ж, – сузив глаза, произнесла Марч, – три десантные шлюпки под командованием четвёртого штурмана Гурусеты вместе с прикомандированным ксенобиологом Михайловым высадятся на Родас в восемь утра по корабельному времени. Господа офицеры, все свободны!
Ночью Энсти беззвучно плакала на моём плече.
– Ненавижу этого Фруше! Наглая, самодовольная, трусливая крыса!
Горячие слёзы скатывались по её щеке и обжигали мне кожу.
А я снова гладил ей волосы и еле слышно шептал:
– Ничего, милая. Всё будет хорошо. Я вернусь. Я обязательно вернусь к тебе, Энсти.
Я поцеловал мокрую щёку и ощутил на губах соль и горечь.
Наступило утро, и шлюпка вылетела из шлюза, сверкая в нестерпимо-голубых лучах местного Солнца. Как ястреб на замершую в траве добычу, мы неудержимо падали на бурое пятно острова.
Решётчатые опоры мягко ткнулись в чужую почву. Вытирая пот со смуглого лба, Гурусета нажал несколько кнопок. Тормозные двигатели умолкли. Две другие шлюпки опустились рядом с нашей. Люк открылся, и десантники, озираясь, выскочили наружу. Я осторожно спустился вслед за ними.
Возле раскаленного корпуса шлюпки стоял синеглазый светловолосый мальчишка, лет двенадцати, одетый в подобие юбки из жёсткой жёлто-рыжей травы. Мальчишка что-то жевал и с благожелательным любопытством смотрел на окруживших его вооружённых людей в униформе Корпорации.
– Ты один здесь? Где все остальные? – спросил я, чтобы нарушить молчание.
Получилось довольно глупо. Вряд ли ребёнок, родившийся на захолустной планете, мог понять мой вопрос.
– Женщины в деревне, готовятся к празднику в вашу честь, – охотно ответил мальчишка, – А мужчины вот-вот вернутся с рыбалки.
Он прислушался к чему-то и радостно заулыбался.
– Ого! Они загарпунили деригера! Идем скорее! Жареный деригер – это вкуснятина несусветная! Язык проглотишь!
– Постой! – торопливо сказал я, – Ты видел здесь людей, похожих на нас?
Но мальчишка уже шагал по тропинке, ведущей к побережью.
Огромный прозрачно-синий карбункул солнца медленно тонул в волнах бескрайнего изумрудного океана, и это было так прекрасно, что хотелось плакать от счастья. Двое бывших десантников неторопливо растягивали для просушки рыболовную сеть. Остальные лежали в бурой траве вокруг костра. Худощавый Гурусета, отойдя в сторону, тихо и бесхитростно молился. Синеглазый Эльгин, от пуза наевшийся жареного деригера, сыто дремал, привалившись худым плечом к моим, гудящим после танцев ногам. На Эльгине был десантный китель.
– Ты должен вернуться на корабль, – сказал Груул, добродушно улыбаясь морщинистым, словно печёное яблоко, лицом. Его седые волосы хвостом спускались по жилистой загорелой спине.
Я опустил голову, задумчиво ероша волосы.
– Да, Груул. Мне нужно вернуться. Но я не знаю, что делать. Как объяснить Энсти, что сказать остальным?
Груул отхлебнул из глиняной плошки, довольно поморщился и передал плошку мне.
– Ал, сынок. Тебе не о чем беспокоиться. Просто делай то, что правильно, и всё устроится наилучшим образом. Ты же и сам это знаешь.
Да, я знал. Теперь знал. Оглядываясь назад, я видел, что вся моя жизнь была причудливой извилистой дорогой, которая, тем не менее, вела именно сюда. На Родас. Домой. Но…
– Одну из шлюпок надо переделать под лазарет, Груул. Вы справитесь без меня, если я не вернусь?
Груул, смеясь, взмахнул тощей рукой.
– Твое беспокойство так забавно щекочется, Ал! Я никогда не испытывал такого чувства. Спасибо, сынок!
Я сделал глоток из плошки. Кисло-сладкий напиток с негромким цветочным запахом почти не пьянил. Если опьянение можно сравнить с любовной горячкой, то в этом напитке была спокойная нежность.
Эльгин пошевелился во сне, крепче прижался к моей ноге. Я поправил на нём китель, и он благодарно улыбнулся, не открывая глаз.
– Ты почти ничего не ешь, Ал.
