Дед Пахом лежал на кровати и страдал от боли в спине. Чуть повыше лопаток застыла мышца, перекосив спину на одну сторону.
– Лечь что ли поудобнее, – подумал Пахом, потянулся и… умер.
Он смотрел открытыми, неподвижными глазами в потолок. За стеной бубнил телевизор, сын Антип спорил с женой Марфой, глупой, сварливой бабой, дрались два оболтуса-внука. Было деду Пахому чуть за восемьдесят.
«Странная какая-то смерть, – подумал Пахом. – Вот умер я и понимаю, что умер. Но разве я должен что-либо вообще понимать?»
«Да уж, жил нерадостно и смерть непутёвая досталась», – огорчился он.
Хотя почему непутёвая? Никто ведь не знает, какая она – смерть. Никто. Ни один живой человек.
Дед Пахом слегка приободрился и принялся исследовать новое положение. От рождения был он любознателен, но жизнь в труде и заботах свела на нет это качество. Теперь же ему оставалось только лежать и думать.
Для начала он осмотрел комнату. И хотя он лежал на спине, вперившись белым взглядом в потолок, видел он все предметы разом: шифоньер с зеркальной дверцей, стул, заваленный одеждой, трехкилограммовые гантели в углу и, наконец, старую металлическую кровать, на которой лежал он сам, маленький, усохший, в несвежей рубашке и поношенных брюках на подтяжках. Безжалостный дневной свет высвечивал ввалившиеся щеки, заострившийся нос и оловянные глаза. При виде этих глаз становилось ясно, что человек упорно и безвозвратно мертв. Пахом не выдержал и отвернулся.
– По крайней мере, я все еще вижу, – утешил он себя.
Он прислушался к голосам родных в соседней комнате.
– И слышу.
– И даже чувствую, – понял он, с удивлением обнаружив, что мышца в спине, еще при жизни ставшая колом, с пришедшей смертью не ослабила свои тиски. Лежать было неудобно.
– Что ж мне так вечность терпеть? – опечалился дед Пахом.
Ни потянуться, ни перевернуться нельзя. По новому статусу не положено.
«Смерть не освобождает, а приносит лишь новые проблемы», – понял Пахом.
Он представил себя окривевшего под землей. Внутренний голос зашептал: «Ну и что, что не положено. Никто ведь не видит».
Дед Пахом вытянул ногу, пошевелил пальцами на ней и удовлетворенно отметил, что тело хоть и неохотно, но все же выполняет команды. Он приготовился лечь поудобнее, но в комнату вошла сноха.
– Папа, что ж вы тут лежите? Мы вас к ужину ждем, – с упреком сказала она и вдруг совсем другим, бабьим голосом запричитала, – Да на кого ж ты нас покинул!
При жизни Пахом и сноха не особо ладили. Но сейчас Пахом подумал, что ошибался на ее счет.
– Что такое? – в комнату вбежал сын Антип, немолодой мужик с седыми волосами вокруг проплешины.
– Не видишь, покойник в доме, – сказала ему жена.
На пороге появились внуки, белобрысые, с белесыми глазками, как две капли воды похожие друг на друга, и оба разом на мать.
– Ну ты, дед, даешь! – сказал старший. – Мог бы часок обождать. Мать пирог с луком и яйцами испекла.
– Ага, поужинали бы, – шмыгнул носом младший.
– Что теперь делать-то? – Антип растерянно смотрел на жену.
– Что? Что? – передразнила она его. – С Надькой дачу делить.
Дачей называли дом деда Пахома в пригороде, который семейство использовало как дачу, взяв старика к себе. Надька была сестра Антипа, дочка деда Пахома.
– Надо все ценные вещи вывезти, твоей сестре хватит и полдома.
– Да какие там ценные вещи? – произнес Антип.
– Телевизор, холодильник! – не унималась Марфа. – Все твоя сестрица приберет. Не погнушается, а они, между прочим, на наши деньги куплены.
«Врешь. На мою пенсию», – хотел возмутиться дед Пахом, но покойникам возмущаться не положено.
– Мам, а можно я дедов запорожец возьму? – спросил старший внук.
– Да на кой ляд тебе эта развалюха?
– Я из него «Фольксваген-Кафер» делать буду. Мам, ну пожалуйста! Ну, можно?
– Мам, и мне, и мне! – запрыгал меньшой.
– Тебе что? – скептически уставилась на него мать.
– Бинокль дедов хочу. Он сказал, мне оставит, когда помрет.
Марфа, уставив руки в боки, повернулась к супругу и велела:
– Холодильник, телевизор, запорожец и бинокль – наши. Вывози, пока Надька не узнала.
– Черт с вами! – сдался Антип.
«Эх, вы, мародеры», – подумал дед Пахом.
Он хотел обидеться, а потом подумал, что покойникам не положено обижаться. Им вообще никаких чувств не положено. Вот и славно. Лечь бы только поудобнее. Он пошевелил плечом, рукой, вытянулся с наслаждением и расслабился.
– Что это?! – заорала сноха.
«Вот грымза проклятая, заметила!» – испугался Пахом.
Заметила не только она, а и все остальные.
– Зомби, – диким голосом закричали внучата и спрятались за отца.
Антип поднял с пола гантель и стал в оборонительную позицию.
«Только бы не шевельнуться!» – подумал дед Пахом и почувствовал щекотку в носу.
– Апчхи! – не сдержался он.
В то же мгновение сын обрушил на мертвого отца гантель и убил его насмерть.
Другие публикации автора:
Автор публикации
Спасибо))) утро задалось)))
Вам спасибо! За прочтение и комментарий.
? ?
Умер лежи ничком,
А то стукнут кулачком( гантелей))))
Ага) Благодарю за прочтение.