Конкурсы

Жил да был чёрный А может быть не чёрный И не за углом Ненавидели Его или хозяйку Или обоих Не про то хайку Как их ненавидели А про другое В минке суета Прогоняют прочь кота Запах тяжёлый Повезло коту Есть ароматизатор Цветёт сакура Хозяйка рада Картина моря маслом Клуб любви есть там

Море спокойно. Лишь осьминог с рыбаком Спорят о жизни. Спорят о жизни Двое с этой гравюры За спиной гейши. За спиной гейши Красуется пышный бант Пояса-оби. Пояса-оби Ты, поверь, не развяжешь – Занята гейша. Занята гейша – Новой забавой служит Для кошки своей. Для кошки своей Не хозяйка отныне Ты, рыба моя!

Цепкий спрут тоски Не поддаётся дайто. Заря ликует. Морские камни – Серые спины мыслей. Обездвиженность. Кошачьи когти Рвут тонкий шёлк кимано. Будь в ладу с собой. Взгляд раскосых глаз Вместил Мироздание. Вздох кота – тайна. Кошачья шкурка Приятно греет душу. Клиент подождёт. Иероглифы – Каллиграфия знаний. Красно-чёрная.

Серую стену Красит картина моря… Так вдохновляет! По утру хайку Черным на красном пишу. Повешу рядом. Рыжая кошка Лижет лицо язычком. О чём же хайку? Я вижу море, Рыбы там много живёт. Хочу на ужин! Глупая кошка, Там рыбак с осьминогом В схватке смертельной. Спрячь коготки прочь, Шёлк дорогой кимоно Портишь, цепляясь…

Мой мартовский кот Спруту подобен с утра, Спать не позволит. Как бедный рыбак На пути осьминога, В лапах кота я. Утренний кофе Стынет: кот не отпустит. Что ж, выпью сакэ! Муж растворился В цветении сакуры. Кот не заменит. В сумерках с мышью Спутал мой кот кимоно. Осени шелест. Сделать сэппуку Проще, чем сладить с котом. Боль самурая.

Куда бы мы ни ехали, спеша, В тот угол упирается душа, Где густо бродят запахи Одессы, Где ты водил дворовым пряткам счёт, Где над твоими виршами ещё Не наблюдали строгие Литбесы. Там был Привоз, и точные весы, Просоленные запахом хамсы, А к ним привычка – отпускать с походом, Поскольку настоящий одессит Тем пряным разговором больше сыт, Что здешним уважается народом. Там не было запрета: “Не воруй!” – И вор, известный

На стенах стареньких домов – теней узоры, Каштан укрыл резной листвою, как шатром, От зноя майского одесский ветхий дворик. Заборчик низенький своим прямым углом Немного потеснил асфальтную щербатость, Отважно защищая кустики ирги, Храня рассады помидорной безопасность И чудом выживший зимою георгин. Балконы опоясали дома навеки Кокетливо-ажурным, ломким пояском, Подъездные ступени – жалкие калеки – Кряхтя натужно, вспоминают о былом. Глаза окошек разномастных полуслепы, Ликующ грохот водосточных ржавых труб. На третьем

Ах, Одесса-мама, коммунальный двор, всё историей пропахло от и до, дом, повёрнутый глазёнками во двор — все про каждого — обычный разговор. Будто пуговки на старенький салоп тёти Софы, той, которой лет за сто, окна разные — размеры и фасон, двери плотные — и ключик и засов. Только стены осыпаются-шуршат — никому из них не хочется ветшать, никому — переселяться на покой, ах, Одесса-мама, помнишься такой. А на третьем, на

Я не был никогда поэтом Но тут – Одесса – только дай! Ну как не написать про это Ведь льётся через самый край Воспоминанья всколыхнулись Всё те же двор и граммофон И занавески шелохнулись И вышла Циля на балкон Очки с волненья запотели Циля поправит лапсердак: «Вы шо-то там, внизу хотели? Или пришли запросто так?» Споткнулся кедом об заборчик Ведь надо чем-то удивить: «Мне нужен с вами разговорчик Мне нужно

То ли скрипнула дверь, то ли птица Прокричала над снулым гнездом. Пожелтели Одессы глазницы, Когда дети покинули дом. Постихали в каштановой сени Мелодичные их голоса, Поседели без них воскресенья, Постарели без них адреса. Укрывает забор, рейка к рейке, Клумбы цвет посредине двора. Опадают на след от скамейки Шерстяные ворсинки ковра. То ли теплится жизнь, то ли точка Оказалась внутри запятой. Дожидается мама сыночка! Дожидается дочку домой! Там, в Одессе, в