Полная светловолосая женщина заботливо протянула мне плод, похожий на зелёное яблоко в толстой крепкой кожуре.
– Что это? – спросил я, с интересом рассматривая плод.
Груул снова отпил из плошки и передал её женщине.
— Это яблоко Шивы. Легенда говорит, что Шива любил отдыхать под деревом, на котором растут эти плоды. Наши предки привезли семена с Земли. Удивительно, как эти деревья прижились на Родасе. Ешь, Ал. Этот древний бог всегда приходит на помощь тем, кто почитает его.
Груул снова засмеялся.
– Больше всего на свете люди боятся, что их не будут любить. Из этого корня растут все остальные страхи, слабости, обиды и разочарования. Человек боится раскрыть своё сердце, чтобы не растратить понапрасну ту малую частичку любви, которая прячется внутри него. Люди беспокоятся и злятся, нервничают, проверяют и отвергают – и всё это из страха потратить любовь и ничего не получить взамен. Люди выдумывают себе одного-единственного идеального Другого, который поймет и примет их, а затем всю жизнь ждут его. Мечутся от восторга к отчаянию. Или методично и беспощадно переделывают реальность, стремясь приблизить ее к выдумке искалеченного страхами сознания. Люди старательно считают синяки и обиды, годами ковыряют каждую выдуманную ранку на сердце. До тех пор, пока не выбьются из сил и не умрут в тоскливом одиночестве.
Загляни в себя, Ал! Ты не хочешь улетать с Родаса потому, что нашёл здесь любовь. И не можешь остаться, потому что на корабле тебя ждёт Энсти. Кажущаяся необходимость выбора тяготит тебя.
Нет нужды выбирать, сынок. Ты волен отправляться куда угодно, можешь возвращаться, когда захочешь – везде тебя ждёт любовь. Всё мироздание любит тебя такого, как есть – иначе ты просто не появился бы на свет.
Женщины у костра негромко пели старую-старую песню о юноше, уплывающем в море, и девушке, оставшейся на берегу.
Я с усилием разломил плод. Коричневые семена в розоватой мякоти напомнили мне глаза Энсти.
– Десантная шлюпка номер семнадцать вызывает крейсер «Тысячеликий» Говорит ксенобиолог Михайлов. Я возвращаюсь на корабль.
Стартовые двигатели выплюнули из дюз белое пламя. Перегрузка мягко вдавила в кресло. Планета на мгновение зависла, потом провалилась вниз. Из-за темно-зеленых складок бархатного горизонта вынырнул ослепительно-голубой диск и начал превращаться в шар. Надтреснутый тенорок Груула в моей голове сказал:
«Когда будешь взлетать, посмотри на солнце, Ал. Миллиарды лет оно живет, даёт свет и тепло. И не переживает о том, что получит взамен. У него уже есть всё, что нужно. У тебя тоже»
Господи милосердный, неужели всё так просто? Открываешь сердце. Отпускаешь страхи. Принимаешь мир таким, как есть. Любишь. Чувствуешь, что любим. Всё.
Шлюпка скользнула в шлюз. Толстенная внешняя дверь бесшумно закрылась. Насосы зашипели как змеи, выравнивая давление в шлюзовой камере. Стрелка термометра качнулась и пошла вверх. Красное мигание сменилось ровным зелёным свечением. Лязгнув, откатилась внутренняя дверь. В проёме стояла Энсти.
Труднее всего объяснить другим то, что для тебя разумеется само собой. Потому, что ты никогда прежде не подбирал слов, чтобы объяснить это себе. Просто почувствовал и принял.
Я говорил медленно, закрыв глаза, шаг за шагом восстанавливая в памяти всё, что случилось после приземления. Мы шли по тропинке, я болтал с Эльгином, словно с младшим братом. Почему я решил, что он мне брат? А разве нет?
Десантники устали тащить вооружение и сложили его в кустах, предварительно разрядив. Без приказа? А зачем приказ, все и так понятно. Как они могли бросить оружие? Так оно уже никому не угрожало. Что делал командир? Лейтенант Бакли первым положил автомат на землю и пошутил, что таким грузом можно слона превратить в жирафа. Все хохотали.
Потом мы пришли в селение, там готовился праздник. Мы стали помогать – собирали дрова для костра, рубили листья для подстилки. Сняли кресла с первой шлюпки и принесли к костру. Зачем? На них сидеть удобнее, чем на земле. Кстати, нам с вами надо не забыть медикаменты, когда будем возвращаться на Родас. Из шлюпки получится прекрасный лазарет, мы уже все придумали.
