Шорты. Четвертый шорт-лист

Пленного генерала бледнолицых привезли на святилище затемно. Казнь – на рассвете. Плоская вершина лысой горы Чакльхоа – место, где боги вершат судьбы смертных. На сытом лице генерала Уэбба блуждает презрительная улыбка – по пятам индейцев идет передовой отряд его рейнджеров во главе с капитаном Монкальмом. Забили барабаны, и шаман начал свой танец. Извиваясь, прыгая и выкрикивая заклинания он, словно огромный паук, плетет свою паутину. Смоченные в воде ремни из лошадиных […]

Злая, как черт, нет, как целая свора чертей, она привязала коня к перилам веранды. Конь потянулся к гнедому, привязанному к коновязи по соседству, и радостно заржал. Гнедой пару раз прянул ушами. Казалось, он тоже рад встрече. «Что за корыто», – брезгливо поморщилась она, взлетая по ступенькам и врываясь в распашную дверь салуна. – Какая встреча, Джо! Бренчание расстроенного пианино резко оборвалось. На нарушительницу полупьяного, но пока еще мирного ритма салуна

– Что скажешь перед смертью, старик? Шаман, вынув изо рта трубку, выпустил ароматное облако дыма. Тёмная бабочка опустилась ему на плечо. Старик наклонил голову, будто к чему-то прислушиваясь, и после пары минут молчания произнес: – Ицпапалотль говорит, что смерть моя далека, как дневное солнце от ночного. А ещё она говорит, что твоя кровь омоет мои ноги. Джонни захохотал, глядя на сидящего под деревом старика. – Обманула тебя твоя Ицпа.. Ицпалать,

– Мой брат – Бэд, он убьёт меня! – кричала коротковолосая девушка своему возлюбленному. – Он ненавидит меня за то, что отец, сделал меня наследницей обувной фабрики. Бэд – сумасшедший! Он убьёт! Убьёт! – Руби, Дорогая! – успокаивал её Дункан. – Он не посмеет этого сделать. Я убью его первым. – Он крепко обнял Руби и вышел из хижины. Ночь. Дункан вернулся в хижину. Кромешная темнота. Дункан подошёл к спальному

Гробовщика поднял с постели стук в окно. Едва рассвело. В свете огонька керосиновой лампы он различил силуэт бронзовой, шестиконечной звезды шерифа, прижатой к запыленному стеклу. Такого гостя нельзя было не приветить, несмотря даже на такой ранний час. Гробовщик открыл дверь и вышел на крыльцо. Шериф и двое волонтеров стояли, ожидая его, держа под уздцы четырёх лошадей. Со спины одной свешивалось мёртвое тело. – Сними мерку, – кивнул шериф на мертвеца.

Самолет тряхнуло. Марина вздрогнула, в соседних креслах спали малыши. Чем хороши ночные перелеты – не надо развлекать детей. Сбывалось предсказание цыганки. Сколько Марине тогда было? Пять? Они гуляли с папой в парке, когда к ним подошла женщина. – Ты увидишь землю с той стороны, – сказала она. – Будет космонавтом? – ответил папа, уводя прочь Марину. – Не обязательно. “От судьбы не уйдешь, – поправила плед на старшем сыне. –

Меня называют Рыжая Эмма. В моей жизни было немало бравых парней, вот только многих из них судьба не удостоила даже пары морщин. Я выросла на большом ранчо, мечтая о путешествиях и свободной жизни. А кто из наших об этом не грезил? Тяжелые годы войны свели меня с молодым офицером. Больше, чем за мной, он ухаживал только за пропахшим порохом ремингтоном. Кто знал, что его уложит не пуля конфедерата, а дубовая

В салуне «West» уснули даже мухи. Спал кот на стойке, спал за столом старик Джо, бывший хантер и добрый друг, свалив голову на руку с револьвером. Фло хотелось уйти без шума и пыли. Подхватив саквояж, с оставленным на хранение золотишком, Фло уверенно шла к выходу. «Всё, – шептала она. – Подальше отсюда! Достали вонючие ковбои, старатели, мужья… Намоют себе ещё. Всё! Поезд ждать не будет». Миновав столик со спящим, качнула

Старик гнал лошадь через дымчатую, по-утреннему розовеющую лощину к церквушке. Приехав, он привязал лошадь к столбу и вошел внутрь. Пахло воском. Оконные витражи играли разноцветными лучами. Старик кивнул пастору и приготовился к исповеди. Говорил он долго. Говорил о пожаре в салуне. О том, как в пьяном угаре смотрел на искру, мерцающую на кровати, из которой рос огонь, пожирающий мебель, и стены, и соседние комнаты. Говорил о своем сыне: его обвинили

Одна стрела чиркнула оперением ему по плечу, другая — порвала ухо. Бенджамин, зажимая кровоточащий ошмёток грязной пятернёй, упал ничком и заорал: — Стреляй, Джонни! Чего ты ждешь!? — Последний патрон, — с угрюмой решимостью ответил Джон, что залёг справа. Бенджамин перевернулся на спину и зашёлся злобным, почти лающим, то ли смехом, то ли кашлем, то ли плачем. Это был конец!.. Шайенны гнали их уже третьи сутки. Шайенны знали, кто сжёг