Конкурсы

— Танечка, подожди, не спеши. Сейчас помогу, — пожилая консьержка вывалилась из своей наблюдательной будки и, ковыляя, поспешила на помощь молодой маме с коляской. — Спасибо, тёть Валь! — сказала Танечка, проталкивая коляску в открытую консьержкой дверь. — К нам курьер приедет, оставит у вас посылку? Мы на выходные к свекрови, а в воскресенье вечером заберем. — Конечно, конечно, моя хорошая! Не успела тётя Валя вернуться в будку и присесть, […]

– Кто вы и зачем в поздний час беспокоите донью Марту? – строго спросила служанка. – Простите, – путник стянул капюшон, подставляя холодному дождю хлопково-белую голову. – Мы паломники. Следуем в Компостелу поклониться мощам святого Иакова. – Кто там? – донеслось из глубины дома. – Говорят, паломники. Служанка посторонилась, и в свете благоухающих ламп показалась женщина пленительной красоты. И только слепой бы не заметил, что её роскошный шёлковый балахон накинут

Утро звенело голосами любимых под беспечный аккомпанемент синиц и капели. Это было такое утро, когда сердце любит всё, слышит музыку во всём и верит в чудо, — утро уютного волшебства. Мария порхала по дому и лучилась юностью и жизнелюбием, и неважно, что танцпол заменили прогулки в парке, букеты — рассада на подоконнике, романтичные послания — списки продуктов. Поправляя шторы, она посмотрела в окно. Прижавшись к мокрой стене гаража, словно пытаясь

Мои отношения с женщинами всегда имели привкус горечи. Начиная с раннего детства, когда соседская конопатая девчонка, которой я по наивности симпатизировал, протянула мне чайную ложку с зернистой коричневой пастой и сказала: – Попробуй: сладкая. Я доверчиво сглотнул, и дыхание остановилось, а глаза выпучились, как у креветки. Это была горчица. Дижонская. Сладкая. Хохот этой поганки до сих звучит в моей памяти. *** Позже жизнь приносила множество разочарований от женщин: насмешки, предательства,

Запах духов, легкое касание пальцев. И всё. Больше ничего не надо, только это. И ты счастлив от того, что она здесь. Эта неземная необыкновенная любовь. Она рядом, ты только что вдохнул её аромат. Но он уже развеялся осенним ветром, проникшим через открытое окно. Его уже нет. А ты закрываешь глаза и мечтаешь только о ней, тебя не тревожит этот мир. Есть только она. Вот ты оборачиваешься, чтобы посмотреть на неё.

Губки бантиком ныне не в моде – у неё губки уточкой. Для создания мэйк-апа понадобился не один слой штукатурки. Бровки выщипаны, а затем нарисованы. Ресницы едва ли держатся под собственным весом, то и дело тянут веки вниз. Зубы – белоснежные жемчужины. Груди – арбузы, точно есть чем трясти под Бузову. Мода на натуральное ушла – микропластик, распространившийся по океанам, попадает внутрь каждого организма, но у кого-то оседает в определённых органах,

Она работала в почтовом отделении, сидела за прозрачной перегородкой с маленьким полукруглым оконцем. Нежное восторженное лицо, нежные ухоженные руки, выдававшие и принимавшие конверты. Высокая прическа напоминала фонтан в парке роз. Нельзя было не дарить такой красавице цветы. – Для чего вы приносите мне гвоздики? – мило улыбнулась она однажды. – Просто так! В автобусе как-то раз он ощутил прикосновение ладони, охватившей поручень рядом с его рукой. Какое-то животное электричество, ощущение

Фридрих Вильгельм Ницше склонился над бумагой. Его терзал невыносимый грипп. Грузное тело, завёрнутое в сальный халат, бил озноб. Лоб горел, глаза слезились, нос был заложен. Тяжело дыша ртом, он с трудом вывел: “У самой приятной женщины есть горьковатый привкус”. Вывел и поморщился. Никакого привкуса, ни сладкого, ни горького, сумрачный немецкий гений чувствовать сейчас не мог. Он сделал паузу, чтобы хлебнуть чаю с лимоном и погрызть кусочек чеснока. Действительно, никакого вкуса.

Маша вошла в кафе, и пространство вдохнуло медовый аромат. Посетители невольно обернулись — точеные скулы, серые волосы, карамельное платье. Лишь Паша заметил, как нервно она сжала ремешок сумочки. — Вы идеальная пара, — подмигнул бариста, задержав взгляд на Маше, ставя перед ними два капучино с вензелем из корицы. Она сидела напротив, помешивая ложечкой кремовую пенку: смех — сладкий сироп, взгляд — размытый, словно растворимый кофе. — Ты пахнешь, как мечта,

Мы познакомились анонимно в сети. Как говорится, встретились два одиночества. Рискованно? Я понимал, что под ником «Каша Букаша» может оказаться древняя дама, аферистка, психопатка или даже мужик. Или вообще нейросеть. Так что в серьёзность отношений не верил. Но беседовал. Мы обнаружили множество общих тем. Нам нравились Куприн, Ремарк и Бакман. Мы слушали «Призрака оперы» и «Юнону и Авось». Любовались пандами и гиббонами, обменивались рецептами штруделя и способами лечения насморка. Она