Конкурсы

Шмель лапками попал в капкан ворсинок Ковра, лежащего у входа в дом, Как на беду, Лягух (жирдяй и циник) Скакал навстречу. Длинным языком Собрался подцепить Лягух добычу Но в ступор впал от непосильных дум: Ему извилинами двигать непривычно, Лягух был в размышленьях “ни бум-бум”. – Сожрать Шмеля хочу, конечно, очень, – Сказал Лягух и выдал смачный вздох. – А тот меня ужалит. Между прочим, Он жив, жужжит, шевелится… Не сдох! […]

Ребёнок нежный, жабу углядев Впервые в жизни, полон изумленья: О, что за безобразное творенье Явилось в нашем доме? Быть беде! Тут юная неопытность души Любимейших советников призвала, И те наветов ей сплели немало, Знай, ужасайся, бойся, не дыши. «Ведь ходят слухи, – пёсик проскулил, – От жаб всегда бывают бородавки, Коль даже кто коснулся мятой травки, Где жабий след пока что не простыл». «А сколь жирна, толста! Она живёт Вблизи

Как бегущий ручей жаждет стать полноводной рекой, Так и мы громкой славы желали до края земли. Все, что бог раздавал людям левой и правой рукой, Забирали в свой дом, не жалея ничьей головы. Да, мы ели и пили без меры, не щадя животов. Не стеснялись ни тела людского, ни разных забав. Мы гостей принимали, как грязных собак и ослов, Бранью в лица и спины нещадно всех их осыпав. Красотой неземной

На спины обезглавленных страниц два бесконечно изумрудных неба, под стоны брошенного маем снега, роняют капли безутешно ниц. Спадает жар – не станется светлей. Да не порвётся белая рубаха о столп из соли, копоти и страха. И в одноцветье сожженных теней взойдёт на трон. И будет править бал без вас, ушедших на закате в Лету, сгоревших в унисон любви дуэтом, в упор летящих в огненный оскал. Рубаху шить! Хоть выжженой травой.

Мы с вами вместе там горели! Вы от огня, а я от гнева! И даже дети не сумели Спастись от жалящего неба. Теперь со мною ваши души. От них отрёкся он, прокляв. Обрёк при жизни вас на муки, Маску праведности сняв. Но бой проигран, а не битва! Придёт нам время отомстить. И наша ярость, словно бритва, Что дорого ему, начнёт разить. Покойтесь под водою, Содом мой и Гоморра, Укрою я

На свете есть немного городов, Отмеченных такою страшной карой, Что за грехи блудливых дураков Казнят не одного, а сразу пару. Но вам все это было по плечу. Вы удостоились такой награды За непотребное свое «хочу». Неужто это было вам так надо? С небес огонь полился, и тогда Вы поняли, что стало поздно, Не обойдет вас неминучая беда, И не спасетесь вы от кары грозной. Ваш грех, наверно, непрощаем был, Всем

Святая Библия гласит Про грех Содома и Гоморры, Который мерзостью смердит, Как скверна в ящике Пандоры. Спросил у Бога Авраам: «Ты можешь пощадить Содом, Коль будет с горем пополам Десяток праведников в нём?» Нашёлся лишь халдей один. Твердыня, праведный оплот, Внук Фарра и Арана сын, Племянник Авраама — Лот! Сидел он у градских ворот, Когда два ангела явились, И на ночлег позвал их Лот, Под кров его они спустились. Развратники

Слов не найти, чтобы выразить боль Потери заблудших во мраке детей, Храм мой отныне – печали юдоль, Смех тут не слышен, нет звонких речей. Трудно понять, что ТАК нужно для блага, Слёзы заполнят Солёное море, Исчезнет из памяти, как в жару влага, За что погибали Содом и Гоморра. Солнцевелико тогда Пятиградье: Богатство и роскошь, власть без границ, Земля урожайна, властители-братья Ни перед кем не падали ниц. За силой приходит всегда

Два города – Гоморра и Содом – Прославились не жителей трудом. Они вошли в библейские стихи Как символ наказанья за грехи. Напрасно, путник, будешь ты брести В надежде их развалины найти: Два города, что усомнились в нём, Всевышний стёр с лица земли огнём. Найдись безгрешных десять человек, И города продлили бы свой век! Но праведным был признан только Лот. И пал огонь на грешников оплот. И канули они во тьму