Конкурсы

Мика всегда отличался терпеливостью и послушанием во всех делах, которые в той или иной мере касались процветания и благополучия его семьи. Несмотря на юный возраст и бойкий характер, этот голубоглазый мальчуган уже сообразил, как устроен мир; часто можно было наблюдать картину, когда его ровесники целой ватагой играют в кости, а он с деловым видом выполняет очередное поручение отца. Вот и сейчас Мика с лицом занятого человека спускался со склона холма […]

Все проблемы у нас из детства. Впервые я попробовал вкус крови вместе с материнским молоком. У меня рано прорезались зубы, а у мамы были очень нежные соски. Ранки не успевали заживать, а я постоянно требовал есть, устраивая жуткие истерики. И она кормила, превозмогая боль. Позже, лет в восемь я сильно порезал палец и сунул его в рот. Кровь никак не останавливалась, а я глотал ее, понимая, что ничего в своей

Его присутствие можно почувствовать. Неясно, мутно, мрачно, как взгляд сквозь покрывшую окружающий мир лёгкую тонировку. Когда находит такое, стараешься гнать от себя эту блажь, наваждение. Но ощущение чего-то неотвратимого и безысходного проникает в душу. Железнодорожный вокзал, ожидающие, провожающие, одинокие, пары, компании. Красивая женщина и стоящий рядом худощавый мужчина. Они стояли рядом. Она положила ему на плечо голову. Он обнимал её за плечи. Нужные ей слова не были сказаны и вибрирующее

Я бродил по лабиринту нескончаемых продуктовых прилавков. Вокруг ни звука, кроме дребезжания лампочек и холодильников. Консервы “красная струя”, вершки и корешки… Кажется, здесь я уже проходил, и не раз. У меня была какая-то цель… Может, молоко? Где здесь молоко… Мой вялый мыслительный процесс прервало чье-то беззвучное хихиканье. На полу возле отдела морепродуктов в луже растаявшей жидкости лежала рыбья голова. Пустой слезящийся глаз уставился мне прямо в душу: — Подними меня!

Ровно девятьсот девяносто девять дней на планету обрушились: вирусы, вечные морозы, наводнения, цунами и… чудища, каждую холодную ночь – разные. Я вышел на балкон покурить, пока друзья играли в приставку, и заметил очередное создание, которое не придумает ни один больной режиссёр японских ужасов. – Мить, что на этот раз? – услышал я простуженный голос Тимки. – Четыре головы, десять щупалец, слизь – всё по классике, – ответил я, докурил и

Макс стоял перед картиной, как завороженный. Живопись была паршивой, но не это его заинтересовало. Картина изображала пару малышей на фоне застекленной двери. Девочка как кукла, с пустыми черными глазницами. Мальчик, насупив брови, смотрел прямо. За стеклом виднелись чьи-то ладони. Эффект «следящий картины» действовал на парня парализующе. Макс заметил, что рисованный мальчик моргнул. Вдруг его зрачки запульсировали и ребенок шагнул вперед. Стоя у края рамы, он перегнулся за плоскость картины и

«Черт возьми!» – сказал Макс и начал лихорадочно искать гвоздодер. Необходимые инструменты лежали в ящике в сарае. На улице был собачий холод и метель разошлась не на шутку. Никто в здравом уме не вышел бы сегодня на улицу, но клиент не должен ждать. Вернувшись обратно в тепло, Макс поспешил закончить свою работу. «Как же вы меня бесите! Мало того, что потратил на вас кучу времени, так еще и приходится выходить

– Выпусти меня. Приглушенный дверью голос еле пробивался сквозь пелену головной боли. – Вы-пуш-ти, просю, – теперь она сюсюкает, будто с маленьким ребенком. Эрику хотелось закричать на неё. Однако в этом не было смысла. Она продолжит умолять, просить, требовать. Но пока дверь заперта, он — на свободе. – Тебе нужна моя помощь. Ведь так? – Заткнись, – прошептал Эрик. – Ха, а помнишь наши ночные прогулки в парке? Было весело,

– Алло, Виктор, я же вам писала весь день — фотки требуются срочно! Резюме нужно отправлять! Седьмой звонок за час, ну что за дура? И куда это она собралась отправлять резюме в пол первого ночи? Хотя догадаться не сложно… – Еще немного, и все будет готово, Анастасия. Хочу подправить цветокоррекцию. – Давайте уже. Загорелась вторая линия. Митяй. – Алёё, Витяя. Не спимш? Презжай, бухнем. У мня тут опять… Катька к