Последние гастроли щипача Костоправа(в сокращении).

Последние гастроли щипача Костоправа(в сокращении).

В глубине старого неухоженного парка, на небольшой прямоугольной площадке, стоит трехэтажное здание, по виду очень напоминающее дома, что строили пленные немцы после войны. В доме два подъезда, но на двери одного из них висит огромный, в два кулака замок. Справа от другой двери, черная зеркальная табличка на бронзовых фигурных болтах.

« Спецшкола №1. Гор. Левоголенищенск.

Вход строго по пропускам».

На стареньком, обшарпанном венском стуле, стоящем чуть в стороне от подъезда в дом, при любой погоде сидит сонный охранник в камуфляже и темных очках. Со стороны кажется , что этот дармоед от охраны, просто спит. Но по несколько скованной позе «спящего охранника», по пристальному взгляду его прищуренных глаз, чей любопытный блеск заметен даже сквозь темные стекла его очков, становится понятно, что скорее всего выводы подобные- как минимум ошибочны.

Мимо этого охранника, в дом незамеченной, пожалуй, не смогла бы проникнуть даже мышь, что уж тут говорить про обычных учащихся, которые при виде дремлющего секьюрити невольно замедляли шаг и без лишних разговоров предъявляли раскрытые в нужном месте багровые книжечки пропусков.

Легкое покашливание охранника и двери толстого, зеленоватого стекла, повинуясь хитроумному механизму, бесшумно откатывались в сторону.

В прохладных коридорах, застеленных, в меру потертыми ковровыми дорожками, тишина и безмолвие.

Несколько дверей выкрашенных белым маслом слегка оживляли спартанскую обстановку школьного коридора.

Впрочем, надписи на табличках, прикрученных к дверям, наверняка поразили бы любого из зевак, случайно оказавшегося в этой спецшколе.

Вот лишь некоторые из них, из табличек, хоть как-то читаемых в легком полумраке коридора.

1Каб. «Основы гоп стопа». Преподаватель Владимир Нестеров (Костоправ)».

2Каб. «Форточники -элита квартирных воров«.Преподаватель Владимир Нестеров (Костоправ)»

.

3Каб.»Русская феня, появление и расцвет». Преподаватель Владимир Нестеров (Костоправ)».

4Каб.» Имитация тюремной камеры в Челябинской пересылке ( кича)». Преподаватель Владимир Нестеров (Костоправ)».

На последней в коридоре двери, табличка:

5Каб.« Класс начинающего карманника. Преподаватель Владимир Нестеров (Костоправ)».

За тяжелой, массивной дверью чуть слышны голоса. Сегодня суббота, и в предвкушении выходного, ученики более оживленные, чем в обычные дни.

У доски, самой обыкновенной, школьной доски, с легко читаемой на лице скукой, прохаживается довольно молодой, красивый, на вид не старше тридцати лет, мужчина, судя по всему педагог, скорее всего тот самый, Владимир Нестеров. Костоправ.

В классе кроме него человек пятнадцать-двадцать молодых ребят, среди них затесалось и парочка девушек.

Над доской, справа и лева, висят небольшие динамики, из которых струится негромкая лагерная музыка, настолько негромкая, что абсолютно не мешает ни педагогу, ни его ученикам.

«Шнырит урка в ширме у майданщика,
Бродит фраер в тишине ночной.
Он вынул бумбера, осмотрел бананчика,
Зыцал по-блатному на гоп-стоп: “Штемп легавый, стой!”

Но штемп не вздрогнул и не растерялся,
И в рукаве своем машинку он нажал,
А к носу урки он поднес бананчика,
Урка пошатнулся, бля бу, скеценный упал.

Со всех сторон сбежалися «легушки»
Фраер загибался там в пыли

Шнырит урка в ширме у майданщика,
Бродит фраер в тишине ночной.
Он вынул бумбера, осмотрел бананчика,
Зыцал по-блатном<у> на гоп-стоп: “Штемп легавый, стой!”

Но штемп не вздрогнул и не растерялся,
И в рукаве своем машинку он нажал,
А к носу урки он поднес бананчика,
Урка пошатнулся, бля бу, скеценный упал.

Со всех сторон сбежалися «легушки»
Фраер загибался там в пыли

А менты взяли фраера на пушку
Бумбера уштоцали, на кичу повели.

Я дать совет хочу всем уркаганам,
Всем закенным фраерам блатным:
Кончай урканить и лазить по майданам
А не то тебе бля, падла, бля, придётся нюхать дым»!

Костоправ остановился возле манекена мужчины, одетого в безукоризненный костюм, рубашку, брюки и шляпу, не торопясь срезал с его одежды штук пятнадцать колокольчиков, пришитых, где только возможно и проговорил, грустно оглядывая класс.

-… Итак, дамы и господа, основной противник вора – карманника, сиречь щипача, начиная с конца 19века и до наших дней, в России, был и есть неприметный, ничем не выделяющийся из толпы человек, так называемый филёр, от французского fileur — выслеживать.

Как бы его в наши дни не называли, какие б он не носил погоны, запомните, настоящий филер очень и очень опасен.

Представьте себе, вагон в метро или салон автобуса и вы, прикрыв правую руку небрежно наброшенным на нее пиджачком, клифтом по –нашему, обрабатываете рядом стоящего фраера ушастого.

Остро отточенной монетой, то бишь пиской, вы разрезали его карман и запустили туда руку. Казалось бы все на мази, и всем в вагоне на все абсолютно наплевать: кто ест мороженное, кто читает книжку, кто дремлет или смотрит в окно и лишь филёр, начеку. От его взгляда не ускользнет ни ваш пиджачок, ни напряженное ваше лицо, ни чуть заметное шевеление вашей руки под клитфтом.

Он вас уже вычислил и как только вы овладеете чужим кошельком или часами, считайте, что ваша участь уже решена….Еще мгновенье и вы уже не удачливый как прежде щипач, а жалкий маравихер в кандалах…А потому, действия ваши должны быть настолько выверены, настолько четки и безукоризненны, что даже матерый и натасканный филёр не смог бы вычислить вас среди толпы.

Но главный враг вора-карманника во все времена были и будут лишь человеческая лень и нежелание постоянно и ежедневно учиться.

Поэтому, с сегодняшнего дня, колокольчики на учебном манекене, я заменяю на кованные рыболовные крючки.

Речкалова, подойди ко мне и пришей эти крючки на те же, где были и колокольчики.

С сегодняшнего дня требования к вам господа и дамы как минимум удваиваются. Зима, на мой взгляд, самое благодатное время для карманника, все ближе, а руки у вас, к сожалению все еще деревянные. Вы все, даже лучшие из лучших, годны пока, что пьяных по паркам шмонать… По мне, так самое последнее дело, на которое даже самый бездарный карманник не опустится.

Кстати, те из вас, дорогие мои, кто, на мой взгляд, окажется не способным или не усердным в освоении данного предмета, будут переведены в группы домушников или грабителей, набор в которые будет вскоре открыт. Аудитории для которых уже подготовлены.

Костоправ высыпал на лист бумаги с пару десятков рыболовных крючков-тройников самого жуткого вида. Сверху положил катушку с нитками и, дождавшись, когда молоденькая, смешливая девица, Речкалова, подошла к кафедре, пододвинул крючки на край стола.

Девушка с опаской посмотрела на тройники, но нитки все ж таки взяла.

Нестеров хмыкнул неопределенно, подошел к окну и, прижавшись лбом к прохладному стеклу, замер.

Класс с обожанием смотрел на своего преподавателя и тоже молчал, словно чувствовал, что Костоправ сейчас где-то далеко отсюда, в своих воспоминаниях и может быть даже и не в очень приятных.

Гл.1 Numquam mores tuos muta.

Никогда не изменяй своим привычкам.

В довольно популярном в свое время Московском пивном баре «Ракушка», как всегда шумно и душно.

Глухо звенят полные пивом пузатые кружки толстого стекла. С фанерным шлепаньем падают на липкие, залитые пивом столы, пластиковые подносы.

Посетители, почти не понижая голоса, говорят обо всем и сразу. Под наклонными потолками в табачном дыму растворяются легкий матерок, женский смех и надсадный кашель повара, заядлого курильщика.

Возле небольшого, похожего на бойницу окна, за относительно чистым столиком мирно беседуют молодые люди.

Несмотря на полный зал, к этим двоим отчего-то никто не подсаживается. Может быть, потому что в них чувствуется какая-то жесткая, до поры скрытая сила, или от того, что у одного из них, на груди, сквозь полурасстегнутую рубаху виднеется искусно выполненная лагерная татуировка: Божья матерь с нимбом из колючей проволоки.

Тот, который с татуировкой, почти не понижая голоса, позабыв про пиво, что-то горячо втолковывал своему собеседнику, светловолосому, кудрявому красавцу лет тридцати.

-Да послушай, Володька, все уже подготовлено. Если ты сделаешь все, как я тебе объяснил, уже через три дня у тебя в кармане окажется двадцать пять штук. Гадом буду, все это провернуть, для тебя будет проще, чем котлы в трамвае в час пик, у пьяненького фраера подрезать.

– Миша, ты же знаешь, я карманник, и как мне думается карманник не из плохих.

В России щипачей моего уровня по пальцам пересчитать можно, а ты меня на квартиру подписать хочешь. Как говорили древние: «Aquĭla non captat muscas». Что в вольном переводе означает: «орел не ловит мух.»

И кстати, Мишель, что-то до сих пор я ничего внятного от тебя не услышал, отчего ты сам не наведаешься на эту свою хату? Чем ты завтра так уж занят будешь? Я правильно тебя понял, квартирку крайний срок нужно завтра вскрыть? Что-то мне во всей этой твоей истории не нравится…Как-то вся эта история не славно пахнет. Помнится латиняне о подобном говорили : «Timeo Danaos et dona ferentes»…Бойся Данайцев дары приносящих…

– Да Володя. Похоже ты не зря учился в мединституте…Латынь из тебя так и сыпется…

Михаил отпил пива и, понизив голос, продолжил.

– Вот тут ты прав, костоправ. Завтра и только завтра. Через день хозяева квартиры с югов возвращаются. Я до последнего тянул, думал получиться, но, увы, не маза. Хоть и стыдно такое показывать, но смотри…

Он высвободил рубаху из-под ремня и, с трудом привстав, повернулся к товарищу боком.

На спине его краснело несколько фурункулов разных размеров.

-И на заднице еще парочка с кулак, и на ляжке.…Вторую неделю на животе сплю. По комнате с трудом хожу, на унитаз, как на каторгу…Нет…Мне в таком состоянии квартиру никак не обнести…Полная жопа!