Почему десантники из первой группы не выходили на связь? Им было некогда – ловили рыбу для праздника. Загарпунили огромного деригера. Ох, и вкуснятина! Прилетим – попробуете.
Дальше? Дальше мы пили, ели, пели песни и танцевали. Дул ветер с моря, и тени деревьев плясали вместе с нами. Еда, или напитки могли быть отравлены? Нет, конечно. Придёт же такое в голову!
Почему никто больше не вернулся? А зачем? Гурусета показал мне, как управлять шлюпкой. А остальные не захотели лететь.
Почему вернулся я? За тобой, Энсти! Помнишь, ты говорила, что нам пора пожить спокойно, для себя? Ну, вот. Решайся. Нас ждут к закату, опять будет большой праздник. Ребята, вы тоже собирайтесь! Полетим все вместе.
Я смотрел прямо в карие глаза Энсти, и видел всё, что творится в её душе. Там шла нешуточная борьба. Недоверие боролось с надеждой. Любовь – со страхом. Привычка к порядку – с желанием послать всё к чертям.
Я улыбнулся ей. Всё хорошо, любимая.
– Боже мой, что за чудесная история! Я даже прослезился, – Фруше, развалившись в кресле, старательно вытирал левый глаз. – А что скажете вы, госпожа капитан?
– Я… не знаю.
Впервые в жизни я услышал неуверенность в голосе капитана. Остальные офицеры молчали. Затем голос Марч окреп:
– Думаю, что здесь не обойтись без тщательного расследования. Я сама полечу на планету.
– Браво, браво! – Фруше лениво поаплодировал. – Какая ответственность, какое самопожертвование. Только боюсь, Корпорация не одобрит ваше решение. Срыв эвакуации, потеря тридцати четырех десантных шлюпок, трёхсот с лишком членов экипажа и квалифицированного капитана – это очень большие убытки. А главное – дезертирство виновника, с которого можно все эти убытки взыскать. Ведь вы понимаете, кто виновник произошедшего, госпожа капитан?
– Да, господин старший помощник. Я понимаю, кому Корпорация предъявит счёт, и готова платить.
– Ну что ж… Повинную голову меч не сечет, – Фруше улыбался. – Я помогу вам, капитан.
– Что вы предлагаете? – даже сейчас голос капитана был ровным.
– Всё очень просто. Мы напишем в отчёте, что колонисты отказались выполнить требование об эвакуации. И не просто отказались, а напали на шлюпки, а потом и на сам крейсер. И мы, защищаясь, были вынуждены обработать поверхность Родаса жёстким излучением. Под этим отчетом подпишется весь экипаж. Весь уцелевший экипаж.
В руке Фруше вдруг появился пистолет.
– Я не стану этого делать, господин Фруше! – В голосе Марч наконец-то послышалась эмоция. Презрение.
– А вам и не придется. Ах, Энсти, дорогая моя… Я ведь не всю жизнь служил старшим помощником. Приходилось мне и боевой частью корабля командовать. Я всё сделаю сам. Ради нас с вами, дорогая!
Фруше поднялся с кресла и повернулся ко мне.
– Как я надеялся, Ал, что ты просто не вернешься. Ну, что же теперь поделать…
Он ещё не успел договорить, когда я прыгнул на него. Мне нужно было только сбить его с ног, остальное сделают другие.
Раздался громкий хлопок, что-то ударило меня в левое плечо и отбросило назад. Голова Фруше расцвела багрово-алым цветком, тело конвульсивно задёргалось и осело на пол.
Капитан «Тысячеликого» Анестейша Марч отшвырнула свой пистолет и кинулась ко мне.
Невидимые в ночной темноте зелёные волны с еле слышным шипением облизывали нагретый за день песок пляжа. Я набрал горсть сухого песка и сидел, чувствуя, как утекают меж пальцев мелкие тёплые крупинки.
– Здесь так хорошо, Ал. – Энсти осторожно обняла меня, стараясь не задеть перебинтованное плечо. – Скоро всё закончится, но я ни чём не жалею. Ради этих дней стоило жить.
Мы поженились позавчера, едва лишь я смог встать на ноги. Старый Груул соединил наши руки цветочной гирляндой и на давно забытом языке попросил всемогущих Шиву и Парвати оберегать нас. Гурусета, отчаянно краснея, читал длинные нескладные стихи. Здоровяк Холанд играл на гитаре. Луиза Милье плакала и хлюпала носом, а смуглый светловолосый красавец с соседнего острова нежно её утешал.
