Рассказ №3 Венерина мухоловка

Если бы я знал, чем это закончится, никогда бы не взялся за этот заказ. А всё моя самонадеянность, мать твою! Расслабился! Привык, что у меня всегда всё идёт как по маслу. И на тебе!
Я плюнул в угол камеры. Прицельно и зло. Представляя там себя самого. Это была высшая степень самобичевания. А ведь всё начиналось как обычно. Заказ пришёл, когда я уже допивал свою утреннюю чашечку кофе. И это был не какой-то там суррогат, присланный из колоний, а настоящий, земной. Я мог себе это позволить.
Сглотнув, в который раз пробежался взглядом по стенам моей камеры. Но это скорее от отчаяния, ничего интересного в железной коробке два на два метра не было.
Как же я не почувствовал подставы? Когда голосовая помощница сообщила, что есть работа, я даже обрадовался. Засиделся. Кровь застучала в висках от предвкушения. Я люблю то, что делаю. А уж как клиенты меня любят!
А вот корпорации, которые содержат частные тюрьмы – эти, думаю, были не в восторге. Ещё бы, я выводил сидельцев из космических тюрем с самой идеальной системой охраны. Даже мои клиенты до конца не понимали, как я это делаю. Но платили. И платили очень хорошо. Ту цену, которую я назначу. А что? Конкурентов у меня нет. Никто, кроме меня, этого провернуть бы не смог.
Я встал и попрыгал на месте. Озяб.
Ничего особенного в этом заказе не было. Всё, как всегда. Тюрьма частная, на орбите Венеры. Условия жуткие. Для смертников, у кого статья – замена смертной казни. При тюрьме – завод по переработке кислот. Узники работают, пока не загнутся. Ну и контингент соответствующий – головорезы со всей галактики. Но мне-то пофигу, что кто-то даёт большие деньги за свободу одного из них.
Ещё и имя такое дурацкое – Дориан Грей. И как оно меня не насторожило?..
Я продолжал интенсивно прыгать по камере, чтобы согреться. А ведь мама мне говорила… Будь осторожен, сынок… Тебе дано больше, чем другим, не расплескай свой дар… Ну давай ещё поплачь! Я рванул зубами воротник тюремной рубашки. Синтетические волокна не порвались, а только скользнули меж зубов. Хватит! Нюни распустил! Соберись!
Мама, конечно, была права, как всегда. Но как же она плакала, когда услышала мой диагноз! Мне было одиннадцать. Помню растерянное лицо нашего сельского врача. Это заболевание выявляют в утробе матери или хотя бы во младенчестве. Но чтобы не заметить такое врождённое генетическое, как у меня, до подросткового возраста, нужно было постараться. Никто его, конечно, не упрекнул. Что поделать, у нас был один врач на всю колонию. Генетическая модуляция – это один из видов геномной нестабильности. Помню, как мама всё просила доктора дать мне какую-нибудь таблетку. Она верила в таблетки. Помню бегающие глаза доктора. Он-то знал, что никакие таблетки не помогут. Помню растерянные и настороженные взгляды соседей-фермеров и одноклассников в школе. Все ждали и думали, сколько я смогу протянуть. И только мама нисколько не изменилась в поведении. Я для неё всегда был особенным, и другим она меня не знала.
Я напрягся за секунду до того, как окно в камере бесшумно открылось. Из него выехал узкий металлический поднос, на котором стояла такая же металлическая миска. На стене высветилась надпись бегущей строкой «Обед». Настороженно принюхиваясь, я подошел к окошку. В темноте проёма две руки накладывали в миску какую-то коричневую субстанцию. Я снова принюхался – по-моему, совершенно без запаха.
– Простите, сэр! К вам можно обратиться?
За окошком движение остановилось.
– Тут какая-то ошибка. Я не Дориан Грей! Проверьте, пожалуйста, по документам. Я прошу отвести меня в лабораторию и проверить на анализ ДНК, я – не он!
Лишь бы только дотянуться до него. Нет, далеко… Нужно ещё говорить, вроде слушает.