Нехотя буркнул Михаил, с трудом заправляя рубаху за ремень.

-Да, несомненно furunculus…

Со знанием дела проговорил карманник, прикуривая.

– Я бы тебе корешок, как медик недоучка, аутогемотерапию порекомендовал бы.…Твоей же кровью, тебе же внутримышечно. В задницу…

Хоть и ненаучно, как оказалось, но помогает точно…Ну или хотя бы дрожжей пивных попить сколько-то…

Но в одном ты прав, Миша, на дело с такой спиной идти бессмысленно.

– Вот и я о том же Костоправ. Ну что, поможешь?

-Ладно, Мишка, заметано. Вовка Нестеров добро помнит. Давай адрес. Но только ради тебя. В первый и в последний раз. Как говаривали древние, «Homo homini amicus est». То бишь: «Человек человеку друг».

– Ну что, пока вроде все сходится.

Костоправ неспешно осмотрелся и, стараясь не шуметь по шершавому рубероиду крыши, подошел к вентиляционной трубе третьего подъезда, возле которой, стояли две канистры полные воды, связанные между собой крепкой бельевой веревкой. Рядом, большая и оранжевая, словно репка в сказке, клизма.

– Ну, раз клистир на месте, дело будет на мази.

Хмыкнул удовлетворенно Владимир и, прикурив, начал не торопясь и обстоятельно натягивать слегка маловатые резиновые перчатки.

– Ладно, чего удовольствие оттягивать?

Нервно хохотнул карманник и, перекинув веревку с канистрами через шею, начал медленно опускаться в довольно тесную, прямоугольной формы, трубу. Через несколько метров, на гипсолитовой стене он увидел натянутую на самые обыкновенные канцелярские кнопки, мешковину.

– Ну, вот мы и дома.

Костоправ хмыкнул и, достав клизму, начал смачивать тряпку.

– Главное Вовка, ты не спеши.

Вспомнил он Мишкины инструкции.

– Чем сильнее промокнет стенка трубы, тем легче тебе будет пробраться в квартиру.

– Ну-ну. Посмотрим…

Владимир выбросил через верх опустевшие канистры и достал небольшое полотно по металлу.

Гипс и в самом деле поддавался на раз и лишь иногда, работу замедляли тонкие прутья арматуры, впрочем, их было совсем намного: три, от силы четыре.

Через минут сорок, Костоправ, с трудом выдавив наружу влажный квадратный кусок стены, ногами вперед протиснулся в квартиру.

Светлый линолеум кухни в гипсовой пыли выглядел грязным и неухоженным, и карманник аккуратист по натуре недовольно поморщился.

Все-таки квартирные кражи это не его.

Да еще эта перчатка на левой руке: зацепившись за пенек арматуры, тонкая резина с насмешливым писком лопнула, и теперь, как ни старайся Костоправ но , его, довольно хорошо знакомые в угрозысках многих российских городов пальчики, несомненно, обнаружит в этой квартире какой-нибудь старательный криминалист-стажер.

– Вот же непруха!

Владимир сплюнул и двинулся в комнату.

Довольно большой беломраморный ангел, стоял в нише над камином, на специальном постаменте, оббитым голубым бархатом.

– Ну, ни хрена себе ангелок!

Расстроено хохотнул Нестеров, подходя к статуе.

– Мишка говорил, что ангел весит не больше тридцати килограммов. Ну, если это так, то он наверняка внутри пустотелый.

Костоправ, согнутым пальцем слегка постучал ангелу, по закованной в белоснежную кольчугу груди.

– Пустой…

Протянул он удовлетворенно и достал из заднего кармана штанов тонкий, но прочный мешок от сахара.

…- Везде хорошо, а дома лучше. Проходи Маша…

Неожиданно донесся из коридора довольный мужской голос и на пороге появился большой и толстый, загорелый мужик в светло-сером, летнем парадном кителе генерала ФСБ. Надо полагать хозяин квартиры. Фирменную фуражку генерал держал в левой руке.

– Это что за блядство?

Он протянул свободную руку к Костоправу, словно желая потрогать наглого гостя.

– Форменное блядство…

Согласился с ним обескураженный щипач и, не дожидаясь развязки, ринулся мимо толстяка к входной двери.

Внешность генеральши Маши, рассмотреть он уже не успевал.

Гл. 2. Capiat, qui capere potest.

Пусть ловит только тот, кто может поймать.

Выскочив из подъезда, Владимир, инстинктивно прихватил какую-то никчемную, грязную от побелки доску, прислоненную к двери мусорокамеры и, торопливым шагом ринулся в ближайшую арку. Бегущего человека в грязных, залапанных гипсовой пылью джинсах, запомнит всякий, а вот грязного строителя с доской на плече, не вспомнит никто.

В этом Нестеров был уверен.

Пройдя дворами пару кварталов, он отбросил ненужную уже доску, отряхнулся, как мог и, забравшись в первый попавшийся троллейбус, поехал по Ленинскому проспекту в сторону центра.

Несмотря на внешние спокойствие и беззаботность на лице домушника –неудачника, мысли в голове его вертелись отнюдь нерадостные…Хотя и небезнадежные.

«…Какой бы властью не обладал этот генерал, но наши внутренние органы, которые напрямую ему не подчиняются, довольно неторопливы.

Пока группа оперативников появится на месте преступления, пока опросят самого генерала и его супругу, пока откатают пальчики, оставленные Костоправом на кухне и мраморном животе ангела, пока сравнят их с данными картотек, два-три часа по-любому пройдет. И за эти два-три часа, кровь из носа необходимо слинять из белокаменной. Как можно дальше и как можно на подольше».

Нестеров достал из кармана карамельку « Гусиные лапки», неторопливо очистил ее от налипшей обертки и бросив в рот, снова задумался.

«Дабы успокоить разгневанного генерала – чекиста, в городе несомненно введут план «перехват» и мой профиль уже к вечеру окажется в кармане у каждого постового.…А там опять нары, опять суд, опять приговор»…

Костоправ вздохнул, с тоской разглядывая пыльный Московский пейзаж, неторопливо проплывающий за стеклом,

А уж совсем плохо стало на душе у Костоправа, когда он вспомнил, что свой мобильный, уронил в вентиляционную трубу, когда согнувшись, пропихивался в генеральскую квартиру. И что сейчас, он даже и при желании не сможет позвонить своему дружку, домушнику Мишке, чтобы попросить о крыше на пару-тройку дней или хотя бы высказать ему свое «фи».

– Станция метро «Октябрьская«.

Прозвучало где-то над самым ухом Нестерова и он, подчиняясь скорее какому-то звериному инстинкту, нежели разуму, вышел из салона троллейбуса.

– …Ярославский.

Бросил он, уже через несколько минут первому попавшемуся таксисту и внимательно осмотревшись по сторонам, нырнул в раскаленное чрево машины.

***

-К вам можно, дамы и господа?

За минуту до отправления поезда следующего до Владивостока, в купе номер шесть четвертого вагона, вошел Костоправ, в меру развязный, в меру пьяненький, в меру веселый.

В правой руке, он держал промасленный пакет с горячими еще беляшами, в левой – две пузатенькие бутылки с бренди »Солнечный бряг».

– Прошу пардон, дамы и господа, но на вокзале все более или менее приличные кафе оказались закрытыми, так что не обессудьте, что смог купить, то и купил…

Семейная пара, надежно обосновавшаяся на нижних полках, энергично, практически в голос закричала, что все нормально, а приличной закуси у них самих хватит надолго.…Причем энтузиазм у супруги пассажира снизу, заметно поубавилась, когда она увидела, как Костоправ, из заднего кармана джинсов, с трудом выудил еще одну бутылку «Солнечного бряга».

-Витя, ты уж много не пей…

Пискнула она просительно, но было поздно.

Мужики уже, похоже, спелись…

«По тундре, по широкой дороге,
Где мчится поезд Воркута-Ленинград,
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Мы бежали по тундре через ночь наугад…»

Попутчики по купе оказались людьми терпеливыми: женщина первое время еще пыталась что-то сказать своему супругу, но после второй бутылки болгарского пойла, безнадежно махнула рукой и, накрывшись одеялом с головой, уснула.

Костоправ, приобняв за плечики разомлевшего попутчика, сначала по слогам надиктовывал ему слова популярной песни, после чего они довольно слаженно пели ее в два голоса.

И что самое главное, после каждого выученного наизусть и пропетого без ошибок куплета, новые товарищи, закрепляли выученный урок, стопкой.

Ближе к полуночи мужик сломался и, подложив кулачок под пухлую, не выбритую щеку, пуская слюни, уснул за столом, локтём сдвинув пустые бутылки, фольгу от плавленых сырков и промасленный кулек изпод чебуреков.

Владимир с грустью посмотрел на соседа, с нежностью погладил его по шишковатой голове и полез к себе на полку, наверх.

– Спать. Непременно спать…

Примерно также однообразно прошел и второй день, и третий…

Запасы спиртного закончились и теперь новоявленные дружки пару раз в день наведывались в вагон-ресторан…Для равновесия…

-Ах, чтоб тебя!

Поезд резко тормознул и карманник, несколько опухший и не ухоженный в связи с трехдневной пьянкой, не удержавшись на верхней полке, упал вниз, прямиком на заставленный бутылками столик.

Поезд остановился. Разбуженные пассажиры высыпали из вагона, громко обсуждая неожиданную остановку.

Пьяным, как известно, везет и Нестеров, откровенно говоря, все еще очень и очень подшофе, нетвердо ступая по коридору, вышел в тамбур. Слегка качнувшись, он в темноте ухватился за матово-блестевшую алюминиевую ручку двери.

Та, как ни странно с легкостью распахнулась и Владимир, всем телом рухнул на крупный гравий железнодорожной насыпи.

Где-то через полчаса, состав тронулся, пассажиры , лениво переговариваясь, вернулись в свои вагоны и купе.

Машинист просигналил неизвестно кому и зачем, и зеленый прокопченный состав Москва – Владивосток, растворился в мокрой зябкой темноте.

– Что ж так холодно, бля?!

Володя потянулся, с удивлением рассматривая пустынное железнодорожное полотно, росистые шпалы, поблескивающие в свете бледной луны и черную от креозота полынь, растущую повдоль рельсов.

-А где поезд, где все?

Постепенно трезвея, недоуменно буркнул Нестеров и, приподнявшись, попытался осмотреться вокруг. Впереди, на фоне темно-фиолетового неба, чернели высокие сосны и ели.

– Куда же я все-таки попал?

