Конкурсы

Весь мир – огромная река. Одна за другой плывут наши лодки. И все мы – один за другим. Всего и есть, что эта вода да обнаженная даль горизонта. Всех весел мало, чтобы написать на этой бумаге слова нашей бесконечной молитвы. Всего и есть, что дыхание Господа Бога на наши караваны. Дыхание бессловесно, надежда бессмысленна. Каждый воплощен и повторен в товарище. Единое движение плеча, единый вздох, единый взгляд вперед, во тьму […]

Учитель смотрел на спокойное течение серебряной реки. На ум приходили стихи, что было запрещено. Проза, только проза, никаких рифм. Но именно сейчас хотелось описать красоту, что была вокруг. Сзади он услышал шаги. Это его ученик опять тащился с глупыми вопросами. Учитель подмигнул своему отражению в реке и повернулся. Низенький сгорбленный подросток стоял на изумрудной траве и шмыгал носом. – Учитель, вы обещали сегодня объяснить мне цвета. – Хорошо.- Учитель вздохнул.

……Философия дивертисмента, Гордая Индивидуальная Самость, совокупляющаяся со всеобъемлющей пустотой и наполненностью ДО- до – до — дин-дон — было – было – было, и РЕ- инкарнирует в многочлен обертонов – нов – нов — МИ- истерию мерца – ца – ца – ния медиант – ант – ант: ФА- (була) – ла – ла — ядро плагальности — субдоминанта, портал к верхнему тетрахорду – ду – ду, преддверие трезвучия –

Сидит с планшетом на бережке Алёша, курсы изучает «Кроль для чайников», а удочка с лодочки сама удится. Ивняк врасплох закосомордился: хрум, плюх, чвак – удочка в воду, а лодочка на воду. «Ага, попалась!» – кричит щука, и давай гнать лодочку по течению. А лодочка вопит, сопротивляется: «Врёшь – пупок развяжется». Побежал Алёша к Лизке за помощью. Он-то бежит, а время стоит: «Ноги в руки, Лизка! Там искусное с искусственным борются!»

– Я хочу вложить деньги в произведения искусства. Мне нужна консультация. Ляля бросила оценивающий взгляд на потенциального инвестора. Не олигарх, но нагреть лоха тысяч на сто можно. – Рада помочь, – хищно улыбнулась Ляля. – Вот, рекомендую. Художник Цинидзе. – И она указала на квадратное зеркало в широкой чёрной раме. – Шутите? – изумился инвестор. – Это же обычное зеркало! – Ничего подобного! Актуальное искусство – мультижанровый лохоизм. Ляля бережно

– А нам точно стоит идти? – пропищал Трус и поправил свой неровный черный цилиндр, норовящий все время съехать на бок. – Тю, а ты не слышишь, как молчит Солнце? Выходит, наши его пленили! – возликовал Многие и Один. – Ждем, покуда ворох сгоревших страниц не разнесут по дороге. Вот тогда и пойдем. Но гарью так и не запахло. Вместо этого, где-то за кулисами, на сцене очередной реальности, Силачи скрещивали

Тонкие иглы пронизывали пространство и, в местах соприкосновения, всходили ароматные ростки полыни. Яркий диск Солнца своими лучами ласкал израненное пространство и горячим прикосновением уничтожал несчастные ростки. Они плавились и стекали на кончики игл, где пропадали навсегда. Никто не хотел умирать, но Солнце так ласково, и так хочется ему понравиться. Ростки снова всходили и, распрямляя свои листики, надеялись на счастливый исход. Но, скоро все иглы были собраны в игольницу и наступил

Бреду́, теребя рыбий мех перпендикулярно горизонту и остервенело вгрызаюсь в речную жижу. Бред мой ломает стереотипы зубов и крошит пух крыльев, пропитываясь по́том Луны. Пот растекается ручьями по столу Времени. Бремени ночи никто не вынесет на заезженной пластинке отупевшей от метаний реки: движется-не движется-движется… Контрацептивы из жидкого серебра? Сера накопилась в бра… Откуда в светильниках сера? Не иначе Нечистый насыпал этой ночью под ухмылки лунного бельма. У ночи мания размножения?

1.1. Облако-шар облокотившись на чёрную тучу из черепов скатилось по скользкому склону с клинком деревянным и намочило намеренно ноги наместника Бога измерившего пьяному по уши. 2.7. Без вины увеченный с вином за пазухой наблюдал увенчанный лаврами наколотыми за шароварным облаком и морем немереным где тонули старые калоши говорливые выплывая с норовом с укорами с обедов безобидных. 3.8. 3.9. […] 5.3. Обмелело море шиной промычавшей на бордюр обмелённый мамой прокричавшей и

Когда-то жизнь казалась бесконечной. Упавшей синей восьмёркой, тонкой лентой Мёбиуса. Привыкаешь к её тягучим полукруглым очертаниям. Без устали несёшься в этом жизненном ралли. Поворот за поворотом. И не думаешь, что однажды придётся остановиться. Стать чёрной точкой ровно посередине перекрёстка. Я не стал точкой. Я – серая горизонтальная прямая на белой больничной кушетке. Рот – нитка. Глаза – сломанные крылья. Вокруг меня всё живёт: круглые розовые беседы, острые болотные склоки, ребристые