– Отведите меня к начальнику тюрьмы! Срочно! У меня важная информация.
В проёме показалась широкая металлическая спина. Мигнул глаз сканера, и я услышал безликий голос:
– Заключённый 359614. Дориан Грей. Статья 143 Международного уголовного кодекса. Рецидива – 3. Помилование –1. Срок заключения – 280 лет и 4 месяца. Исполнение наказания – тюрьма Теренс-Лоо. Рекомендован к исправительному труду на заводе по переработке кислот. Следующая смена через 1 час 28 минут. Оставшееся время отдыха – 1 час 27 минут. Подать жалобу можно через 10 лет, 8 месяцев, 21 день и 4 часа. Написать письмо родственникам можно через 6 лет, 9 месяцев, 13 дней и 6 часов. Туалет будет доступен через 1 час 18 минут. Поговорить с психологом можно через 18 часов. Вас записать на приём?
– Эээ… да!
Окошко закрылось. Робот. Весь обслуживающий персонал – роботы?! Механические жестянки? И охрана?! А врачи? Неужели здесь из живых людей только заключённые?.. Психолог! Это, надеюсь, человек? Он придёт сюда или меня отведут? Есть надежда… Как же! Наверняка устроят трансляцию.
Я попробовал взять миску, но она оказалась частью подноса. Ложка, впрочем, лежала рядом. Пришлось хлебать стоя. Я закидывал в себя эту жижу, стараясь не думать о вкусе, сейчас нужны силы. А привередничать буду, когда выберусь отсюда. Сразу нахлынули воспоминания о брошенном завтраке. Яичница с беконом, сдобные булочки… Я почувствовал, как ложка у меня в руках растекается. Что это? Так, так. Понятно. Ложки самоуничтожаются, плавятся от тепла рук. Закончишь есть, уже нет ложки. Новая разработка?.. Я стряхнул с пальцев остатки геля, который тут же испарился в воздухе и, глянув на остатки каши, решительно подавил рвотный позыв. Ничего. Ничего! Мы еще потрепыхаемся.
А ведь мне сегодня вечером должна мама позвонить по видеосвязи. У нас традиция. Несмотря на то, что она в сотнях световых лет от меня, греет свои косточки на золотом (в буквальном смысле) песке и плещется в бирюзовой воде планеты Аура. Что она подумает, когда не дозвонится…
Сколько я себя помню, мы всегда жили вдвоём. Про отца она никогда не говорила, а я не спрашивал. Мы жили отдалённо, и друзей у меня не было. Поэтому до поры до времени мои особенности никому не бросались в глаза, да я и сам их не особо замечал. Генетическая модуляция… Теперь я знаю о ней всё. Мало того, я на ней разбогател. Проклятие превратилось в дар. Правда, маме бы не понравилось, как я им распорядился. Она всегда была законопослушной. Всегда. Даже когда нас попросили уехать. Соседи неловко переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно заехать в наш дом, пока мама безропотно собирала небогатые пожитки. Конечно, я понимал, что нас попросили покинуть колонию из-за меня. Они меня боялись. И мы переехали в социальный центр для бездомных, то бишь, в приют, находящийся на орбите Земли. Он существовал на пожертвования, и условия в нём оставляли желать лучшего. Но мама не роптала. А я был очень зол. На всех, на свою колонию, на тех людей, с которыми вырос, на себя! Мне было тогда девятнадцать.
Я понял, что больше не могу метаться между железными стенами коробки и, обессиленный, упал в угол. Я должен выбраться отсюда! Должен! Я не могу сгнить заживо в этой вонючей камере, на этой вонючей, в буквальном смысле слова, Венере! Сколько я здесь протяну? Боже, это не может произойти со мной!
Но это произошло. Взяв заказ, я, как всегда, надел самый лучший костюм. Застегнул на руке дорогие механические часы (бесполезный признак статуса) и вызвал небесное премиум-такси до тюрьмы Теренс-Лоо (названную так в честь основателя). Меня уже ждали. Не каждый день приезжает адвокат с бумагами из Министерства службы исполнения наказания. Вальяжно выйдя из корабля, я снисходительно поздоровался с испуганным начальником тюрьмы, окружённым суетливыми менеджерами.