Мы обрели счастье и покой. Даже неизбежное возмездие Корпорации не тревожило нас.
Лоскут пламени, словно трепетная алая бабочка, оторвался от гаснущего костра и медленно поплыл в нашу сторону.
– Груул! – обрадовалась Энсти. – Посиди с нами.
Груул воткнул факел в песок.
– Энсти, ты прекрасна, как цветок лотоса, которого я никогда не видел!
Его морщинистое лицо осветилось лукавой улыбкой. Затем он повернулся ко мне.
– Как твоё плечо, сынок?
– Спасибо, Груул. Гораздо лучше, чем неделю тому назад.
– Что ж, – Груул присел рядом с нами. – Значит, мы можем отправляться в путь. Энсти, ты поможешь нам распределиться по кораблям?
– Груул! – В карих глазах Энсти горели искры изумления. – Вы решили покинуть Родас? Но как мы можем? Здесь наш дом!
– Энсти, девочка, – Груул насмешливо покачал головой. – Когда всё мироздание любит тебя, не всё ли равно, в какой его точке находиться?
Зелёное яблоко планеты в обзорном экране стремительно уменьшалось. Вот оно превратилось в шарик, потом сжалось в изумрудную точку и, наконец, исчезло.
Крейсер «Тысячеликий» нанизывал складки вселенной, как швейная игла нанизывает сборки чёрного бархата. Обгоняя свет голубой звезды, он спешил к ближайшей землеподобной планете. Позади крейсера летели транспортные корабли, а впереди сообщение об успешном окончании эвакуации колонистов с Родаса и печальном самоубийстве старшего помощника Фруше. Сообщение, подписанное всеми членами экипажа.
Что не дает сойти с ума людям, долгие месяцы запертым в жестянке, которая с немыслимой скоростью несется куда-то сквозь темную леденящую пустоту? Скудость воображения? Долг? Жажда познания? Предвкушение безбедной старости на тихой уютной планете? У каждого свой ответ.
Наш ответ – любовь.
Отличный философский рассказ. Первый, из которых я здесь читал, который предлагает какое-то концептуальное решение тупика, куда пришла современная цивилизация. Детали решения не совсем ясны. Что, например, произойдет если два мужчиины влюбятся в одну женщину или наоборот. Но общая мысль правильная. Где ты Родос? ?
Спасибо за оценку) И отдельное спасибо за прекрасный вопрос))) Дело в том, что у нас любовь прочно ассоциируется с жаждой обладания, хотя это не только разные, но во многом противоположные явления. Об этой разнице очень хорошо сказал еще Будда: “Если вам нравится цветок – вы срываете его. Но если вы любите цветы – вы ухаживаете за ними”)))
Да, любовь – это шорошо. Я за любовь. Да и кто будет против любви?
Проблема здесь не в любви, а в человеческих эмоциях – в тех биохимических алгоритмах, отлаженных мамашей природой за миллионы лет человеческой эволюции. И отлаженных на две функции – выживание и размножение.
У меня есть приятель – известный специалист в оптимизации интернет сайтов. Он мне рассказывал, что решение остаться на вебсайте или нет принимает рептильный мозг за 30 миллисекунд. Так как в большинстве человеческих решение, то что называют свободой воли, происходят на уровне firmware. А потом уже человек находит логические доводы, чтобы оправдать это решение.
В России есть известный ученый Савельев, который занимается мрфологией мозга. Послушайте как нибудь пару его роликов. https://youtu.be/D1axK0bG1Hk
Так вот, под тонким слоем цивилизации, в нас всех сидит волосатый и злобный примат, который готов яростно отстаивать свои источники питания, свою территорию и своих самок. А Буддизм и всякие другие “измы” – это подпрограммы высшего уровня, которые, когдла дело пахнет гуталином, уступают в субординации эмоциям, направляемым рептильным мозгом.
Поэтому, прежде чем сиремиться к всеобщей буддийской любви, сначало, IMHO, нужно разобраться (перепрограммировать) человеческие эмоции. С них нужно начинать. ?
Начал смотреть видео с Савельевым – это потрясающе))) Спасибо!
“Под тонким слоем цивилизации, в нас всех сидит волосатый и злобный примат, который готов яростно отстаивать свои источники питания, свою территорию и своих самок. А Буддизм и всякие другие “измы” – это подпрограммы высшего уровня, которые, когда дело пахнет гуталином, уступают в субординации эмоциям, направляемым рептильным мозгом.”