Вновь поразился Костоправ и, после очередной неудачной попытки подняться на ноги, покатился вниз под откос, сквозь росистые кусты придорожной ирги и жесткой ломкой крапивы.

…Проснулся Нестеров неожиданно в хорошем настроении, хотя слегка и продрогшим. Прямо над ним, на ветке боярышника, усыпанного поспевшими уже ягодами, сидела какая-то сволочная птичка, довольно легкомысленного желтого окраса и, склонив головку, внимательно разглядывала неудачливого домушника.

– И что ты хочешь, сволочь?!

Довольно весело хмыкнул Костоправ и, отряхнув штаны, зеленые от травы на коленях, вошел в лес навстречу еле заметной тропинке.

Примерно через час, он окончательно понял, что заблудился.

Основательно и бесповоротно.

Когда-то давно, еще в детстве, Володя где-то читал, что, если заблудишься в незнакомом лесу, непременно нужно забраться на высокое дерево, желательно с компасом в руках и осмотреться на предмет обнаружения жилья человека, или хотя бы дороги ведущей к нему.

Хотя все в той же книге, ничего не было сказано, как забраться на самое высокое дерево, не имея при себе ни лестницы, ни веревки, ни даже когтей на ноги, как у профессионального электрика.

Часа через три блужданий по чуть заметным тропкам , когда солнце вперемежку с липкой паутиной, мягко говоря уже откровенно измучили оставшегося Нестерова, он увидел перед собой широкую реку.

Справа по течению виднелись быки давно разрушенного моста, замшелые камни которого облизывали холодные волны незнакомой реки.

За рекой, сквозь обрывки белесого тумана, повисшие на высоких соснах, виднелись аккуратные двух и трехэтажные домики, один вид которых обещал теплую ванну, сытный ужин и мягкую постель.

Вымотанный и голодный Костоправ, прилег на теплый от солнца прибрежный песок и, подложив под голову тапочки (а что вы хотите? – В вагоне, все ходят в тапочках, ), плюнув на неизвестность, с чистой совестью, уснул.

Гл. 3. Somno excitem eum…

Спящий Просыпается…

Все еще улыбаясь, маравихер потянулся просыпаясь, приподнялся и неожиданно в двух шагах от себя увидел высокого полного мужика в линялом брезентовом плаще, небрежно наброшенном на китель полковника милиции.

Под кителем, кроме антрацитом поблескивающих семейных трусов, да заросшей темным курчавым волосом груди, на незнакомце ничего и не было.

– Лодку ждешь? Поинтересовался полуголый полковник милиции, закуривая.

– Да как сказать…

Костоправ неопределенно пошевелил пальцами правой руки и тоже закурил.

– Ну-ну…

Слуга народа хмыкнул и уже более внимательно всмотрелся в лицо карманника.

-Слушай, земеля, я тебя случаем нигде раньше видеть не мог?
– Это вряд ли…

Нервно хохотнул Нестеров, старательно изображая на лице добродушную улыбку.

– Да я бы вас, товарищ полковник обязательно запомнил…У меня на лица память хорошая…

Неожиданно, из-за поворота раздался звук приближающейся моторной лодки, и через несколько минут большая обшарпанная дюралевая посудина ткнулась носом в мелкий прибрежный песок.

– Ну, пойдем, земеля! Перевозчик ждать не любит.

Милиционер подобрал разбросанную по песку одежду и довольно ловко запрыгнул в лодку. Костоправ незаметно для всех перекрестился и, вздохнув, полез следом. Перевозчик, детина в безразмерном плаще с капюшоном, молча завел мотор и лодка пошла, все время забирая, круто влево.

Как ни странно, река на первый взгляд казалась более мелкой и узкой, но, чем дальше они плыли, тем река становилась шире и глубже. Неожиданно, за ближайшим поворотом, показался деревянный настил, над которым на растяжках болталась полинялое голубое полотнище, с надписью: «Левоголенищенский причал имени матроса Железняка».

-Как, неужели того самого Железняка?

Костоправ удивленно вперился в лицо милиционера.

-Того самого…

Нехотя буркнул милиционер и почесал дряблый выпуклый живот. Лодка, ударившись, о большую, истертую автопокрышку, притороченную к деревянным мосткам, остановилась.

Костоправ, оказавшись ближе к трапу, выбрался первым и протянул руку полковнику.

– Я сам, Володенька, я сам. Не старый покамест.

– Володя!?

Костоправ вздрогнул и затравленно огляделся. Ему даже на миг показалось, что он ослышался.

Бежать было некуда – от пристани вглубь острова отходили аккуратно заасфальтированные и чисто выметенные дорожки, на которых не то, что бегущий карманник, а даже и не ко времени упавший пожелтевший листик был превосходно виден.

-Страна знает своих героев!?

Преувеличенно бодро проговорил Нестеров и потянулся за сигаретами.

-Ладно, пацан, не хандри. Так уж получилось, что твои портреты развешены по всей белокаменной. Да и к тому же по просьбе генерал-губернатора вольного города Левоголенищенска, Щеглова А. А., я уже давно ищу парня, подобно тебе.

-А на хрена я ему?

Закашлялся Костоправ, ловким щелчком отправляя окурок в ближайшую урну.

– Я самый обыкновенный врач недоучка, а портреты мои…

Костоправ даже рассмеялся и даже вполне убедительно.

– Так они может быть и не мои вовсе…На этих фотороботах, человек сам на себя не похож…Как говорили древние: «Vultus est index animi», «Лицо зеркало души»….

-Не надо, мой мальчик, не надо! Не надо из меня дурака строить, латынью своей пугать…Тоже мне, врач-недоучка!

В ориентировках на тебя, как раз о твоей любви к афоризмам на латыни отдельно как об особых приметах сказано…

Весело хохотнул полковник милиции и , больше не обращая внимания на карманника, пошел куда-то в глубь острова.

Нестеров, поражаясь своей сговорчивости, пошел вслед за ним.

Смеркалось.

…Кабинет генерал-губернатора Щеглова А. А., обитая светлым деревом комната, метров тридцать, тридцать пять, поражала скромностью. Небольшой стол возле окна, за спиной пришпиленное к стене, светло-голубое знамя, на котором красным пятном выделялся, судя по всему герб города.

Левый сапог с большим согнанным в гармошку голенищем, три еловые шишки, лежащие на фоне полупустой водочной бутылки и вытканное золотом в виде речной волны слово «Левоголенищенск».

Какой дурацкий герб.

Подумал Нестеров и только сейчас заметил сидевшего за столом полного человечка с круглой лысой головой, украшенной парой оттопыренных, розоватых на просвет хрящеватых ушей.

-Ну здравствуйте, Владимир Леонидович!

Широко улыбаясь, проговорил генерал-губернатор вольного города Левоголенищенска и вышел из-за стола.

-Ну, здравствуйте…

Генерал-губернатор вблизи оказался еще комичнее, чем за столом.

Маленький, толстенький, он казался только что вылепленным из мягкого сдобного теста. Рукопожатие, однако, показало обратное: пальцы Владимира на минуту оказались, словно зажатыми в тисках, крепких и безжалостных.

Нестеров от неожиданности охнул и даже слегка присел от боли.

– Прошу прощенья, товарищ Костоправ.

Генерал-губернатор сочувственно похлопал карманника по руке и, как показалось Нестерову, даже был готов подуть ему на его слипшиеся пальцы.

– Рукопожатие, это наша семейная забава.…Те, кто меня знает или знал моего отца, от рукопожатий стараются уклониться.

Впрочем отбросим все это…Вас, дорогой вы мой господин Костоправчик, мне просто Бог послал…

– Ну и зачем же я вам так нужен, товарищ генерал-губернатор?

Нестеров поморщился при слове Костоправчик. Еще никогда, ни на одной малине его так не называли.

– Все очень просто.

Генерал – губернатор пододвинул пепельницу поближе к карманнику, рукой предложил ему сесть и сами опустился на свое кресло за столом.

Гл 4 famaegraveonusё

Тяжкое бремя славы

-Итак, все очень просто.

Повторил генерал-губернатор, достав сигарету из странной пачки, на которой была изображена большая сосновая шишка.

-Мой отец в свое время был председателем горисполкома этого городка. Вернее даже сказать поселка городского типа. Несколько раз из центра ему намекали, что название Левоголенищенск, мало созвучно с названием городов и поселков, строителей светлого будущего.

Мол, сравните: Дзержинск, Первомайск, Ленинские Горки, да мало ли еще городов с красивыми и звучными названиями, а тут какой-то Левоголенищенск, прости Господи….

-Отец брыкался-брыкался и добрыкался.

Поселок городского типа Левоголенищенск был снят с дотации. Хотя, я допускаю, что это вполне могло быть случайное совпадение, чья-то безалаберность или нерасторопгость, однако почти сразу в магазины перестали поступать продукты, а старикам перестали приходить пенсии.

Отец попытался написать письмо Никите Хрущеву, но ответа так и не получил. Тогда он на собрании городского актива предложил на основе нашего поселка, основать на этом острове отдельное государство, так сказать отдельную шестнадцатую республику на территории СССР. Независимую и свободную…

И как это ни странно, создал…Правда, об этом он забыл сообщить куда следует.

-Ну и как это у вас, получилось? – искренне поинтересовался Нестеров .

– А люди, а отпуска, а поездки куда угодно? А туризм наклнец!?

-Да куда им нахер ехать?

Губернатор вскочил и забегал по кабинету.

– Зарплата у меня в городе на порядок выше, чем во всех соседних городах, и даже очень крупных. Практически у каждого второго во дворе велосипед или пони.

-Пони?! – Протянул Костоправ

-Ну да, пони. Я сначала хотел лошадей завести, но остров маловат. Тесно, батенька!

У нас здесь своя валюта – рубли, конечно, но немного другие, чем у вас там, в Москве.

Щеглов достал из кармана явственно хрустнувшую купюру, достоинством в сто рублей, практически неотличимую от настоящей, с той лишь разницей, что на этой сотенной, вместо профиля Владимира Ильича, красовался профиль нынешнего хозяина города.

Костоправ взял в руки купюру и с удивлением посмотрел на просвет. Сотенная была изготовлена очень грамотно: только на белом поле, прямо над числом сто, красовались водяные знаки : сосновая ветка с тремя шишками на ней.

-Солидно…

С завистью в голосе проговорил Нестеров и, словно невзначай, по инерции опустил сотенную в свой карман.

-Да, солидно! –

Согласился губернатор и положил перед ним вторую бумажку, но уже номиналом в пятьдесят рублей.

-Я сначала хотел выделить каждой семье по автомобилю, но, во-первых, на нашем остове на машине далеко не уедешь, а во-вторых, зачем?

