Шорты. Двадцать первый шорт-лист

Вокруг танцы, музыка, смех. На лицах безудержное веселье. На летнюю террасу заливается солнышко. У одного лишь меня внутри шелестят осенние листья. Никогда не любил свадьбы. А тем более такие большие, какую собрал мой брат. Он всеобщий любимец. С радужной душой, открытый для всех. Как такого не любить? И я люблю, а потому и пришел. Но отчего так тоскливо? Пока все увлеченно наблюдают за очередным конкурсом, я тихо ухожу. Благо свадьба […]

Не знаю где как, а у нас весна наступает внезапно. Не календарная весна, а настоящая. Еще только вчера было холодно, моросил дождик и капризные почки никак не хотели распускаться, а сегодня выходишь на улицу и понимаешь — весна. Сердце начинает биться бодрее вторя каждой пташке и каждому цветку, даже если на них и не обращаешь внимания или строишь из себя сердитого буку. Именно такой день наступил в жизни учителя биологии

— Я согласен! — уверенно прозвучало справа. От громкого восклицания у Эмили заложило уши, а лицо исказила гримаса боли. «Что делать? Всё хорошо или нет? Мой Джейкоб же славный парень. Родители у него такие добрые! — поток мыслей бомбардировал разум девушки. — Вдруг тёплые отношения ко мне — простой этикет, а на самом деле я им совсем не нравлюсь?». Церемониймейстер обратился к ней: — Возьмёшь ли ты, Эмили, этого мужчину

Осень в моей душе началась задолго до календарной. Словно пожухлые листья с деревьев, в один миг слетели все надуманные переживания и тревоги. Я поняла: всё, что раньше меня беспокоило, все проблемы, из-за которых я переживала – абсолютно не стоили того. Как перелетные птицы улетают на юг, так и улетели из моей жизни люди, которых я наивно считала друзьями. Как остаются лишь уродливые голые стволы и ветви деревьев, все становится серым

Погода сегодня не задалась. Весь день кряду сыпал мелкий, колючий и хладный дождь. К вечеру он исчерпался, но тут же задул промозглый ветер, срывающий последнюю листву с дерев. Ноябрь… Пчхи!.. Зайду-ка я в кафе. Согреюсь. Полдня мостовую топтал. Неважно, кто я конкретно. Сейчас я человек, который хочет тепла, как для организма, так и для души. Кофе с коньяком был бы как раз то, «что доктор прописал». Вначале коньяк, потом кофе,

Морская свинка уместилась в старую коробку от ботинок, которую бабушка хранила на антресолях. Катька в последний раз погладила жёлто-рыжие завитки, закрыла и понесла Семёна хоронить в парк. – О, смотрите, кто это прикупился? У первого подъезда Ленка и ее две закадычные подружки сидели с бутылочками «Essa». Как ни пыталась Катька быть незаметной и проскользнуть мимо одноклассниц, путь ей преградили. – Давай показывай, что у тебя там! – Отстань! – Да

Дрожащие руки крепко сжимали шерстяное женское платье. Нежная, тёплая, уютная ткань как та самая осень три года назад… День был дивный. Она словно маленький ребёнок шелестела опавшими листьями под ногами, радовалась необычному найденному листу и собирала неряшливый букет. А он смотрел на неё, почти не дыша, и впитывал каждое мгновение: как её волосы трепещут на ласковом ветру, как отражается светлое небо в её глазах, как растворяется в шелесте листьев её

Небо плакало. Его слезы тяжелыми каплями срывались с пожелтевших листьев, растекались по окну, превращая мир в картину Писсарро, собирались в лужи, в которых отражалось плачущее небо. «Да я поэт, бля» – горько усмехнулся стоявший у окна мужчина средних лет «в самом расцвете лет», как добавил бы он раньше. Но уже не добавит. «Чертов ублюдок… Мотоциклиста он не заметил… Кто я теперь? Калека убогий…» Мужчина подхватил с подоконника бутылку и перебрался

После развода, я очутился в Японии. Приютил меня Куросава (имени не помню) – он близкий друг дяди. Он более-менее знал русский и показался мне милым и добрым… Но я не думал что первое впечатление может быть настолько обманчиво. Этой же ночью я услышал женские стоны в комнате Куросавы. Сначала я не придал этому значения, так как до недавних пор и сам был женат. Но меня насторожило то, что за весь

Рыжий котяра был незаметен под осенним кустом. Он научился маскировке. Прошлая его жизнь исчезла в один миг, ткнув сытого домашнего кота мордой в реальность, превратив его в котяру. Теперь у него не было даже имени. Законом новой жизни стали пищевая цепь и естественный отбор. Конкуренция с другими бродячими за пищу на помойке лишила его глаза и половины уха. Птичий промысел на кладбище заставлял постоянно рисковать. Навещая своих мёртвых, люди приносят