В корне не согласен. Человек – суть обезьяна окультуренная, и культура, как правило, у большинства людей никуда не девается даже в самых гнусных обстоятельствах. Примеров тому великое множество – от стойкости протопопа Аввакума, принявшего жуткую смерть во имя своей веры, от Микеланджело, тело которого было деформировано многолетним стоянием с задранной головой при росписи Сикстинской капеллы, и до бесчисленных подвигов наших бойцов в Великой отечественной.
Мой брат расписывает крупнейшую христианскую церковь в Канаде, лежа под потолком на специальной площадке, которая поднимается на заданную высоту.
Разве Микеланджело был недоступен подобный щадящий способ работы? Я специально не изучал, как этот делал Микеланджело и верю Вам на слово – просто любопытно.
Это была фреска? Роспись по сырой штукатурке требует чрезвычайно быстрой работы, а масштаб, вероятно, понуждал иметь дистанцию между глазами и росписью. К тому же, насколько помню, он саам и наносил штукатурку. Не знаю, можно ли это делать лежа. Много лет назад я читал Ирвинга Стоуна, “Муки и радости”. Там это было описано в подробностях.
Брат в основном покрывает сусальным золотом нимбы вокруг ликов святых + орнамент по периметру. Какой материал под основной живописью, я не спрашивал.
Я уже не помню о чем это. Отвечу после того, как напишу все комменты на конкурс.
Саш… это – вещь! Я сегодня весь день читаю твоё “яблоко”. Сплошной поток удовольствия, счастья, сопричастности, мудрости, понимания бытия…
Ты нашел столько слов, которые я хотела бы сказать своему сыну. И я говорю, но, сказанные моими устами, они еще не скоро станут откровением, истиной… возможно потом, когда и я уйду в мир теней и придет прозрение. А сейчас ему бы нужно услышать эти слова от мужчины.
Спасибо тебе, Сашка… я словно искупалась под водопадом.
Мира, я очень рад, что тебе понравилось)
Мне понравилось. Очень, но с некоторыми размышлениями нашего друга Драко, не могу не согласиться. Но и спорить буду. А то я не буду собой
Саша, рассказ замечателен тем, что заставляет задуматься и, как следствие, поспорить. Сложность в том, что приходится спорить не столько с автором, сколько с концепцией буддизма. Я попробую сделать это не здесь, а с помощью другого рассказа (если получится, конечно). Попробую доказать, что твой вариант выхода из тупика и есть настоящий тупик. Красивый такой, но тупик. Поспорим рассказами)))
Технические замечания:
Сравнение обычно применяется для того, чтобы помочь создать у читателя зримый образ. Но я никогда не видел как падают семена цивилизации)
Есть проблемы с фокалом. Он плавает. Долго не можешь понять, кто это “я”, от чьего имени идет повествование.
PS. Несмотря на все вышесказанное, я считаю, что это лучшее, что я читал в сети за последнее (долгое) время. ?
Спасибо) Только эта концепция не имеет отношения к буддизму))) Насколько я знаю, принцип буддизма – в отказе от страстей, чтобы избежать неизбежно следующих за ними страданий.
Имеет. Потому что твоя концепция неизбежно ведет к отказу от любых страстей. Зло неотделимо от добра. Нельзя его хирургически вырезать из души человека, оставив только “нужные и хорошие” страсти и удалив “нехорошие”.
Полемизировать в рассказах – прекрасная мысль! Я участвую)))
Перчатка брошена, дуэль??
Хорошая мысль. Поддерживаю. Я в деле
Нет страстей хороших или плохих. Есть мизансцена, которую тебе написала судьба. и роль, которую ты вынужден отыгрывать.
Честно говоря, никогда не интересовалась буддизмом. Знаю! Стыдно! Голову уже пеплом посыпала и вопросы другу, его ( буддизм) исповедующему задала. Но я всегда считала, что одна из мыслей буддизма это то, что жизнь – есть боль и постигая свою боль нужно расти над собой ( по крайней мере я эту мысль так понимаю). Поэтому я не думаю, что ты прав, Саш, в этом постулате. Где взять страдания, если не проживать в страстях?