Конский навоз у всех владельцев пони, раз в месяц специальная команда на спецмашине собирает, взвешивает и выплачивает горожанам, хозяевам этих самых пони довольно приличные деньги, часть из которых тут же обменивает на фураж, сено и солому.

Из вышеупомянутого навоза мои химики научились добывать прекрасный газ, которым отапливается практически весь город.

Ну а, если кому-то все-таки очень захочется покинуть остров или съездить в отпуск к родственникам, мы всегда с радостью меняем наши рубли на российскую валюту. Один к пяти, кстати… То есть за наш рубль мы даем пять российских рублей.

Губернатор заскочил на подоконник и. по-детски болтая ногами, спросил у карманника:

-Ну как вам, нравится наш городок?

-Все это славно.

Растягивая слова проговорил маровихер.

– И пони, и дерьмо, и даже сигареты с шишкой на этикетках. Но а я-то вам на кой ляд понадобился?! Я денег не печатаю, я их, если так сказать более или менее интеллигентно, я их изымаю у населения.

-Так вот именно для этого вы-то мне и нужны!

Радостно потирая пухлые ладошки, сообщил генерал-губернатор.

– Одну минутку, мы сейчас с вами совершим небольшую поездку, и вы сразу все поймете.

Щеглов подбежал к столу, поднял телефонную трубку и проговорил: «Парадный экипаж к подъезду!»

-Пойдемте, голубчик.

Поманил он пальцем Костоправа и направился к двери.

-Пойдемте.

– Ну, если это и в самом деле парадный экипаж губернатора, а не постанова, то коррупцией в этом городке и не пахнет.

Подумал удивленный карманник, разглядывая небольшую двуколку и запряженную в нее грустную пони пятнистого как у коровы окраса. Еще больше, Нестерова поразило, что на козлах, в темном фраке с кнутом в руках сидела довольно молодая и симпатичная женщина.

– Кстати, Елена Астапова, чемпионка Европы по рейнингу, она же наш штатный коневод, ну и по совместительству возница.

– И куда нас повезет госпожа Астапова?

Забираясь в экипаж, поинтересовался Нестеров?

– В милицию голубчик, в милицию…

Усаживаясь рядом с ним многозначительно бросил хозяин Левоголенищенска и, похлопав девушку по плечу, буркнул.

– В отделение, Аленка, только не спеши… Пусть наш гость хорошенько осмотрится. Я думаю, уважаемый Владимир Леонидович, у нас задержится надолго.

Костоправ вздрогнул, но бросив взгляд на добродушное лицо губернатора, несколько успокоился…По крайней мере, внешне…

Гл.5.QUALE OPUS EST, TALE EST PRAEMIUM.
Каков труд, таково и вознаграждение.

Отделение милиции встретило их полной тишиной. Вообще весь городок, как уже успел заметить Костоправ, утопал в тишине, лишь слегка разбавленной шелестом листвы деревьев, да плеском речной волны. Здесь же, в здании сталинской еще постройки, тишина казалась осязаемой.

В дежурке, за стеклом с полукруглым отверстием, виднелся спящий милиционер, вернее сказать его округлая спина.

В отделении внешне царила относительная чистота и лишь толстый слой пыли, лежащий на шкафах, тумбочках с картотекой и замке оружейной комнаты, лучше всяких слов говорил о полном отсутствии какой-то бы ни было активности в этом отделении милиции.

На стене, рядом с решеткой, так называемого обезьянника, висел стенд, с угрожающей и столь знакомой Костоправу надписью:«Их ищет милиция».

Вместо фото матерых и беглых преступников, на стенде красовалась страничка из детского журнала, с портретами старухи Шапокляк и домовенка Кузи.

– Похоже работы у доблестной милиции в вашем городе не так уж много.

Хмыкнул уживленно Костоправ.

– Или они у вас бастуют?

-Бастуют!?

Генерал – губернатор даже руками замахал от возмущенья.

– Да они у меня получают по высшему разряду. Не хуже профессоров в столице. Бастуют.…В том-то и дело, что они каждый день из года в год, добросовестно ходят на работу и уволить их, я просто не имею права, согласно КЗОТ.

За последние десять лет, в городе случилась всего одна драка, да и ту с большой натяжкой можно назвать дракой: два поэта строчку не поделили. Друг дружку в плагиате обвинили. Да сих пор меж собой не разговаривают.

Одним словом,

Губернатор кивнул на спящего за стеклом милиционера.

– Наша милиция нас не бережет…Пойдемте на воздух и я вам вкратце расскажу о нашем городе и о том, кем я вас вижу в нашем Левоголенищенске, если вы конечно согласитесь у нас на какое-то время задержаться.

Елена Астапова, оказалась не только спортсменкой, но и прекрасной хозяйкой.

В двух шагах от управления милиции, на аккуратно скошенной полянке, губернатора и Костоправа, ожидал небольшой перекус: белая скатерть, расстеленная прямо на траву, была заставлена тарелками и тарелочками, бутылками и графинчиками, стаканами и рюмочками.

Селедочка, обсыпанная мелко порезанным лучком смотрела на карманника круглыми грустными глазами. Отварной картофель, окутанный парком, плакал мутными слезами растопленного сливочного масла. Холодный карбонат и буженина, нарезанные довольно толстыми ломтями, ласкали взгляд Нестерова, а две бутылки разноцветной водки с шишкой на этикетке, по горлышко утопали в веерке с холодной водой.

-Душевно…Или как говорили древние, «Homini cibus utilissimus est simplex» – простая еда самая полезная…

Проговорил Костоправ, опускаясь на колени возле скатерти.

– Что, правда, то, правда…- Буркнул градоначальник, с трудом устраиваясь напротив.

Заметьте, все, и карбонат и буженина и даже рыба пелядь, замаскированная под селедку: все собственного производства.

Местное так сказать! Родное.

Впрочем, чем разглагольствовать, давайте – ка мы с вами лучше накатим по первой, заодно опробуйте нашу водочку…

Они выпили по первой, потом по второй, потом по третьей, закусили, и Щеглов наконец-то четко и внятно изложил свои виды на Костоправа.

…Городок, губернатору от отца достался тихий и ухоженный. Население в нем состояло в основном из людей спокойных, не терпящих больших перемен.

Практически у каждого была своя пони или очень хороший, добротно сработанный велосипед. И первое, и второе выдавалось гражданину города совершенно безвозмездно. Самое крупное предприятие на острове, представлял собой небольшой ликероводочный заводик, выпускающий превосходного качества водку и настойки. Они окольными путями расходились по дорогим магазинам, ресторанам и барам лучших гостиниц Советского Союза. Нормальный Советский человек, скорее всего никогда и не видел продукцию Левоголенищенского ликероводочного завода, а если и видел, то на бутылках красовались пестрые этикетки совсем других производителей, чаще всего заморских.

В городе работало с десяток прачечных, ателье по пошиву одежды и обуви. Действовали поликлиники и детские сады, и средне образовательные школы. Одним словом городок жил и вроде бы даже процветал, но для нормальной жизни горожан этого всего было недостаточно.

Были необходимы товары, которые в городе не выпускались… А значит в бюджет города, в его казну необходимы были вливания извне…И может быть даже в валюте.

…- Вот для этого, дорогой вы мой карманник, мне и нужны специалисты вашего уровня.

– Вы хотите, чтобы я ради вашего славного города работал по карманам? Что бы я долю, которую обычно отдаю на общак, отдавал в городской банк?

-Нет…- Улыбнулся губернатор Щеглов.

– Вы мне нужны не как обыкновенный вор-карманник, а как преподаватель, как учитель, способный организовать курсы молодого уголовника.

Я хочу, что бы ваши ученики, во-первых, взбодрили, пробудили нашу доблестную милицию, пробудили в ней интерес к службе.

Во-вторых, на фоне всплеска уголовного элемента в городе, милиция не только отточит собственные навыки, но и поднатаскает ваших воспитанников в способах ухода от милиции, погонь и облав.

Ну а в-третьих, вы своих орлов и орлиц, свозите (за счет города естественно) на гастроли в Москву, Ленинград, Сочи и Ялту…Честь денег вам, часть на процветание города, ну а часть, как и полагается, на общак. Но не уголовникам, которых ни вы, ни я не знаем, а в городскую кассу взаимопомощи Левоголенищенской уголовной группировке.

На оплату услуг адвокатов, улучшение условий проживания на зонах , устройство побегов из лагерей прочее, прочее, прочее.

Ну а после того, как казна города наполнится и студенты ваши вполне смогут обойтись и без наставника в вашем лице, я вас выдвину на должность помощника Генерал-губернатора города. Должность необременительная, но денежная.

Ну как, уважаемый товарищ Нестеров, согласны?

– Да будет так.

Проговорил Костоправ, слегка обмозговав довольно необычное предложение градоначальника Левоголенищенска.

– Да будет так, или как говорили древние: «Quod ita sit».

Гл.6.Radices litterarum amarae sunt, fructus dulces…

Корни учения горьки, плоды его сладки…

– Ну, так как, мадемуазель Речкалова. Вы наконец-то закончили свое шитье!?

Костоправ повернулся и посмотрел на девушку. Та хоть и шипела от боли, облизывая исколотые тройниками пальцы, но постаралась улыбнуться, позабыв, наверное, о потекшей на глазах туши.

– Да, товарищ Костоправ. Закончила.

Последний раз всхлипнула девушка и вернулась к себе за парту.

-Итак, многоуважаемые господа и дамы, щипочи и щипочихи, показываю единственный раз, как вы помните, мадмуазель Речкалова, на ваших глазах, вшила в карманы пиджака и брюк этого манекена 22 рыболовных крючка. То есть в каждый карман по 2-3 крючка. Сейчас я из каждого кармана , выну по две купюры, ни разу не уколовшись.

Те из вас, кто достанет хотя бы треть купюр, а потом их вновь уберет на место, вместе со мной поедет на гастроли в Сочи, на практику.

Нестеров повернулся к класск, непринужденно посвистывая и вдруг вынув из кармана шелковую маску для сна, черную и плотную, надел ее на глаза и только после этого подошел к манекену. В полной тишине, он опустил тонкие пальцы правой руки в боковой карман пиджака, а левой рукой, приобнял манекен за бедра .

Буквально через несколько секунд, удивленный класс взирал на пачку купюр, лежащую на кафедре.

Рассовав деньги по карманам пиджака и брюк манекена, Нестеров наконец-то снял с себя маску.

-Итак, пройдемся по алфавиту, улыбнулся Костоправ, склонившись над журналом.

Антропов, к манекену.

Маску не трогать…

Под легкий, нервный смешок аудитории уточнил Нестеров и забрался на подоконник.

