Вначале всегда было слово, но слово, которое было в начале, само по себе никогда большого значения не имело, потому что, будем честны, намного важнее слово последнее. Даже не так, важнее всего то, за кем это последнее слово останется. Этот принцип лёг в основу взаимоотношений Рассказывающего Сказки с Завёрнутым в Папирус. Холодная война велась с попеременным успехом.
Очаг не знал, стоит ли радоваться тому, что боевые действия с некоторых пор не выходили за пределы библиотеки. С одной стороны, весь остальной дом можно было считать нейтральной территорией, но с другой, зловещая атмосфера, которая поселилась в библиотеке вместе с магом, вызывала у Очага желание плеваться шмелями. Не то чтобы в этом был повинен один Папирус, ведь после подбора соответствующих талисманов, которые они меняли по мере истощения, тянуть чужую магию и удачу мальчишка перестал. Обвинить Сказки в чём-то конкретном тоже было проблематично, так как претензия могла сводиться исключительно к единственному: «Папирус тяготится твоим присутствием, будь добр, не проявляй рядом с ним признаков жизни». Нет-нет, Завёрнутый в Папирус был искренне благодарен своему спасителю, а Сказки считал проклятого волшебника просто очаровательным и всячески показывал, как ему приятно общество последнего. Возможно, отчасти дело было именно в этом. В общем деятельный, шебутной и абсолютно непоследовательный характер Сказки просто не укладывался в ритм жизни Папируса. Он скрипел зубами, но терпел, пока не взрывался и самым недружелюбным образом не выставлял его из библиотеки, в которой поселился также по вине Сказки.
Волшебник неосознанно видел в новом знакомом ребёнка. Заботиться о детях он не умел, но знал, что делать это надо. Завёрнутый в Папирус же мог совершенно забыть о еде, сне и существовании чего бы то ни было за пределами кладовой знаний, в которой искал решение своей проблемы. Сказки, который искал решение той же проблемы в путешествиях, возвращался буквально по часам, чтобы вытащить его оттуда и заставить навестить кухню, ванную и спальню. И хотя всё то же самое могли делать и Очаг с Волнами, Сказки в этом вопросе был куда настойчивее. Напоминать Рассказывающему Сказки о том, что он сам режим дня не соблюдал от слов… в общем, да, оказалось бесполезным, Очаг пробовал.
После очередного заявления Сказки о том, что Папирус не может жить в библиотеке, мальчик ответил, что может и будет. С громким «Ах так? Ну и живи!», страшно выпучив глаза, Сказки наколдовал огромный кукольный домик прямо там, весь в рюшечках и игрушках. Надо отдать Папирусу должное, продолжать скандал он не стал, с совершенно непроницаемым лицом зайдя внутрь и закрыв за собой дверь, до последнего не разрывая зрительного контакта с оппонентом. Потерянные от возмущения слова Сказки так и оставил лежать на полу перед дверью домика. Пришедшая чуть позже Волнами нашла Папируса, складывающего из них полноценный текст, и выучила несколько новых нецензурных выражений.
За то, что она с самым невинным видом озвучила их при Очаге, Сказки получил по уху. Папирус остался доволен. Спорящая с Волнами в общем тоже была довольна – ей очень понравился кукольный домик.
– Я бы тоже хотела в таком жить, – вздохнула она, оставаясь с ночёвкой у Папируса.
– А больше всего в нём теперь хотел бы жить Сказки, – хмыкнул Очаг и отправился к себе, в домике для кукол он жить не хотел.
* * *
Чтобы любить и быть любимым, nе надо быть ISKLUCHITELNO хорошим.
Мои кролики перепрыгивают cheres ваших utok.
V narochitom смущении захлопала крыльями.
Борт, лорд, сорт. Зырк, bah, pluh.
parusa высокие, деревья широкие.
Malenkie гадости не приносят radosti.
Мой огонь в tebe горит, огорчаться ne велит.
Nа ветке осинки raspustilis апельсинки.
Качая мокрой головой, Волнами писала в воздухе пеной эти фразы на разных языках. Это упражнение (озвучивать картинки, которые приходят в голову, используя уже выученные слова) предложил ей Очаг, чтобы девушка училась строить предложения. Она немного изменила условия и теперь собирала слова из разных языков в одно предложение. Ей нравилось, как получалось. Правда, на таком странном обобщённом языке с ней мог общаться только Сказки. Очагу нужна была по меньшей мере минута, чтобы вникнуть в смысл, ещё больше, чтобы ответить, и он всё-таки считал, что ей стоит практиковаться традиционном способом. Папирус понимал её прекрасно и, Волнами не сомневалась, мог бы вести с ней диалог наравне со Сказки, но такая речь попросту оскорбляла его слух.