Ну, я сужу о буддизме по высказываниям Будды, но возможно, он мало знал о своем учении)))
Я, кстати, не великий специалист по буддизму. Сужу о нем скорее по БГ или Володе Яковлеву) В буддизме много течений и разновидностей. Это даже и не религия в строгом понимании, а философия. Поэтому вовсе не настаиваю. Тут, в моем сомнении в концепции (назовите “Михеевизм”, так будет точнее) главное другое. Пример “переделанных” колонистов говорит нам: “Научитесь быть счастливыми от того, что у вас есть. Не желайте большего, чем дано. Мир и так прекрасен”. Вот с этим я спорю, Саш. Да, люди грызут друг друга всю свою историю, но выдернуть им зубы – не выход, а именно тупик.
Немножко другой посыл я закладывал) Дело не в том, чтоб “переделаться под счастье”. Вот представь, что есть на свете человек, который тебя искренне и бескорыстно любит. При этом вы можете спорить, ругаться, быть несогласными, поступать по-своему… Но зная о его любви, ты всё равно будешь относиться к нему не так, как к кому-то равнодушному или враждебному. А теперь представь, что тебя искренне и бескорыстно любит мироздание в целом. Даже если какие-то его частности относятся к тебе отрицательно. И попробуй в своих ответных реакциях исходить из этого посыла)))
Обезоружить любовью? Ну да, возможно. Переходим от буддизма к христианству?))) Знаешь, в таком случае мне не хватает подобных диалогов в самом теле рассказа. Я бы не стеснялся и вложил это в чьи-нибудь уста. Почему нет? Время
разбрасывать камнинедоговаривать, время разжевывать)))От христианства это тоже очень далеко) В представлении христиан любовь насквозь условна: “Не – греши, и Бог полюбит тебя. Согрешишь – отвернется”
Нам, людям, вообще трудно представить любовь безусловную. Не верится, что кто-то может нас любить просто за то, что мы существуем))) Потому и мечемся: либо, чтобы заслужить любовь ближнего и дальнего, либо стремясь доказать всем, что нам это не надо))) Всю жизнь бежим за Богом, чтоб крикнуть ему, как он нам безразличен)))
А собаки?
Собаки, да. Это верно.
Я вчера знакомилась с ним, с учением. К ночи поняла, что кажется я буддистка и ушла спать, дабы не обриться наголо. Странно, что такое желание периодически возникает ))))))))
Главное – не читать медицинский справочник, как герой Джерома)))
Что ты! Я это уже прошла. Я даже нашла признаки родовой горячки)))))
Можно я буду у тебя лечиться?))) А то на последнем приеме врач задал мне три вопроса:
А когда я сказал, что хотел бы у него все это узнать, он очень удивился)))
Давай))))))). Только потом не жалуйся на долголетие. ?
Я как-то на одном бардовском слете сдуру и сильного похмелья выполз из палатки в 8 утра, когда все только улеглись. И решил спросить у кукушки, которая отрывалась в наступившей тишине, сколько мне отпущено)
Она куковала больше двух часов. Она охрипла. Ты когда-нибудь слышала хрипящую кукушку?) Когда я досчитал до четырехсот тридцати восьми, то решил, что мне хватит, и сжалился над птицей)))
Вот! Птица знала, что тебя лечить буду я))))))))) ?
Сашка, прАздрАвляЮ! Уря! ?
Спасибо, Мира)))
Прекрасный рассказ. Удивительно, как циники всевозможных калибров и типоразмеров его еще не обгадили… А то обычно, как видят что-то прекрасное, так сразу же стремятся окакать.
Есть, конечно, огрехи типа:
А насчет всякого рода ретилоидных мозгов и злобных приматов это вы загнули, товарищи комментаторы…
Вся эта психология – лишь ядовитая пленка на поверхности океана познания. Есть другие подходы к психологии.. например вот интервью супервизора института МАРИ – https://youtu.be/g2OBiHJt2aI или статьи на эту тему – https://www.marirus.ru/nauchnie-publicatsii/ , где применяется совсем другой подход и никакими злобными приматами не объяснить зачем люди строили например вот это . Если принять концепцию, что древним надо было выживать и 100% своего времени тратить на добывание пропитания, то эпоха мегалитов ломает это представление… вот почему о ней предпочитают молчать, потому что она не вписывается в теории о злобных приматах…Кстати миф о вавилонской башне – это собирательный образ эпохи мегалитов, а единый язык – это единый язык символов и мегалитических строений, который действительно был единым на планете, несмотря на отсутствие транспортного сообщения между континентами.. Такчта….
Саша!Поздравляю!???
Спасибо!