Афанасьев заплутал. Материл себя на чём свет стоит за то, что согласился на этот рейс. Пенсионер ведь, сиди себе дома да огурчики выращивай, так нет – подзаработать захотелось! Новиков, бывший завгар, когда на пенсию ушёл, старенький грузовик себе купил. Навар невесть какой, но подмога к пенсии есть. Нанимал иногда своих бывших подчинённых поездку-другую сделать. А ветеранам что, лишь бы колёса шелестели! Скучали по баранке, по гаражному запаху, даже по Новикову, которому едва завидев, издали радостно махали рукой.
Вот и Афанасьев не устоял.
— Савельич, помоги, брат! – теребил за рукав Новиков, — рейс уж больно наваристый, а сам не могу. У меня сын, понимаешь, приезжает, встретить надо. Внучат сто лет не видел, а если уеду, то дней десять пройдёт. Как, согласен? Половину фрахта отдам, выручай!
А что, подумал Афанасьев, половину – это сколько ж тысяч будет! И согласился. В депо загрузился колёсными парами для железнодорожных вагонов. Ворчал на рабочих, которые крепили груз, долго колдовал над картой, выбирая маршрут. Это у молодых сейчас навигаторы, а он по старинке, потому что не доверял этим современным оборудованиям. Ещё неизвестно куда заведут!
Всё ведь хорошо было, без запинки почти весь маршрут прошёл, а тут сбился. Шла дорога, шла, но потом друг упёрлась прямо в заросли какие-то и всё, приехали! Афанасьев вышел из машины, обошёл вокруг и со злости пнул колесо. Залез в кабину и ещё раз сверился с картой: всё верно, вот она дорога, как шла, так и идёт. Завёл машину, сдал назад, а потом вдруг строение какое-то заметил в сторонке, чуть левее от зарослей. Е-моё, там же железная дорога чернеет, и переезд виден.
С надеждой пошёл к будке. Будочка новая, свежевыкрашенная, гравий вокруг насыпан. Эко ты, удивился Савельич!
Из дверей вышел мужик в оранжевой жилетке.
— Я тебя издалека заметил, – протянул он руку, — Кто это, думаю, в наши края пожаловал!
— Да вот заплутал немного, хотя не должен был! – Афанасьев кивнул на кусты, — Вон же дорога проходит, в тут целый лес на пути!
— Здесь мало кто ездит, всё больше по Аникеевской трассе, — мужик показал рукой на дверь, — Заходи!
— Ты здесь стрелочником что ли? – спросил Савельич, когда вошли внутрь, — Надо же, на карте «железки» этой нет, прямая дорога до Рогова.
— Неверная твоя карта! – усмехнулся мужик, ставя чайник на плитку, — Я здесь столько лет живу, что и сам уже не упомню. Как тебя по имени-отчеству?
— Зови просто Савельичем.
— А я Глыба. Это фамилия моя такая, так что не удивляйся!
— Да я что, фамилия как фамилия.
— Ну, да! Ты как по части земляничного варенья?
— Пойдёт, давно не пробовал!
Они пили чай, и Афанасьев рассказывал Глыбе о своём житье-бытье, о маленькой пенсии, о том, что давно закончил свою кочевую шоферскую жизнь, да вот заработок подвернулся, и он не устоял.
Глыба, оперевшись локтями на стол, прихлёбывал кипяток из кружки и сочувственно качал головой.
— А я вот, — прервал он монолог Савельича, — никогда никуда не уезжал. Как определили меня на это место, так здесь и живу.
— И семьи что ли нет? – спросил Афанасьев.
Глыба промолчал, и Савельич пожалел, что задал этот бестактный вопрос.
— Что-то поездов не слышно! – спохватился он, стараясь увести разговор в сторону.
— Ходят. До Рогова ходят. Сейчас объездную построили, всё больше по ней. Да, — Глыба поднялся из-за стола, — тебе назад до трассы надо, там дорога лучше.
— А я сократить решил, километров пятьдесят выигрываю, — Афанасьев тоже встал, непроизвольно поправив сбившуюся скатерть, — Так здесь, говоришь, не проеду?
— Проедешь, но лучше там! – посмотрел на Савельича железнодорожник.
Они вышли на улицу, и Афанасьев пошёл к машине. Оглянувшись, помахал рукой: Глыба стоял, прислонясь к будке, и смотрел ему вслед.
Вроде, переезд как переезд, вон и фонари на шлагбауме моргают, а дорога кустами проросла! Чудно!
В Рогове Савельич разгрузился и порожним рейсом отправился домой. Ещё перед выездом, обедая в одной из многочисленных придорожных кафешек, поинтересовался у местной шоферской братии о той дороге, что вела через глыбовский переезд.
— Да та дорога лет тридцать, как закрыта! – заверил Афанасьева худой водитель тяжёлой фуры, — Как новую трассу построили, так её и закрыли. Заодно и переезд тот за ненадобностью, тем более стрелочник тогда погиб. Ночью составом сбило.
— А говорят, сам бросился! – подключился к разговору другой водитель, — Жена его, что ли, бросила. А что спрашиваешь-то?
— Да так! Спасибо за информацию, мужики!
Савельич не выдержал и всё-таки завернул на злосчастную дорогу. Подъезжая, ему показалось, что было что-то не так. Те же заросли, да только выше. Оставив машину, он шёл и чувствовал, что увидит совсем другую картину. Так и было: старый покосившийся переезд, с валяющимся рядом поломанным шлагбаумом, осевшую под тяжестью лет будку с облупившейся краской. Она мрачно смотрела на ржавые рельсы пустыми глазницами окон, отчего Афанасьеву стало не по себе, и он поспешил вернуться назад.
Чёрт знает что! Глыба, чай, земляничное варенье…. Ведь было же! Савельич ехал домой и знал точно, что это был его последний рейс. Хватит, всех денег не заработать, а с ума сойти вдали от дома вполне реально. Докажи потом, что с покойником чаи распивали!
Мистика
Автор публикации
