ШОРТЫ. XXXII шорт-лист

Над изувеченным городом вновь поднимается солнце. Скрежет мощных челюстей все ближе. «Они уже прогрызаются через соборные врата…» Шелест крыльев… Легкий стрекот. Кажется, я схожу с ума. Глупые насекомые не догадываются о хрупкости витражей. Чудом уцелевшая красота лишь воспоминание о человечестве. – Ти-ише, мы-ыши, па-апа спи-ит, – тихо поет Анохин. Изуродованной ожогами рукой он медленно покачивает дранного плюшевого кота. Его истерзанный сын гниет снаружи. – Не-е игра-ает, не шали-ит… – Заткнись! […]

Я устал, душевные муки были невыносимыми. Не мог есть, пить, да что там, «задыхался» от осознания бесконечности всего. В большом потрясении исписывал цифрами тетради, а они все не заканчивались. Не спал ночами, вглядываясь в ночное небо. И чувствовал себя пустым местом в бесконечности мироздания, пространства и времени. Выходит, я ноль, помноженный на ноль. В шестнадцать лет родители водили к психиатру, но что толку от человека, ограниченного стандартным мышлением. Сейчас мне

Я прах. Остаток былой цивилизации. Рябь на бесконечном потоке времени, пытающаяся напомнить об ошибках. Меня носит по пустынным улицам городов, покрытых пеплом. Я – память. Память без плоти. Скольжу по улицам, проникаю в дома, забираюсь в ещё не истлевшие вещи и книги. Каплей воды на камне пытаюсь выбить символы, чтобы другие не повторили наших ошибок. Поймёт ли их кто ни будь? Мой день – это бесконечная симфония пустых звуков. Звуков

Мы были готовы к тому, что это случиться. Всё шло к этому уже давно, и времени было достаточно, чтобы хорошо подготовиться. Счётчик медленно отсчитывал оставшиеся секунды до дедлайн. Руки дрожали, в глазах рябило. Жуткий кашель душил и выворачивал нутро. Загрязнённый воздух заставлял лёгкие гудеть и дребезжать при каждом вздохе. Время перестало существовать для нас. Мы давно не выходили из дома, не знали, что там наверху происходит. Мы просто решили сидеть

Сегодня идти за добычей предстояло Ёху. Страж помог ему отодвинуть тяжёлый люк и выбраться наружу. На поверхности было холодно. Под брюхатыми сизыми тучами зло свистел ветер. Сегодня он дул со стороны мёртвого города и нёс колючую кирпичную пыль. Зараза! Ёху сплюнул и плотнее закутался в хламиду. Матка приказала насобирать пластиковых пакетов – вязать новую одежду. Лёгкая добыча: этого хлама везде полно. Ёху зашагал вдоль груд искорёженного металла. Говорят, пять жизней

Стужа, наконец, отступила. От камня ощутимо повеяло теплом, иней оставил влажные следы на дереве и убитой земле. Озираясь, Тара перебежала к следующей расщелине. Выжила лишь она. Всё случилось так быстро! Уцелевших от потоков кипящего ливня пожирали огромные крылатые твари. Чужая стая перехватывала крохи съестного, охотилась на слабых и малых. Погибли многие. Остальные держались, пока не пришёл ужасающий холод. И теперь осталась одна Тара… Трупы убитых морозом – всё-таки пища. Вода

К горе подошли двое: женщина, излучающая нежность, и её непоседа-дочь. Кроха забавлялась, пуская искрящимися ладонями забавных зайчиков. Катастрофа уничтожила всё. Люди исчезли сразу. Чуть дольше продержались чувства и эмоции. Мать то и дело оглядывалась: не мелькнет ли где гнев или восторг? Нет… Уцелели лишь они. Дочь, забежав вперед, пальцем выжгла на камне смеющуюся рожицу . – Это – гора волшебников! Мамуль, они помогут? – Конечно, солнышко! Женщина чувствовала, что они

На нарах, в ряду таких же нар, Тит изнемогал от лучевой болезни. Воняло формалином и испражнениями. Сосед справа бредил в горячке. Слева – надрывно кашлял, харкая кровью. – Живы ли? – время от времени осипшим голосом говорил Тит. – Кабы живы были бы, то и помирать легче. После он вздыхал и умолкал. Ночью к Титу подошёл бородатый мужчина в длинном белом балахоне. – Хочешь ли ты домой? – спросил он.

На десятый день “штурма” довоенного бункера Дену с товарищами наконец удалось сломать массивную дверь. Ден надеялся обнаружить там нетронутые радиацией семена растений, но каково же было его разочарование, когда за дверью бункера оказалась библиотека. Десятки тысяч книг хранились в герметичных шкафах. Еще три дня все, кроме Кости-мелкого, работали с какой-то мрачной решимостью. Костю пришлось привязать к дереву, чтобы не путался под ногами. На противоположной от входа в бункер стороне Дар

Когда-то это место называлось Лондоном. Подумать только, лишь семьдесят человеческих лет, а от одной из мировых столиц остался в лучшем случае протяжный «дон-н-н». Песчаная буря с неумолимой жестокостью день за днём бьёт по Большому Бену, полируя его до зеркального блеска. Блики колокола, как и его непрерывный стон, служат ориентиром для отчаянных смельчаков. Они крохотными букашками выползают из пригодных для жизни недр планеты на ставшую смертельной поверхность. И всё для того,