Волнами как-то попыталась склонить его на свою сторону и получила двухчасовую лекцию о расовой идентичности, ценности истории, культуры и традиций, а также о неуважении к возможности освоить все эти языки и иметь доступ к написанной на них литературе. Если бы таким образом её отчитал Очаг, то она бы, пожалуй, даже расплакалась и оставила это по всей видимости недостойное занятие. Но она находила старческий брюзгливый тон и назидательно указующий перст слишком милыми и забавными в исполнении Папируса, чтобы всерьёз вслушиваться в то, что он говорит. На эту отповедь успел забежать Сказки, моментально превратив её в лингвистический диспут. Волшебник высказал идеи о возможном развитии разносторонней грамотности каждого отдельно взятого народа, равенства и братства всех языковых групп, а, следовательно, и наций, а также об облегчении взаимопонимания и создании единой цивилизации, в которой все поголовно будут образованными, так как всеобщий язык решит проблему душевной (и не только) изоляции людей разных национальностей и слоёв общества. Всё это в перспективе, разумеется.
Спорящая с Волнами, не планировавшая ничего настолько масштабного, сначала внимала молча, но, впечатлившись, очень скоро присоединилась к Сказки в развитии этой идеи не то рационализации мира, не то завоевания оного. Папирус их внимательно выслушал, однако к новой вере не приобщился. Волнами всё равно было весело, даже сейчас эти воспоминания вызывали смех.
Закончив упражнение, она перевела взгляд на мыльную воду ванной. Если немного свести глаза к переносице, может показаться, что пена в ней морская. Девушка сморгнула и хлопнула в ладоши. Мочалка, которая только этого и ждала, тут же завертелась вокруг. Волнами осторожно протянула к ней руку, и та бережно потёрла предплечье, тогда волшебница подняла волосы и позволила ей вымыть себе спину. Сегодня мочалка вела себя на удивление смирно, вообще девушка с каждым разом управлялась с ней всё лучше и лучше. А ведь когда она впервые заколдовала упрямицу, они подрались. Волнами сражалась как касатка, но силы были не равны. Смирившись с поражением, она позвала на помощь Очага. Было стыдно, а ещё большого труда потом стоило убедить его не дежурить около ванной во время её купания.
Выбравшись из маленького домашнего бассейна, девушка попала под тёплый ливень, обрушившийся на неё с потолка. Выскочив из-под него и завернувшись в полотенце, Волнами могла считать водные процедуры законченными.
* * *
Очаг жил в горах в двухэтажном бревенчатом доме с садиком. Внутри, правда, он занимал пять этажей и вообще был намного просторнее и крепче, чем могло показаться со стороны. Гостей он принимал редко, но хозяином был радушным, а что ещё важнее, он в принципе мог себе позволить приютить кого-то.
Поселить Волнами и Папируса у Сказки было совершенно невозможно. Его жилище представляло собой кошмар безумного архитектора, а перемещение по нему было похоже на сон пьяницы. Он мог превратиться в замок, потом в хижину, потом в нору, в особняк, в пещеру и продолжать меняться, пока не надоест. Хотя даже нора или пещера всё равно оставались прекрасно обустроены и пригодны для жизни, при таких постоянных метаморфозах мог чувствовать себя комфортно только Сказки. Мало того, вакханалия продолжалась и внутри.
Приходя в гости, Очаг готовил себя ко всему: потопу, нашествию кроликов и мебели, пожару и землетрясению. Надо, конечно, признать, что с теми, кто ему нравился, домик обходился мягче, но в основном нещадно распугивал любых посетителей. Очагу в этом плане повезло, но он всё равно оставался начеку. Ну, разве можно терять бдительность в доме, с которым и сам хозяин не всегда справляется? Нельзя. Вещи теряются, комнаты меняются местами, коридоры искривляются, а чтобы сесть на стул, его сначала надо поймать. Очаг справедливо считал, что его друг тут не живёт, а выживает. Сказки же гордо называл себя добытчиком, и с этим было не поспорить. Добывать здесь приходилось всё и постоянно, начиная с еды и заканчивая пресловутыми стульями. Так что Очаг считал Сказки не только добытчиком, но ещё и находчиком, наводчиком, чинильщиком, навигаторщиком, спасальщиком, убегальщиком и проникальщиком. Потому что, надо отметить, своенравный домик даже не всегда впускал Сказки внутрь и выпускал не всегда. В том числе по этой причине Рассказывающий Сказки много путешествовал и гостил у Очага. Строго говоря, этот дом даже не был собственностью волшебника, Сказки его не строил, просто однажды нашёл и по сей день пытался укротить.
Нет, детей в этот дом можно было приводить только в порядке экскурсии, для ознакомления с внутренним миром Сказки. Поэтому они вчетвером поселились у Очага, что вполне всех устроило, в том числе и его самого. В доме Очага ещё никогда не было так по-семейному уютно.
Магия - не наука!
Автор публикации
Очень мило)