(«Чудесное исчезает, как только его исследуют», Ф. Вольтер)
Ждали ли вы когда-нибудь гостей, которых не собираетесь пускать на порог? Ну, может быть на веранду, но в дом – ни за что! Наверное, нет. А Очаг ждал и не отрицал очевидное. А смысл? В конце концов, нет ничего зазорного в желании провести Рождество не в одиночестве.
Сторожащий Очаг разжёг камин и распахнул настежь все окна, с шумом втягивая внутрь свежий морозный воздух, который бодро пронёсся по захламлённым комнатам и узким коридорам. Очаг почти каждый день находил на этой родной свалке что-то новое и по большей части ненужное. Сначала пытался выкидывать, но, увы, почти всё выброшенное обнаруживалось на прежнем месте, стоило ещё раз взглянуть. А кое-что и выбрасывать-то страшно было. Найдёт кто – стыдоба!
Граммофон наполнил дом звенящими мелодиями Чайковского, но на Очаговой вкус, довольно суетными. Вивальди тоже не придал дню нужного настроения. Так сменилось ещё несколько пластинок, а Сторожащий Очаг стремительно терял терпение и вкус к жизни. Наконец по комнатам побежал скандинавский хард-рок (откуда только взялся), и Очаг решил, что этим он пока что удовлетворится.
***
Звеня колокольчиками и рассыпая во все стороны лесные орехи, по снегу неслась собачья упряжка.
– Следы на выпавшем снегу читает дровосек. Его колотит как всегда, когда он видит снег, – подпевал песне в голове погонщик. Малютки-гномики на полях его остроконечной шляпы аккомпанировали ему на своих крошечных инструментах.
Рассказывающий Сказки, для друзей просто Сказки, а для недоброжелателей этот старый хрыч, изо всех сил старался вернуть себе праздничное настроение. Он готов был поклясться, что ещё вчера оно было, а сегодня, махнув на прощание хвостом, скрылось восвояси. Сказки честно пытался этого не допустить, даже ухватил его за этот самый хвост. Но оно, настроение, лихо ускользнуло, оставив в кулаке клок блестящей разноцветной шерсти. А ведь он обещал, обещал привезти другу этого несносного зверька.
Упряжка наконец вырвалась из плена чащи на заснеженную лесную полянку, самовольно присвоенную одной старой, но всё ещё довольно симпатичной хижиной. Сказки спрыгнул в снег и повелительно свистнул. Собаки в ответ дружно тявкнули и превратились в аккуратных серых мышек. Заметив подставленную руку, зверьки прихватили корочку хлеба, недавно бывшую санями, и забрались на неё, чтобы затем оказаться в кармане лоскутного пальто.
– Ну-с, – волшебник распахнул руки, поднимаясь по ступеням хижины. – Рад тебя видеть, дружище!
Ступени под ногами вдруг сложились в пандус, и гость с неловким «Ооп!» соскользнул вниз. Скатившийся с крыши вслед за ехидным смешком сугроб не дал ему подняться.
– Ты пришёл без него, – прилетело уже вдогонку хриплым басом.
– А ты совсем одичал в своём лесу! На людей кидаешься! – возопил Сказки, выбравшись из-под снега. Малютки-гномики, чудом удержавшиеся на шляпе, возмущённо бранились. – Без кого, без него?
– Без настроения.
– Оно было, и мы почти добрались до тебя, когда меня настигло это безжалостное письмо учёных бездарностей, которые, очевидно, в насмешку над делами великих смеют называть себя магами!
– Эх, бедный ты страдалец. Так и знал, что опять плакаться придёшь.
Пандус вновь приглашающе сложился в ступеньки, позволяя другу подняться на веранду и устроиться за круглым столиком.
– Я не плачусь, – возразил Сказки. – Я негодую! Но ты можешь не волноваться, скоро здесь будет Волнами. Рождественское настроение прицепится к ней где-нибудь по дороге, всегда цепляется, – он беспечно махнул рукой, и на столик из кармана лоскутного пальто выпрыгнули коробочки со сладостями. Под шляпой нашёлся полный чайник, чашка и блюдце. Гномики шустро затопали по столу, таская из коробок конфеты.
О, Очаг не сомневался, что Спорящая с Волнами принесёт всё необходимое, а ещё запах моря, мыла и шампанского (она так любит всё, что пенится). Вспомнив, как в прошлое Рождество друзья вальсировали на его веранде в вечернем свете фонариков, Сторожащий Очаг немного повеселел. И теперь Сказки мог наблюдать, как застекляется продуваемая всеми ветрами веранда, а с крыши и перил свешиваются забавные игрушки.
– Ну, так ты собирался негодовать, – напомнил Очаг.
– Да! – спохватился Рассказывающий Сказки. – Представь себе, они взялись разбирать на составляющие мои зелья. Я сказал, что они не получат от меня ни одного рецепта, так они заявили, знаешь что? «Наши новейшие методы позволяют определить состав и технику приготовления».
– И как? Разобрали?
– Ага, моё зелье от кашля с эффектом понимания лягушачьего. Они всё перепутали! Я предлагал им свою помощь в устранении последствий, но эти, прости Господи, зельевары сказали, что найти решение для них дело чести. Бедные, бедные кашляющие лягушки, – Сказки возвёл очи горе.