– Я не совсем понял причину вашего визита, вы хотите убедиться в качестве условий содержания заключённого или на Дориана Грея заведено новое дело? Хотя, какой смысл? Он и так на пожизненном…
– Хочу убедиться, что моего клиента содержат в хороших условиях, – сказал строго я, нахмурив для усиления эффекта бровь.
– Какие могут быть условия у пожизненников…
– Даже так? Разве вы не подписывали хартию о гуманном обращении? Не думаю, что ваш ответ понравится Министерству.
Начальник тюрьмы вытащил из кармана пиджака аккуратно сложенный белый платочек, вытер потный лоб.
– Не думал, что Дорианом Греем заинтересуются в Министерстве. Он простой уголовник, матёрый, конечно… Но не политический.
– А вот это… – медленно проговорил я, глядя ему в глаза, – не наше с вами дело. Понимаете меня?
– Кажется, понимаю… – захлопал тот глазами и вытер потную шею.
В тюрьме было действительно жарковато.
– Чем это у вас тут пахнет?
– Как чем, нашим продуктом, – ответил начальник тюрьмы, немного расслабившись. – Здесь химический завод по переработке разных видов кислот. Венера, сами понимаете. Вся продукция под боком!
– Мда. Удобно.
– Теперь направо. У нас одна из самых современных тюрем галактики.
– Ну уж…
– Да! Да! Наша система охраны практически неуязвима.
– Ну-ну…
– Теперь налево. Совсем недавно мы обновили весь штат сотрудников и, поверьте мне, теперь наше учреждение работает идеально.
– Ничто не работает идеально.
– Поверьте, наша тюрьма – лучшая. Пришли.
Дверь плавно отъехала, и мы вошли в камеру, больше похожую на металлическую квадратную коробку. В углу сидел бородатый узник в серой тюремной рубахе и штанах.
– Встать! – прикрикнул начальник тюрьмы. Заключённый, не торопясь, поднялся. – Руки на стену! – бородатый повиновался.
– Можно мне остаться с моим клиентом наедине?
– Да, конечно. Но учтите, мы не несём ответственность, если он на вас нападёт.
– Хорошо.
Когда дверь в камеру закрылась, заключённый обернулся, глядя на меня с любопытством.
– И чё те надо, урод?
– Щас сам будешь уродом.
– Чё!
– Ты – Дориан Грей? – спросил я, скорее, на всякий случай. Я всегда так делал.
– Ну!
– Дай руку!
– Зачем это? Ты чё, извращенец? Я не по этим делам!
– Давай, говорю! У нас не так много времени.
– Да кто ты такой? Чего тебе от меня надо?
– Мне заплатили, чтобы я вытащил тебя отсюда.
– Заплатили? – обрадовался заключённый. – Сидни или ребята?
– Я не знаю. Мне приходит оплата и имя клиента.
– И как ты меня собираешься вытаскивать?
– Давай руку!
– Странный ты. Ну на…
Я сжал его шершавую, потрескавшуюся ладонь и почувствовал то самое головокружение, когда это происходит. Мне нравится это ощущение, как будто тысяча острых иголочек едва щекочет тебя по всему телу…
– Кажется, всё, – я посмотрел на узника и увидел своё испуганное лицо.
– Э! Э! Что это! Что за хрень!
– Тихо! Быстро переодевайся! Эффект будет длиться недолго. Но тебе хватит. Твои документы на сиденье в такси, которое ждёт.
– Ох…неть!
Каждый раз так забавно смотреть на своё ошарашенное лицо со стороны. Как выгляжу сейчас я, не хочу даже знать.
– Быстро переодеваемся!
– Ага! Ну ты и перец, я тебе скажу… Ценный талант! Может, со мной, а? Такие дела бы прокрутили! Мы такие бабки будем тебе платить!
– Мне и так хватает бабла. Надевай штаны!
