Он стоял на полустанке ушедшего поезда, где у пруда рос камыш, а уши закладывало от пронзительной тишины.
Продержался ещё пару минут, присел на корточки, всматриваясь вдаль.
Ноги мгновенно затекли, решил прилечь. Раскинул руки, уставился в небо. Серое безмолвие, отсутствие мысли, лишь звонкое дребезжание снующих в воздухе насекомых.
Взмахнул руками, как в детстве — вообразил крылья самолёта.
Сверху земля казалась обожжённой или обиженной, с покосившимися избами, с высокой травой вдоль забора. Пролетел несколько кругов — над полем, над домами, думал подняться ещё выше, к солнцу, но почувствовал острую боль в районе уха.Резко приложив ладонь — ощутил укус шершня.
В голове пронеслось, — Ну, и приснится.
Неторопливо встал, отряхнулся, медленно побрёл.
Он не был угрюм, в поведении не угадывалось ничего такого, что можно отнести к депрессии. Разве, что всклокоченные пряди русых волос над высоким лбом да напряжённые брови с морщиной у переносицы. А ещё, куски налипшей грязи на кожаных оксфордах от рытвин и канав бездорожья. Но что-то отличало его от нормального состояния. В спокойном взгляде чувствовалась отрешённость. Наклон головы к плечу, сцепленные пальцы рук, взгляд внутрь — то-ли глубокомыслие, то-ли стимминг, блокирующий лишнюю сенсо́рную информацию окружающего мира, дабы избежать перегрузки.
Он стал вспоминать последние минуты прибывания в мегаполисе с его удушающей атмосферой. Почему-то в памяти всплыл брошенный внедорожник у Курского. Грязный плацкартный вагон с последним боковым местом у хлопающей двери. И тошнотворный запах…
— Я не помню лиц. Почему я не помню лиц?
Круглый диск солнца мягко садился за горизонт. Он всё шёл и шёл. Казалось, кружил, как во сне.
Через время понял, что стоит практически на месте — по другую сторону железной дороги с маячившим вдали ограждением — куском ржавой сетки с открытыми воротами, за которыми виднелось поле с верхушкой одинокого купола у линии горизонта.
Не опуская глаз — в боязни, что иллюзия развеется, поспешил к полуразрушенной церкви.
Старинные фрески внутренних стен, написанные кистью доморощенного деревенского иконописца не представляли художественной ценности.
Справа от бывшего алтаря, задержавшись взглядом на одной из них, прошептал.
— А я тебя знаю…
Другие публикации автора:
Автор публикации