– А что в письме-то было? – вспомнил Очаг. Оконные стёкла ещё немного дребезжали, вторя его смеху.
– Жалоба. Они накляузничали на меня в Совет Чародеев. Мол, я своей экстремистской деятельностью и реакционными идеями мешаю работе их института и разработке магического потенциала. Тьфу!
– Справедливости ради, ты действительно подорвал их лабораторию и сорвал научную конференцию.
– А теперь вслушайся в это – «научная конференция», – передразнил Сказки. – Магия – не наука! Это искусство, дар, стихия! Ей нельзя научиться, ты либо волшебник, либо нет, третьего не дано. Настоящий чародей всегда самородок. А они раскладывают заклинания на формулы, они установили единицу измерения магии, – он поднял вверх указательный палец и повертел им (мол, смотри, до чего докатились). – Новые чародеи и вполовину не так сильны, как ты или я, но они нас погубят, вот увидишь. Магия не будет долго терпеть такое неуважение, она уйдёт, точно тебе говорю, – Сказки закинул в рот кусочек рахат-лукума и сердито хлюпнул чаем.
– Перекувыркнись назад три раза, ерунду какую говоришь! Не будет этого! – Сторожащего Очаг всегда пугали такие догадки друга. Они звучали слишком похоже на правду.
– Я с ужасом представляю этот день, – Рассказывающий Сказки грустно покачал головой и безвольно уронил руки на подлокотники кресла. Из левого рукава пальто полилась вода, а из правого посыпался песок. Тут же на полу веранды слепился пушистый серый кот, живой и тёплый, и с громким мурчанием запрыгнул к волшебнику на колени.
– Эта… утечка котов у тебя давно, – обеспокоился Очаг.
– Ну, год или два, не помню.
– Нельзя так себя запускать.
– Это нормально, – Сказки сверкнул чёрными глазами и прижал к себе кота.
– Конечно, нормально, – согласился Очаг, – но не здорово.
– Хе-хе, – не здорово – это желание Папируса всячески измерять и препарировать знакомых и незнакомых волшебников. Он и меня хотел обследовать, представляешь? А когда я отказался, должен признать в довольно грубой форме, обозвал меня ятрофобом.
– М-да, с Завёрнутым в Папирус в последнее столетие стало решительно невозможно общаться.
– Но я в долгу не остался, разоблачил его трихофобию.
– Погоди, может он и облысел… эм, везде, но ведь это ни о чём не говорит, – засомневался Очаг.
– Как внезапна была его лысина. Нет-нет, я абсолютно уверен. Особенно после его нападок на мою шевелюру. Он назвал это, – Сказки подёргал себя за чёрную с проседью бороду, – рассадником заразы, а мои брови – кустами.
Второй волшебник заставил себя не смеяться и даже проглотил замечание о белках в бороде. Его друг очень дорожил своими волосами.
– Тревожные звоночки, конечно, были и раньше, – продолжал заливаться Сказки. – Сижу я как-то в кабинете с Ягодкой, тут врывается Папирус. Посмотрел он на то, как она причёсывается, так у него чуть глаза на лоб не полезли.
– А мне вот кажется, дело не в волосах, а в их хозяйке. Ягодка во Мху страшная женщина, не внешне, но весьма.
– Может-может, – покивал Сказки.
– Кстати, о Папирусе. Как продвигается расшифровка дневников Мерлина?
Гость притих, усердно наглаживая кота.
– А ты… много надежд на эти дневники возлагаешь?
Прощупывает почву, понял Очаг. Значит, где-то нашкодил.
– Да не сказал бы… Лезть в чужие дневники – себя не любить. Знаешь, Волнами же до сих пор отправляет посылки семьям любопытных, рискнувших сунуть носы в записки Морганы.
– О, хи-хи, тут все пока целы. Папирус сообщил мне с весьма загадочным видом, по секрету, что кое-что они нашли. Мне даже стало интересно – что?
Сказки сложился пополам от смеха, спугнув пригревшегося кота.
– И что же там такого могло быть, не поделился?
– Неа, – весело отозвался гость, утирая слёзы. – А я, к своему стыду, уже и сам не помню, что там накалякал.
– Кхм-кхм.
– Упс! – запоздало прикусил бороду Сказки. – Ну да, моих рук дело. Я написал. А Волнами понравилось, между прочим. Этих чудиков просто необходимо было занять чем-то безобидным.
– Ох и дошутишься ты, друг, дошутишься! – хижину трясло от глубокого хриплого смеха.
Мебель уже вовсю отплясывала чечётку, а Сказки рассовывал по карманам гномов и кота, также неизбежно приплясывая.
С громким «Ооп! А вот и время!» Рассказывающий Сказки приземлился на колени большому лохматому старику. Чай и сласти плюхнулись рядом прямо в снег. Хижины как не бывало.
– С Рождеством, прынц ты мой заколдованный! – счастливо возопил Сказки и полез обниматься, путая свою бороду с чужой.
– Ну-ну, ты мне белок напустишь, – добродушно проворчал Очаг. – Гляди, Волнами, как раз вовремя.
Над вершинами елей к ним стремительно приближалось что-то громкое и сверкающее.
– С Рождеством.