– Это чё, технология такая новая?
– Нет, не технология. Мутация. Это вообще-то болезнь…
– Ну ладно! – хлопнул бывший заключённый меня по плечу, пока я натягивал его рубашку. – Не болей! Пошёл я.
– Ага. Только поменьше болтай. Голос у тебя хоть и мой пока, но манера выражаться и словарный запас разные.
– Ой, ой! – скривилось моё лицо до неузнаваемости. – Тоже мне Монта Криста! Сам-то как будешь выбираться?
– Я-то? Я выберусь. Не волнуйся. Стоит только мне прикоснуться к любому человеку, моё ДНК начинает перестраиваться. Оно усваивает волновой сигнал от получателя и на короткое время трансформируется в соответствии с его генетической информацией. Только переодеваться приходится. Чаще в охранников. Тут главное – успеть стукнуть его и бегом одеваться. Вот и вся трудность. Но ничего, справляюсь, как видишь, – подмигнул я самому себе в мятом костюме. В ответ моё лицо странно усмехнулось, даже оскалилось. Но потом бывший Дориан Грей мне кивнул и постучал в дверь. Она почти сразу открылась.
– Ну что, мистер? Уладили свои дела с заключённым? – услышал я голос начальника тюрьмы. – Надеюсь, он вам не жаловался на плохое обхождение?
– Нет, всё в порядке, – услышал я свой собственный, слегка дребезжащий голос. – С этим отморозком можно и построже!
Дверь в камеру бесшумно закрылась, и я остался один.
Через некоторое время я стал стучать в дверь, надеясь, что охрана захочет меня успокоить, но никто не открывал. И только когда мне принесли поесть, я понял, что тюрьма обслуживается роботами-охранниками. И вот здесь-то до меня и дошёл весь смысл нехорошей ухмылки Грея на прощание. Он, конечно, всё понял. Что мне не выйти так, как я планировал. Вот же ж сукин сын! На написание жалоб уйдут годы, да и читают ли их? Даже если мне удастся привлечь внимание администрации, и они сподобятся сравнить наши фото и сделают анализ ДНК, как я объясню своё здесь нахождение?
Из стены внезапно выдвинулся маленький унитаз и сбоку такая же миниатюрная раковина. На табло замигала надпись: «Доступен туалет. Следующее время доступа туалета через 12 часов». Я подскочил. Вот звери! Понятно, почему такая вонь из всех углов. Как только я помыл руки, сантехника тут же скрылась в стене.
«Приготовиться на работу! Приготовиться на работу!» – заверещал голос.
Дверь открылась, и я вышел в серый длинный коридор, по которому ещё сегодня утром шёл сюда с капризно-брезгливым выражением лица. Позади меня мигал глаз робота. «Вперёд!»
– Мне срочно нужен начальник тюрьмы! – я обернулся к железяке. – Вы меня понимаете?
В ответ я ощутил удар под ребро, и согнулся, пытаясь дышать ртом.
– Вперёд!
– Это подстава! Вы понимаете, меня подставили! – засопел я, уже ненавидя себя за эти сопли.
– Вперёд!
И я пошёл вперёд.
– Направо!
Я шёл по коридору и думал о том, что мама не могла не догадываться о том, как я зарабатываю деньги. Она никогда не задавала вопросов, даже когда я отправил её на самую райскую и богатую планету галактики. Так же, как не замечала мою болезнь. Но ведь она не могла не видеть. Мы любили с ней садиться вечером на тёплые камни, служащие ступенями к нашему дому, и любовались розово-сиреневым закатом. Она брала мою руку и крепко сжимала её, а потом долго смотрела на меня, как будто видела в первый раз. Иногда плакала. Кого она тогда видела перед собой?..
– Вперёд!
Я так её подвёл. Последнего денежного перевода хватит до конца года, а потом? Неужели ей снова придётся отправиться в грязный приют? Перед глазами всплыли огромные рыжие тараканы на стенах и потолках старой списанной станции. Суп из вторсырья. Истошный кашель за стеной. Нет! Ни за что!