Невысокий, рыжеватый молодой человек, с просвечивающимися на солнце ушами , на негнущихся ногах, робко подошел к манекену.

-Помоги господи.

Довольно явственно пробормотал он и всунул ладошку за пазуху манекена. Буквально через мгновение, Антропов, корчась от боли, пытался вытащить из ладони правой руки, два тройника, довольно крупных и остро отточенных.

Класс, как и полагалось, радостно и весело смеялся, тогда, как Антропову было далеко не до смеха.

-Антропов, в угол.

Проговорил Нестеров, с трудом сохраняя серьезный вид.

-Руки перед собой, пятнадцать минут с оттопыренными пальцами.

Ушастый Антропов, все еще всхлипывая, подошел к умывальнику и вытянул перед собой руки с оттопыренными пальцами. Губы его дрожали: похоже, что бессердечие одноклассников, его расстроило гораздо больше, чем тройники, проколовшие кожу.

Костоправ подошел к бедолаге и на растопыренные пальцы его вытянутых рук, положил по карандашу.

– Карандаш упадет, время в углу удваивается.

Нестеров снова склонился над журналом.

-Теперь Блинкова… Прошу вас, девочка моя…Проршу.

Костоправ вернулся к окну к окну и, забравшись на подоконник, с сомнением посмотрел на девчушку, подошедшую к манекену.

-Девочка моя, тебе повезло. Тебе нужно достать купюры именно из заднего кармана брюк. В нашем деле практически самым легким из всех. Блинкова несколько раз обошла вокруг манекена и, наконец-то решившись, приступила к делу.

Впрочем, и она уже через минуту, стояла рядом с Антроповым.

Щеки ее, с размазанными следами потекшей туши, вызвали еще более веселый смех у остальной аудитории.

Впрочем, как оказалось, смех их был совершенно преждевременен. Напрасно смеялись ребята над первыми неудачниками.

Не прошло и получаса, как весь класс стоял вдоль стенки. Нестеров, плотоядно ухмыляясь, ходил рядом, и линейкой шлепал по их искалеченным пальцам.

Карандаши то и дело падали на пол, а жестокосердный вор-наставник, только успевал против фамилии учеников ставить очередной крестик, обозначающий удвоение время нгаказания.

-Ваши пальчики, товарищи ширмачи, карманники и майданники, во время работы должны быть жесткими и пружинистыми , как эта линейка и, одновременно мягкими и невесомыми , как…

Тут Костоправ на минуту задумался подыскивая подходящее сравнение , а когда нашел, закончил весело и уверенно.

…Крылья бабочки…

-Итак, госпожа Падоба, повторите, что я сейчас сказал.

– Как крылья бабочки…Товарищ Костоправ…

Шмыгая, покрасневшим от слез носом, проговорила высокая, худощавая деваха, размазывая слезы, двумя руками одновременно.

-Ученики, мать вашу…

Бросил устало Костоправ, возвращаясь на свой любимый подоконник.

– Сорок пять минут перерыв, можете погулять по парку. После перемены будем учиться делать писку, основное орудие карманного вора, после пальцев конечно…

Нестеров улыбнулся и прихватив небольшое бамбуковое удилище, направился к двери.

Несколько дней назад, в двух шагах от школы, обнаружил он прекрасный пень, по-над рекою…А рыбачить Костоправ, с детства любил…

ГЛ. 7. Quidquid latet, apparebit.

Тайное всегда становится явным…

…Генерал – губернатор Щеглов, сидел над обрывистым берегом реки, на широком, отполированным сотнями задниц влюбленных и рыбаков , пне. У него на коленях сидела та самая, вышеупомянутая Елена Астапова, чемпионка Европы по рейнингу.

Пухлые руки Щеглова как бы промежду прочим блуждали у девицы под белоснежной блузкой.

– Ах, Андрей э-э-э Андреевич.…Ну что вы в самом – то деле!? Вы ведь у нас Генерал-губернатор, а я обыкновенная девушка –возница.…Да у вас, таких как я, с десяток, небось, наберется? Кто вы, а кто я!?

– Да прекрати Алена…- В голосе губернатора прозвучали суровые нотки.

– Что ты из себя выдумываешь!? Обыкновенная девушка – возница…Зимой выборы будут, я из тебя помощника Генерал-губернатора города сделаю… Ты у меня первой леди станешь…В шелках и мехах ходить будешь…В золоте…

– В шелках и мехах…- В сомненье протянула девушка. – Да вы же эту должность Нестерову обещали… Уголовнику…

– Да ты сдурела, Алена!

Щеглов расхохотался, еще сильнее прижимая к себе податливое тело возницы.

– Что бы я такое хлебное место пришлому ворюге подарил!? Да ни за что! Дай только срок, Аленушка: месяц-другой от силы.…Обучит он воришек, поедет на гастроли с ними в Москву, али еще, куда, а тут звонок, в милицию, от честного и сознательного гражданина,…Мол, там-то и там-то, видели за «работой» известного карманника Костоправа.…И все.…И отправится он, голубчик на лесоповал… Или еще куда…

– …Ну, ты и сука, господин Генерал – губернатор…

Прошептал Нестеров, волею случая наблюдавший от начала и до конца сцену признания Щеглова и презрительно сплюнув, вновь вернулся в лес, на тропинку, ведущую от школы к пню…

…- Ну, честно говоря, этого или примерно этого тебе и стоило ожидать, господин педагог…

Хмыкнул Костоправ разочарованно, заходя в класс.

– Ну что ж, дорогой вы мой градоначальник, «Praemonituspraemunitus» «предупрежден, значит вооружен»…Посмотрим, кто из нас ху…

…С этого дня, в процессе обучения студентов – карманников произошли некоторые, явно заметные изменения.

Костоправ стал менее требовательным к практическим навыкам будущих ширмачей. С одежды манекена он незаметно срезал больше половины крючков, а теоретические занятия перешли в разряд пересказов баек и историй о жизни и похождениях известных карманников СССР: Толика Амбала, Анатолия Голованова с погонялом, Лиса и конечно о Зугумове Зауре…

В конце октября, во время очередного пикничка в присутствии Генерал – губернатора Щеглова и его любовницы, Нестеров, с аппетитом обгладывая куриную ляжку, бросил небрежно.

– Седьмого ноября мне с группой карманников необходимо быть в Москве.

Пора опробовать их в деле…

– Ну, раз надо, значит будете…

Весело хмыкнул Щеглов, а вслед за ним хихикнула и Алена…Хихикнула неестественно весело и от того еще более неприятно.

…Площадь «Трех вокзалов» встретила Нестерова со товарищи, деловой сутолокой и разноязыким гомоном приезжих.

Окружив себя взволнованными «новобранцами», Костоправ проговорил незаметно осматриваясь.

– Господа карманники. Ровно через час я ожидаю вас возле пригородных касс Ярославского вокзала с первым в вашей жизни уловом.

Сегодня праздник. С одной стороны клиент сегодня менее осторожен, чем обычно, многие из них особенно мужчины уже подшофе, с другой, количество товарищей в погонах, милиционеров, работников прокуратуры и прочих чекистов на улицах столицы в разы больше чем обычно.

Так что сейчас сдавайте свой багаж в камеры хранения и в добрый путь.

Как говорится «Audacia pro muro habētur» . Что означает: Храбрость заменяет стены.

Нестеров пожал ученикам руки, пожелал удачи и игнорируя мелкий осенний дождик, ленивой походкой направился в Столовую № 34, при Ярославском вокзале.

Сколько он себя помнил, в этой столовой всегда пекли и продавали прекрасные пирожки с картошкой и капустой, а через черный ход , дверь в который была прорублена лихими людишками еще в 1862 году (в те годы, здесь размещался привокзальный буфет для чистой публики), можно было пробраться в подземный старинный коллектор, тоннель для водоотведения. А оттуда зная или умея читать знаки, начертанные на старинных кирпичных стенах подземелья, можно было попасть либо в метро на станцию «Комсомольская», либо в подвал Казанского вокзала. Костоправ, небрежно помахивая небольшим коричневым чемоданчиком, «дипломатом» подошел к стеклянной двери столовой, в сияющей, хромовой ручке которой, прекрасно было видно отражение нелепой, кругленькой фигуры Генерал-губернатора Щеглова, что-то горячо втолковывающего молоденькому милиционеру.

– А ведь я тебе, Щеглов, почти поверил…- Владимир сплюнул и вошел в теплое нутро столовой.

…Пакет с горячими пирожками с картошкой был еще теплым, когда Нестеров, купив билет на поезд № 156М, до Анапы, неторопливо направлялся к своему вагону.

Еще с детства, с первых своих неуклюжих и непрофессиональных краж, понравился, полюбился Нестерову этот небольшой приморский город и что интересно, именно осенью…

Гл.8 TANTUM SCIMUS, QUANTUM MEMORIA TENEMUS.|>Мы можем столько, сколько мы знаем…

-Товарищ генерал. Граждане Пекарев и Каргер доставлены. Они ожидают в коридоре.

Молодой сотрудник ФСБ, одетый в безукоризненно подогнанную по фигуре черную пару, появился в дверях, преданно глядя в глаза хозяину кабинета, генерал лейтенанту Афанасьеву, Виктору Петровичу.

– Давно ожидают?

Генерал, вытирая пальцы рук белоснежным платочком, отошел от окна. За стеклом, на широком, жестяном отливе, голуби дрались за кусочки только что раскрошенной чекистом булочки.

– Никак нет. Не более двух часов.

-Хорошо лейтенант. Помучай их еще с часик, а потом приглашай.

Афанасьев подошел к старинному несгораемому ящику и, часто сверяя код, выколотый на пульсе левой руки, с цифрами на лицевой панели сейфа, открыл его потертую дверцу.

На средней полке покоилась скромная картонная папка с крепко завязанными на два узла тесемками. На папке чернела надпись, выполненная от руки, красной тушью.

« Горгиппия».

На ходу развязывая бечевки на папке, генерал подошел к столу.

-Пора.

Чуть слышно щелкнул он тонкими длинными пальцами и в кабинет в сопровождении все того же лейтенанта робко вошли вышеупомянутые Пекарев и Каргер, пожилые люди, внешне очень похожие на ученых затворниках из ранних советских кинокомедий.

-Присаживайтесь товарищи.

Генерал приподнял голову и внимательно осмотрел вошедших.

Те слегка помедлив, все ж таки опустились на мягкие стулья, расставленные вдоль покрытого темно-красным сукном стола.

Афанасьев вышел из-за стола, подошел к окну и глядя на стариков в отражении оконного стекла, проговорил негромко, но весомо.

