Мой Пушкин… Отберу у Цветаевой, заберу себе.
Пушкин — это самое первое, что я помню из литературы. Конечно, раньше его была Барто. Идет бычок качается, Уронили Мишку на пол, Зайку бросила хозяйка… Но я не помню этого лепного возраста. Из него я помню только красивую обертку от Сливочного мороженного с неваляшками. Красными и синими. Меня завораживал этот дизайн. Я помню, как убегаю от мальчишки во дворе. Он хочет отнять Мою Прелесть. Залезаю на железную лестницу, как дикая обезьяна, перехватываясь только одной рукой, в другой сокровище — бумажка. Без бумажки ты… Оттуда меня стаскивает рассерженная прабабушка и уносит домой, объясняя, что это дикость. Дикость лечат Пушкиным.
Три девицы под окном пряли поздно вечерком…
Половины слов не понимаю, но не переспрашиваю, это магия, прерывать нельзя. БабаМаня нашла время почитать. Сидеть надо тихо, иначе она уйдет заниматься делами и волшебство пропадет. А сказка должна обязательно пройти до конца. Сватья бабаБабариха должна быть наказана.
Книжка старая, почти без картинок, рассыпается на странички. В ней роскошная Царевна-Лебедь. Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит.
Я все время рисую ее. Она даже получается на мой вкус красавицей, папа научил меня рисовать красивый нос, но звезда во лбу все портит. Я рисую ей звезду красноармейца. А потом рыдаю, что некрасиво, а все взрослые, их пять, а я одна, убеждают, что красиво.
В книжке кроме сказок затягивающий меня Анчар. В четыре года я знаю его наизусть. Пытаю всех ядовитыми растениями и темой рабства. Дед показывает мне цветы белены. Отец пытается пересказать мне Хижину дяди Тома, а бабаМаня рассказывает, кто такие крепостные. Из всего этого я понимаю только, что человека можно продать. В мультике про Карлсона Малыш выясняет, сколько он стоит и можно ли ему из этих денег взять себе немножко на собаку. И я совершенно сбита столку этими экономическими сложностями в детской литературе.
Мне дарят пластинку Сказка о попе и его работнике Балде. Я заслушиваюсь, пляшу с чертями. Дружок в восторге, Мурка в шоке.
Потом я читаю Узник.
Кровавую пищу клюет под окном…
В моей пятилетней голове богатырь Пушкин посажен Царем-батюшкой в темницу, его морят голодом и он с завистью глядит на добычу орла.
БабаМаня, заподозрив неладное, рассказывает мне про Пушкина, что помнит из Гимназии. Так появляется Няня. Она плотно срастается с моей БабойМаней. Она так же любит меня, она рассказывает мне сказки. Правда к ней нельзя приехать взрослой и зарыдать на груди: Где же кружка?
Прабабушки не стало летом перед самой школой, и я переехала жить к маме и папе. Было не до Пушкина. Появилась сестренка. Она болеет, болеет мама, мы все боимся.
В школе Пушкина убили. Онегина я читала, словно на французском языке, не понимая ни единого предложения. Учителя литературы, сменяли друг друга, никто не мог управиться «со стадом баранов». Видимо, им надо было учиться на чабанов.
Пушкин вернулся, когда я стала взрослой.
Пушкин вернулся с Годуновым. Я помню, как искала правду у Ключевского и Карамзина. Народ безмолвствует. Ничего не меняется.
Онегина прочла семь раз, два раза с Лотманом. Самый живой сюжет для меня. Фильм американский нравится, завораживает Тарковским, смешит «Ой, цветет калина» вроде, ее там поет Ольга.
Оперу знаю наизусть. Правда ее нужно было называть Татьяна Ларина. Темочкой Ленского «Ты меня не любишь…» — подвывая, извожу мужа по сей день.
Потом был чудесный Парфенов и роскошный Костя Райкин, читающий со сцены.
Очень веселит Письмо Пушкина царю, разумеется, не отправленное. Это очень весело.
Младшая сестра уже в восьмом классе, я замужем, пришла домой в гости.
На листе ватмана Рита оформляет стенгазету. Задание: тушью (дичь полная) написать: «Солнце русской поэзии закатилось…»
«Закатилось» не влазит. Другого ватмана нет. На листе: «Солнце русской поэзии»
— Как думаешь? — спрашивает.
— Головой.
— А серьезно?
— Это прекрасно!
У меня с Пушкиным взаимопонимание пришло только в школе. И не после изучения школьной программы, а после посещения его лицея, где он учился на двойки по математике: это сильно возвысило тогда меня в моих глазах.
Моё погружение в профессию “читатель” случилось лет с пяти: я тогда
из-под палки– и с обязательным пересказыванием прочитанного – читал толстую английскую сказку “Заколдованный холм”. Издание было богато иллюстрировано страшными картинками и сама книжка была размером почти с меня.Но неожиданно я втянулся.
И потом меня было уже не оттащить: я прятался с книгой где только возможно – в основном, в туалете. Это была самая безопасная зона. Родители, наверное, думали, что я познавал азы взросления мальчишеского организма, а я пил Беляева взахлёб и закусывал Стругацкими.
Никто не читал “Собаку Баскервилей” с фонариком под одеялом вместо сна? А своей собаке не рисовал потом зелёным маркером круги вокруг глаз? Это было настоящее исчадие ада!
Нет, не моя болонка, раскрашенная в зелёный цвет, а моя мама, когда заметила испуганную собачку, забившуюся под стул, и жалобно скулящую, вместо леденящего душу рыка в Гримпенской трясине.
Мой Пушкин – это не проза, а сонеты и стихи о любви. Лучше его никто не писал и не пишет сейчас.
О! Спасибо за диалог. Думаю, у него было бы все прекрасно с математикой, захоти он. Вообще, мне видится он очень современным. И мне кажется, вот поставь Евгения в современных реалиях с мажорами и провинциалками и все бы опять было живо и актуально. А Борис… А Золотой петушок)))
Не, с математикой у него могло и не получится так же хорошо, как со стихами. За эти вещи отвечают разные полушария мозга, так что здесь нет прямой причинно-следственной связи. May be yes, may be no.
С одной стороны, он гений, конечно… Впрочем, он гений со всех сторон))
Ну, не настолько))) но для Царского лицея вполне. Образы есть и в математике, почти искусство. Опять же стихи – это логика, ритм, совершенство… я о том, что … а не знаю, о чем я)))
Во мне – как и у многих! – сидит бес противоречия и нет авторитетов, но в отношении Пушкина трудно не согласиться с мнением большинства. Мне нравятся его стихи настолько, что даже не возникает зависти к нему))
хаха))) меня в принципе это чувство не посещает. Но бывает, наткнешься на чьи-то вирши, и хочется обнять и зарыдать
Искренний текст, такое всегда подкупает, хочется с автором за один стол, в одну лодку, под одну берёзу – тут понимаешь, что ты с ним и так заодно – в одной культуре.
Одно царапнуло – залажу
Спасибо, поправлю.