Отчаяние сменилось восторгом. По коридору мне навстречу шёл живой человек! Ворот расстегнут, на круглом лице испарина – начальник тюрьмы.
– Стоять! Руки на стену! – скомандовал металлический голос.
– Господин начальник тюрьмы! – заверещал я, распластавшись на стене. – У меня для вас важная информация, выслушайте меня!
– Это что ещё такое? – услышал я голос за спиной. – Кто этот заключённый?
– Заключённый 359614. Дориан Грей. Статья 143 Международного уголовного кодекса. Рецидива – 3. Помилование – 1… – завёл свою песню робот-охранник.
– Это не я!
– А ну повернись!
Я смотрел в прищуренные глаза начальника тюрьмы. Даже если я сейчас изловчусь и схвачу того за руку, машина позади меня сразу отреагирует и будет тупо меня бить. Так что шансы поменяться местами с начальником таяли на глазах.
– И почему это ты – не ты? Отвечай, заключённый Дориан Грей!
Я удивленно уставился на начальство. Он серьёзно не замечает изменений? Я уже давно принял свой собственный облик, и вместо бородатого и смуглого уголовника с потрескавшимися от кислоты руками перед ним стоял светловолосый и сероглазый парень. Начальник внимательно меня осматривал, скрестив руки на пухлом брюшке.
– Это ещё что за выкрутасы?! В карцер захотел?
– Нет, – пролепетал я слабым голосом. – Нет, господин начальник. Простите за беспокойство.
– Простите, говоришь… А может, ты просто работать не хочешь? А ну-ка, пошли со мной, я тебе объясню, как нужно себя вести. Останься здесь! – крикнул он роботу. – А ты иди за мной, крысиный хвост! Давненько я дубиночкой не работал. Хоть вспомнить старые времена, душу отвести… Иди! Иди! – ткнул он меня чем-то в бок.
И я пошёл вперёд в другой коридор. Дубиночкой, говоришь… Может, и выкручусь. Если, конечно, не оставлю на дубинке все зубы. Через два поворота и четыре двери я понял, что мы пришли в офисное крыло. По дороге встречались только машины-уборщики и машины-охранники. И те и другие старались быстро ретироваться. Надо же, понимают, что от начальства лучше держаться подальше. Удивительно.
Остановившись у кабинета с размашистой надписью «Управляющий», начальник тюрьмы втолкнул меня в дверь. Я оказался в светлом помещении со столом, стульями, компьютером и несметным количеством папок на стеллаже до потолка.
Он закрыл за собой дверь, а я приготовился к схватке, схватив со стола фигуру какой-то древней богини.
– Поставь Венеру на место! – просипел начальник. – И быстро раздевайся!
– Что?..
Он как-то знакомо всплеснул руками.
– Неужели не узнал?
– …Мама?
– Давай, сынок, давай, побыстрее переодевайся! Время дорого.
– А как же?.. А где настоящий?
– Вон, под столом валяется. Я его не сильно тюкнула этой статуэткой, так что прикасайся быстрее к нему и беги! Машина припаркована к третьему шлюзу.
– Так ты что, тоже так умеешь?! Почему мне ничего не говорила? – я обнял полноватого мужика и поцеловал его в щёку. – Мамочка! Ты моя спасительница! А ты? Ты-то как уйдешь?
– А я пока здесь останусь. Ничего. Я в другой раз.
– Нет-нет, я тебя здесь не оставлю!
В этот момент открылась дверь. И прежде, чем мы расцепили объятия, на пороге возник один из менеджеров, который встречал меня утром. Он остолбенел, глядя на нас.
– Простите, пожалуйста… Я виноват, вошёл без стука…
Тут мама снова меня удивила, промурлыкав елейным баритоном:
– Иди сюда, дорогой!
Покрасневший как рак сотрудник тюрьмы попятился, сглотнул и пробормотал:
– Я не такой… Вас ввели в заблуждение… Это неправда и было всего один раз…
Он уже почти выскочил из дверей, когда его догнали – я и Венера.
-Ну, мам, переодеваемся!