– Как вы считаете, товарищи ученые, путешествие по времени, возможно, или нет?

– Ну как вам сказать, товарищ генерал.

Проговорил, приподнимаясь со стула невысокий, лысый с грустным выражением лица, мужчина.

– Еще Эйнштейн считал, что полетав определенное время вокруг Земли с около световой скоростью можно встретиться со своими правнуками. А если двигаться быстрее скорости света, то время вообще пойдет задом наперед, таким образом, мы окажемся в прошлом. Но, к сожалению, советская космонавтика и в целом вся советская наука, такие аппараты, двигающиеся с такой огромной скоростью, пока еще не создали.

Лично я, как доцент кафедры прикладной математики о таких приборах не слышал.

Генерал обернулся и внимательно осмотрев математика, проговорил.

– А что на это скажет историк, профессор Пекарев?

Пекарев, в отличие от математика был сед, длинноволос, высок и необычайно худ.

Можно сказать, болезненно худ.

– Истории известны некоторые артефакты, говорящие нам о возможности перемещения во времени, такие, к примеру, как простреленные черепа динозавров, вымерших задолго до появления огнестрельного оружия. Или все тот же пресловутый молоток, чудом оказавшийся в глыбе бурого угля, но лично я с осторожностью бы говорил о возможности путешествий по времени.

По крайней мере, в ближайшие лет сто, сто пятьдесят.

Пекарев поклонился и вернулся на свое место.

А что вы скажете на это, товарищи ученые?

Генерал разложил перед сосредоточившимися светилами несколько фотографий, черно-белых и цветных. На них с сильным увеличением были сфотографированы спина и грудь древнего, мумифицировавшегося тела.

– Саркофаг, в котором были обнаружены эти останки, нашли совсем недавно на территории нынешней Анапы, почти в центре города.

В основном про все артефакты древней Горгиппии известно широкому кругу, чего не скажешь про эту находку предположительно третьего века до нашей эры..

-Почему?

Историк внимательно, через сильную лупу разглядывал морщинистые останки мужчины.

-Да потому, дорогой вы мой товарищ Пекарев, что на груди этого мужчины, слева, наши эксперты обнаружили татуировку…

– И что!? Искусство нанесения татуировок на свободные от волосяного покроя участки тела, известно очень давно. Я полагаю, что еще в каменном веке…

– Да я – то не спорю про каменный век.…Здесь я полностью вам доверяю…

Несколько раздраженно прервал разговорившегося ученого, генерал.

– Вот только у нашего покойничка, эксперты обнаружили татуировку, выбитую на русском, и даже не на старославянском, а на современном языке.

«Не забуду мать родную!»

Надпись сделана синими чернилами на фоне красного сердца, и не просто сердца, а сердца срисованного с учебника анатомии, с венами, желудочками и прочим…

-И…?

Протянул, медленно поднимаясь, Пекарев.

– И точно такая же татуировка, имеет место быть на груди известного в СССР и уже в современной России, карманника, Владимира Нестерова, гордо носящего кличку Костоправ.

Генерал с видом иллюзиониста выложил перед учеными несколько фотографий, на которых был запечатлен совсем молодой человек и в фас , и в профиль…Та самая, вышеупомянутая татуировка и в самом деле была ясно видна на его левой груди.

-А…- Зашевелил пальцами подскочивший со стула математик.

– А щипача Костоправа, сейчас разыскивает вся наша доблестная милиция , одновременно с моими коллегами, работниками ФСБ , кстати разыскивают его не только за эту татуировочку, но и за его профессиональную деятельность…

Вот так…

– Ну, а вдруг все это какое-то глупое недоразумение и это ваш, как вы говорите, Костоправ, совершенно случайно и относительно недавно попал в саркофаг, а вы уже выстроили целую теорию о перемещении во времени? А вдруг это вообще не он, вы подобное вообще не рассматриваете?

Проговорил, останавливаясь у самой двери ученый – историк. Проговорил и тут же похоже и испугался своих слов.

– …На левой руке мумии из Горгиппии, кроме современных, блатных наколок, оказались часы швейцарской фирмы Rado. На браслете мы обнаружили относительно легко читаемый номер серии.

Бесцветным, сухим голосом проговорил генерал, собирая со стола фотографии.

– Представитель правления этой фирмы, на наш запрос ответил, что часы с браслетом этой серии в продажу поступили лишь в прошлом году До свиданья, товарищи. До свиданья.

Гл.9. Тimeo Danaos et dona ferentes

Бойтесь данайцев дары приносящих

К микрофону подошел высокий, сутулый саксофонист и, положив свой сверкающий инструмент на черный залапанный рояль, проговорил задушевно, энергично жестикулируя правой рукой.

– А сейчас, для нашего дорогого гостя из столицы, Володи Нестерова, в определенных кругах более известного как Володя Костоправ, звучит его любимая песня.

Публика в небольшом, уютном ресторане «Старая Анапа», всеми окнами выходившего на высокий и крутой обрыв, нависший над песчаным пляжем, встретила песню одобрительным шумом, но с первыми звуками проигрыша, тот час же утихла. Чувствовалось, что ее исполнителя здесь любили.

«Тихо лаяли собаки

В затухающую даль,

Я явился к Вам во фраке

Элегантный, как рояль.

Вы лежали на диване,

Двадцати неполных лет.

Молча я сжимал в кармане

Леденящий пистолет.

Обращённый книзу дулом,

Сквозь карман он мог стрелять.

Я всё думал, думал, думал:

Убивать? Не убивать»?

Саксофонист, он же и исполнитель слов, облизнул губы и припал к мундштуку саксофона.

«Было холодно и мокро

Тени жались по углам.

Обливали слёзы стекла

Как героя мелодрам.

Я — от сырости и лени

Превозмочь себя не мог

Вы упали на колени

У моих красивых ног.

Дым! Огонь! Сверкнуло пламя!

Ничего теперь не жаль…

Я лежал к двери ногами,

Элегантный, как рояль».

К столику, за которым сидел в одиночестве довольно молодой человек, подошел благообразного вида старик в роскошной тройке, цвета сливочного мороженного.

Вместо галстука, шею его украшал темно-багровый, почти черный шелковый платок.

-Спасибо за песенку, Сан Саныч.

Молодой мужчина приподнялся и дружелюбно пожал старику руку.

-Ну, перестаньте, Володенька. Это такая малость.…Не так часто в наш город приезжает профессионал такого уровня как вы. О ваших Московских приключениях, наши местные щипачи слагают легенды.

Это же надо решиться, у самого Владимира Васильевича Пронина, генерал-полковника милиции, среди белого дня снять с шеи Николаевский червонец. Или врут бродяги и, не было этого?

-Отчего же врут, уважаемый вы мой, господин Дорман? Он и сейчас на мне, этот самый червонец.

Костоправ расстегнул ворот изумительно голубой рубашки и продемонстрировал вору в законе Сан Санычу, золотую монету с профилем Российского императора Николая второго, покачивающуюся на то нкого плетения золотой цепочке.

– Я удовлетворил ваше любопытство?

Костоправ опустился на стул и потянулся к графинчику с водкой.

– Не желаете ли вздрогнуть, Сан Саныч!?

– Я вас умоляю, Володенька!

Взмолился тот и даже замахал руками.

– Я теперь ничего крепче боржоми и не пью…Язва сука противная не позволяет…Раз в месяц на обследование, к главному Анапскому лепиле, в стационар ложусь.…А все лагеря Володенька, все она, зона…

Дорман демонстративно глянул на дорогие, золотом блеснувшие часы и, разведя руки проговорил печально.

-Прошу прощенья, но дела не позволяют мне более наслаждаться вашим обществом, господин Нестеров. Будут проблемы, хоть с коллегами по цеху, хоть с представителями закона, звоните в любое время. Я всегда для вас найду минутку. А теперь, к сожалению убегаю.

Сан Саныч, не без грации вынул из нагрудного кармана черную, обрезанную золотом картонку и положил ее на стол, рядом с блюдом с вареными раками.

Через минуту и старик Сан Саныч, и его превосходный костюм цвета пломбира пропали, затерялись среди танцующих.

-Да…

Подумал Нестеров отрешенно, разглядывая визитку Сан Саныча.

– Четыре ходки, восемь классов образования, а поди ж ты…Кто он там у нас на визиточке? Юрисконсульт!? Свой офис!? Ну конечно, кем же еще может быть заслуженный матерый байданщик, вокзальный вор? Конечно юрисконсультом, никак не меньше.…Ох не нравится мне этот вокзальный вор.…Ох не нравится. И кто интересно таких прощелыг коронует?

Костоправ поморщился, однако визитку в карман брюк все-таки убрал. Кто знает, как пойдут его эти Анапские гастроли? Как и все карманники, он был необычайно суеверен.

…Костоправа пасли.

Слежку за собой Нестеров почувствовал почти сразу, когда решился в обеденный час пик прошвырнуться по центру города. Несмотря на ноябрь, погоды в Анапе стояли великолепные, и Владимир частенько прогуливался по берегу моря просто так, для души…

Возле ворот старинной крепости, когда Костоправ помогал престарелой красотке взобраться на постамент, туда, где стоит старинная бронзовая пушка, взгляд его совершенно случайно встретился со взглядом пожилого любителя шахмат. Тот сидел на ближайшей скамейке и старательно разыгрывал мудреную шахматную задачку, частенько заглядывая в толстую тетрадь. Конечно, Костоправу мог и почудиться внимательный цепкий взгляд шахматиста, однако конь, который держал в руках старик отчего-то встал на клетку, на которой он просто никак не мог оказаться в этой партии.

Костоправ хмыкнул и, вернув женщине ее, якобы только что оброненный ею кошелек, пошел в сторону моря, в задумчивости пиная кипарисовую шишку. В зеркальце ближайшей машины, брошенной возле проходной в санаторий, карманник увидел как шахматист-любитель, торопливо сложив шахматы и зажав доску подмышкой, тронулся следом за ним.

-Фраера.

Хмыкнул разочарованно Нестеров.

– Хорошо бы понять, кто меня пасет: наша доблестная милиция или шестерки Сан Саныча?

Впрочем, для Нестерова по большому счету это было и не важно. В Анапе как не крути, а оставаться больше было не в интересах Костоправа. Если про его московские приключения с золотым червонцем уже знают даже в этом городишке, то уж про его шалости в генеральской квартире в Москве знают и подавно и того гляди командируют сюда группу сыскарей, от которых в Анапе оторваться будет довольно сложно.

Владимир, неожиданно для «хвоста» нырнул в густые кусты сирени и переулками поспешил к гостинице.

В холодильнике его номера, в тетрапаке с молоком, дожидались своего часа старательно упакованные в водонепроницаемый пакет два почти настоящих паспорта и даже подлинник студенческого билета с вложенной в него справкой, из которой следовало, что гр. Нестеров, Владимир Александрович, отчислен с четвертого курса Московского Медицинского Института.

И если паспорта Нестерова волновали поскольку постольку, то подлинной справкой об образовании, он дорожил очень и очень.

Взобравшись на верхушку раскидистого инжира, растущего напротив окон гостиницы, Костоправ с трудом допрыгнул до ближайшего балкона и слегка оправившись, постучал в окно.

Балконная дверь распахнулась, и перед Владимиром, появился невысокого роста дедок, по виду прожженная бестия, в майке и пижамных брюках.

В глубине номера, возле включенного телевизора сидела старушка в бигуди и пестром халате.

– Внимательно осмотрев Костоправа, старик громко щелкнул старенькими помочами по своему довольно упругому животику.

-Историю про вернувшегося не ко времени ревнивого мужа я даже не буду слушать, я в нее не поверю по двум причинам.

– И какая из них первая?

Искренне заинтересовался карманник.

В номере над нами живут молодожены, у которых гостях свекровь и свекор, которые проживают кстати незаконно, от того и никогда не выходят из номера.

– А вторая?…- Нестерову все больше и больше нравился его собеседник.

-Ну если тебе мало первой, то вот и вторая…

Уже два часа, как эту гостиницу обыскивает вся милиция города Анапы…По словам одного из болтливых сотрудников наших доблестных органов, они ищут щипача – гастролера, о приезде которого сообщил им некий юрист – аноним.

И мне, бывшему вертухаю, почти полвека охранявшему примерно таких же специалистов в Усольском исправительно-трудовом лагере, отчего-то кажется, что гастролер карманник это именно ты.

– А если это и так, то как поступите вы, товарищ, так сказать ветеран Соликамской зоны?

Как велит поступить вам ваша гражданская совесть?

– Три тысячи и мы поможем вам отсидеться здесь на время большого шмона.

Проговорила подошедшая к ним старушка и проложила руку старику на плечо.

На пальцах старушки, довольно отчетливо синели выколотый перстень и буквы, образующие имя Маша.

– Маша.

Владимир проникновенно улыбнулся старушке, входя в комнату и прикрывая за собой балконную дверь.

– Я дам пять, если вы из холодильника в сорок восьмом номере принесете мне молочный пакет. Он там один такой, ошибиться трудно.

– Я согласен, а ты Маша, как?

– Уже иду, дорогой…

Старушка дурашливо хихикнула и жирно подкрасив губы ярко-красной помадой, вышла из номера.

…- Да, Володя, мельчает воровской мир.

Печально вздохнул старик, пересчитав пачку сухо хрустнувших купюр.

– Вор в законе и стукач!?

Какое падение нравов.

– Да пес с ним, Михаил Петрович. Пускай пока жирует.

Легкомысленно отмахнулся Костоправ.

-С этого Сан Саныча еще спросят…Мне бы только в Москву, ну или в Ленинград попасть.…Как говорили древние, «Famae etiam jactura facienda est pro patria», Ради Отечества следует жертвовать даже славой.

-Полиглот!

Одобрительно хмыкнула старушка, разглядывая обрывки хитроумно изготовленного молочного пакета, в который уместились и документы и приличная пачка денег, несколько похудевшая после знакомства с ушлыми старичками – супругами.

В дверь постучали и тут же в номер, вошла горничная в сопровождении трех молодых милиционеров.

На диване, положив ногу на ногу и крепко, по-хозяйски обхватив за плечи двух, ярко размалеванных старушек, сидел дед и увлеченно рассказывал что-то своим подружкам, изредка поглядывая на экран телевизора.

…-Ну а тут, Томин и говорит Знаменскому… Дескать под наспех намалеванной картиной «Подпаска с огурцом», находится настоящий шедевр живописи…

– А это еще что такое!? По какому праву!?

Неожиданно громко и сварливо, словно только что, заметив вошедших, завопил старик – вертухай, приподнимаясь и как бы невзначай заслоняя собой, старушек.

Молча, не ввязываясь в разговор со сварливым постояльцем, милиционеры быстро осмотрели ванную, туалет, комнату и балкон гостиничного номера и, буркнув что-то в виде извинения, ринулись прочь.

– Володя.

Старик поднялся, запер входную дверь на два оборота и повернулся к Костоправу, ваткой с детским кремом, счищающего со своего лица румяна и помаду.

-…Милиция не угомонится. Они сейчас дойдут до верхнего этажа, а потом начнут осматривать гостиницу снова, номер за номером, но уже более внимательно.

Тебе нужно уходить.…Пока еще ночь. Светает здесь рано.

– Я знаю, знаю…

Буркнул Нестеров и направился на балкон.

– Будете в Москве, найдите меня.…Там я вас по-настоящему отблагодарю.

Оттолкнувшись от бетонных балясин балкона, он с шумом рухнул на упругие ветви смоковницы.

Неожиданно, сверху зазвучали громкие трели милицейского свистка и испуганный крик.

– Он здесь, сука.…Здесь, на дереве…

Владимир, довольно неуклюже рухнул на влажную от росы траву и ринулся прочь от гостиницы.

За его спиной, тот час же раздались громкие трели милицейских свистков и топот милицейских сапог.

Нестеров же, стараясь двигаться как можно тише, свернул в темноте куда-то в сторону от моря, по направлению музея….

И, похоже, вовремя.

Гл.10. » Omnium profecto atrium medicina nobilissima”.

Из всех наук, безусловно, медицина самая благородная.

«Cum Hercules habet toothache, vertit in clamantem puerum. Libero indigena Gorgippia, si toothache, aut aliqua alia calamitas accidit, veni, et ego medic a Deo auxilium vobis. Medicus Vangelis».

– …Хозяин доволен?

Камнетес в последний раз смахнул мраморную пыль с ярко-белой таблички, примороженной на цемент возле двери.

– Уверен, господин Ванджелис, что удача всегда будет сопутствовать тебе.

Дом расположен очень удачно: до причала, от силы маршрут, до бани не более пятисот поусов, а общественный туалет, так вообще совсем близко, в сотни плетронах отсюда.

«Когда у Геркулеса болят зубы, он превращается в плачущего мальчика. Свободный житель Горгиппии, если у тебя болят зубы, или с тобой приключилась иная беда приходи сюда, и я медик от бога помогу тебе. Врач Ванджелис».

Медленно, с трудом перевел Владимир, выбитый на мраморе текст и мысленно поблагодарив прекрасного педагога в мед институте, что сумел даже такому бездельнику как он, Нестеров, привить любовь в этому мертвому языку, латыни и ослабил шнурок на кожаном мешочке.

– Да, камнетес, я доволен твоей работой. Вполне.

Поспешно проговорил Нестеров, плохо разбирающийся в этих древнегреческих мерах длины.

Он протянул мастеру три новеньких серебряных оболы с совой на реверсах, легко похлопал его по измазанной каменной пылью щеке и резко повернувшись, вошел в дом.

Мастер от удивленья чуть было не задохнулся, но ничего не сказал щедрому заказчику, а засунув монеты за щеку и прихватив мешок со своим инструментом, торопливо пошел прочь, часто оглядываясь и вслух молясь всем богам, пославшим ему такого богатого клиента.

– Ну вот, господин Нестеров, вот вы и стали врачом.…Жаль, что мама не дожила до этого счастливого дня.

Констатировал Костоправ грустно и, глотнув густого красного вина из кувшина тончайшего сирийского стекла, направился вглубь дома, туда, где возле невысокого столика стояло нечто среднее между нарами и деревянной раскладушкой.

Несмотря на то, что это нечто было застелено овечьими шкурами, Владимиру, избалованному комфортом 20 века, ложе это, откровенно говоря, не нравилось.

Каждое утро он просыпался с чувством жуткой ностальгии, в которой даже панцирные сетки лагерных и тюремных шконок вспоминались ему чем-то комфортным и даже родным.

Поставив кувшин с вином на столик, Костоправ подошел к небольшому окну.

Камнетес был прав: общественный туалет отсюда был прекрасно виден.

Небольшие каменные колонны при входе и две широко распахнутые двери, в противоположных сторонах дома.

– Небось, чтобы запах и мух сквозняком выгоняло.

Догадался Нестеров и только сейчас заметил, что туалет этот расположен, как раз на том самом месте, где в его родном двадцатом веке, располагался ресторан «Старая Анапа».

– Да…

Подумал он, возвращаясь к кувшину.

– А общественные туалеты в Горгиппии, делали не в пример надежнее ресторанов в советской Анапе.

Он хохотнул невесело и, опустившись на печально скрипнувшую кровать, вновь припал к кувшину, ясно осознавая, что только алкоголь, может хоть как-то, хоть ненадолго обмануть всю ту нелепость, произошедшую с ним.

***

– …Стоять! Стоять сука!

Громкие крики, трели милицейских свистков и топот сапог постепенно затихали где-то в районе городского пляжа, и Костоправ наконец-то смог отдышаться.

– Если не сяду, честное слово брошу курить.

Задыхаясь, пообещал неизвестно кому, Нестеров и вдруг заметил в ближайших кустах, что росли возле забора, между толстых прутьев арматуры, небольшую щель, по которой можно было попасть в музей под открытым небом, гордость и достопримечательность Анапы.

-Лишь бы голова пролезла, а дальше как-нибудь.

Запоздало пронеслось в голове Костоправа, а сам он, плюнув и на новые брюки и на прекрасную, идеально голубую рубаху, плюхнулся животом на землю и разве что чудом протиснулся сквозь тесную дыру.

…- В музее! В музее смотрели!?

Неожиданно совсем близко от окаменевшего Костоправа, со стороны кустов, раздался громкий, охрипший мужской голос.

Никак нет, товарищ майор, еще не смотрели, но за ключом уже послали к дире….

-Обыскать. Подогнать машины и осветить территорию…Здесь полно раскопок, где он может затаиться.

Недослушав, прервал младшего по званию майор и зашебуршал спичечным коробком.

– Похоже, ты влип, паря…

Сглотнул тягучую слюну Нестеров и тихонько двинулся вдоль каменных саркофагов. Неожиданно, из-за высокого, черного в ночи пирамидального тополя выглянула луна и отчаявшийся было карманник, заметил, что каменная крышка крайнего саркофага отодвинута сантиметров на двадцать – тридцать от паза.

Подчиняясь скорее звериному чутью, нежели разуму, Нестеров оббежал домовину и с обратной стороны резко дернул крышку на себя.

Как ни странно, каменная крышка оказалась не столь тяжелой, как можно было предположить, и легко сдвинулась в сторону.

Владимир, в очередной раз, доверившись собственной интуиции, нырнул в каменное нутро древнего гроба.

– Господи, пожалей и прости раба твоего, Владимира…

Прошептал карманник единственное, нечто напоминающее церковные тексты и, поднатужившись, помогая рукам коленями, приподнял и уложил крышку плотно и аккуратно, да так, что выступы на крышке вошли в продолговатые пазы саркофага.

И похоже что вовремя.

Совсем близко засвистели, раздался приглушенный кашель курильшика и пахнуло запахом дешевых сигарет.

Владимир вытянулся, подложив руку под щеку и затих, а вскоре и вовсе уснул, вымотанный погоней.

Проснулся Нестеров от странного ощущения легкого покачивания.

Он, хотя и никогда не замечал за собой приступов морской болезни, однако нечто неприятное почувствовал внизу живота.

Вправо – влево, вверх – вниз, вправо- влево, вверх- вниз….

Если бы Костоправ не знал наверняка, что вчера ночью, он, спасаясь от доблестной советской милиции, залез в каменный, многопудовый саркофаг третьего века до нашей эры, он мог бы дать руку на отсечение, что сейчас это большой и довольно тесный каменный гроб, плывет себе куда-то, по морям, по волнам: на манер пушкинской бочки с царевичем Гвидоном внутри.

-Да что ж такое, в самом-то деле!?

Возмутился Нестеров и, встав на колени, со всей дури, спиной уперся в крышку.

Каменная крышка отодвинулась и удовлетворенно вздохнувший было щипач , вдруг, боковым зрением увидел слева от себя тонкую полоску берега.

И что самое удивительное, берег этот, равномерно покачивался: вправо – влево, вверх – вниз, вправо- влево, вверх- вниз….

У кормы небольшого корабля, скорее даже большой лодки, пораженный Костоправ, увидел двух оживленно беседующих мужчин. Один из них плечистый и невысокий, в белом, но довольно грязном хитоне, крепко упершись ногами в толстые доски небольшой палубы, обеими руками держал большое длинное рулевое весло.

Второй, повыше и потоньше в кости своего собеседника, совершенно голый, не обращая внимания на качку стоял на борту лодки и мочился в море.

-Напрасно ты это делаешь, господин Агамемнон. Уверен, что Нептун не любит, когда ему мочатся на голову. А нам еще плыть да плыть. До Таврики путь долог, почти сто восемьдесят миль…

– Не дрожжи ты так, Дайодорос. Аквилон, бог северного ветра явно нам благоволит. Видишь, как натянут наш парус.

Он повернулся, и тот час же заметил Костоправа, уже успевшего выбраться из своего каменного ложа.

-Дайодорос. Ты опять на борт «Дафны» привел своего возлюбленного? Он у тебя, что, актер театра или мальчик из публичного дома, диктериона?

И что за одежда на твоем любовнике? Да он, похоже, скиф?

– Да никого я на борт «Дафны» не приводил.

Проговорил рулевой и тоже удивленно уставился на карманника.

Костоправ, вспомнив занятия по латыни, выдал на гора пусть и довольно высокопарную, но относительно верную фразу.

-Я приветствую вас, доблестные моряки. Перед вами, медик Ванджелис, только вчера приехавший в Горгиппию из Галлии. Так уж случилось, что мы с друзьями вчера поддались чарам коварного Бахуса, перебрали неразведенного вина и вот я здесь, на вашем судне, а мои товарищи разыскивают меня по всему побережью.

Костоправ в последний момент назвался Ванджелисом, так как искренне сомневался, что имя Владимир существовало в те далекие века.

-А, так ты из Галлии!?

Несколько насмешливо проговорил хозяин лодки, набрасывая на себя подшитый красной каймой белоснежный хитон.

-То-то одежда у тебя как у артиста дешевого театра в Херсонесе, да и речь твою понять очень трудно.

И тем ни менее, лекарь, что ты намерен дальше делать? Наш путь лежит в Таврику, откуда и поступил заказ на вот этот саркофаг, в котором надо полагать ты и отсыпался после столь обильного возлияния?

Карманник хотя и все еще находился в некоторой прострации, но все-таки сообразил, что в цепочке событий случившихся с ним, не последнее место имеют Анапа, вернее сказать музей в Анапе и саркофаг, самый дальний от дырки в заборе.

Костоправ, сдернув с шеи цепочку с золотой монеткой, как можно более уверенно подошел к Агамемнону.

– У тебя хороший корабль, уважаемый Агамемнон. Но волею Богов, мне совершенно необходимо вернуться на берег Горгиппии. Надеюсь этой монеты хватит, что бы вернуться в бухту, высадить на берег меня и этот саркофаг. Так хорошо я в нем выспался, что пожалуй хотел бы его приобрести у тебя, за достойную плату конечно.

Хозяин корабля с удивлением осмотрел Николаевский червонец и словно невзначай бросил.

– Электрон небось, а лекарь?

– Чистое золото уважаемый Агамемнон… три золотника две и четыре десятые доли…А если точнее, то 12,9039 граммов…Хотя пожалуй в граммах вы ничего пока еще не взвешиваете…Впрочем …

– Тебя очень трудно понять, Ванджелис. Впрочем, монета меня устраивает. Мы сделаем так. Я возвращаю Дафну в Горгиппию, мы сгружаем гроб на берег и не только сгружаем, но и помогаем тебе снять дом достойный лекаря. Рабы отнесут в этот дом и так понравившийся тебе саркофаг. Нравится спать в нем, спи…И еще…Я человек честный, а ты похоже совсем не знаешь цену золоту, так что тебе с твоей монеты останется еще небольшая сдача: четыре дидрахмы с головой Диониса и две драхмы. Ты согласен лекарь!?

С трудом поняв довольно быструю речь Агамемнона, Владимир кивнул.

– Дайодорос, поворачивай к берегу, мы возвращаемся в Горгиппию. Поворачивай.

Гл.11. «essedeterminatconscienti­a»

Бытие определяет сознание

…Как ни странно, жизнь в древней Анапе Владимиру понравилась. Если отбросить некоторые неудобства в связи с одеждой непривычной для горожанина наших дней, отсутствием туалета в доме, а также электричества и водоснабжения, все остальное в Горгиппии костоправа устраивало.

Тот самый саркофаг, что перенес его, удачливого карманника из позднего СССР, сюда, за многие и многие сотни лет назад, сейчас стоял возле окна покрытый хорошо выделанной коровьей шкурой, исполняя роль хирургического стола. Владимир сразу, еще на корабле уважаемого Агамемнона, понял, что домовина эта каким-то странным, необъяснимым образом стала порталом по перемещению человека по времени.

Еще там, на корабле, Владимир хотел было нырнуть обратно в жесткое, каменное нутро этой самой, машины времени, но случайно бросив взгляд на Дайодороса стоящего у руля, решил не торопиться. Еще бы, довольно большой мешочек ярко-алой замши, несомненно кошелек этого времени, позвякивал при каждом движении морехода.

Перед тем как пригласить камнетеса, который выбил и установил на стене дома Костоправа, наверное, первую в истории человечества рекламу медицинских услуг, Нестерову пришлось основательно потрудиться.

Из медицинских инструментов на местном рынке Владимир смог изыскать только узкий нож в кожаных ножнах, небольшой бронзовый молоточек и большие довольно грубые клещи.

– Такими клещами только зубы дергать…

Со страхом подумал Костоправ, но делать было нечего и он пошел дальше вдоль прилавков, в надежде найти что-то стоящее.

Кстати в древней Анапе, рынок располагался прямо на берегу и представлял собой небольшую улицу, вдоль которой и выстроились многочисленные прилавки

На той стороне, что ближе к морю, стояли торговцы съестным товаром: рыбой, крабами, сыром, молодым вином и фруктами.

Напротив них, но уже подальше от прибрежной волны, в тени широких тряпичных зонтов располагались лотки продавцов тканей, готовой одежды и обуви, ароматных смол, оружия и рабов.

Еще наверху, метрах в двадцати от рынка, до слуха Костоправа донесся чуть слышный, благородный звон монет, действующий на профессионального карманника, как гимн Советского Союза на старого матерого большевика.

Конечно, до возникновения купюр, легких и компактных, было еще очень и очень далеко, но лишить человека тяжелого кошелька набитого полновесными медными, серебряными или золотыми монетами, кошелька висящего у всех на виду, да так, что бы клиент и окружающие его этого не заметили, в этом господа есть нечто притягательно, можно сказать азартное.

И Нестерова понесло.

Подтянув эндромины, высокие сапоги с открытыми пальцами ног,  Костоправ направился к первому лотку, на котором лежали аккуратно свернутые в рулоны папирусы, привезенные из далекого Египта, пергамент греческого производства, свинцовые и деревянные, залитые воском дощечки, алебастровые чернильницы для туши, одним словом все, что необходимо для письма и рисования.

Владимир приобрел двойную дощечку покрытую воском, остро отточенную костяную палочку для письма и два кошелька, два кожаных мешочка с длинными кожаными тесемками завязками.

Привязав один из них на самом виду, к поясу, вложив в него всю оставшуюся после покупки саркофага мелочь, второй повесил на шею, старательно прикрыв его концом овального, оранжевого хламиса. Второй мешочек предполагался для добычи, если таковой случится быть.

Сделав на своем лице самое наивное выражение, Нестеров направился к лотку заваленными фруктами, владельцем которых, если судить по носу был старый, прожженный армянин.

И без того слабенькое знание древнегреческого языка и латыни, Нестеров, усилил смешными оборотами и глупыми словечками, чем вызвал веселое ликование армянина, говорящего ненамного лучше хитрого карманника.

Через несколько минут, вокруг Костоправа и армянина-торговца, собралась большая веселая толпа, которая буквально сразу, приняла молодого иноземца – медика, за человека может быть и образованного, но явно недалекого. А когда Владимир, рассчитался за гроздь винограда, круг козьего сыра и молодое почти – черное вино в небольшой пятилитровой амфоре, монетой из Фив с беотийским щитом на аверсе, почти вдвое переплатив армянину за свою покупку, окружающие еще больше уверовали в свою первоначальную оценку Костоправа как человека недалекого, веселого, богатого  и нежадного.  Молодого медика  из Галлии, асклепиад, плохо разбирающегося  в местных обычаях, языке и ценах.

Одним словом о рекламе своего медицинского кабинета Нестерову, похоже, можно было и не сомневаться.

Веселая компания торговцев во главе армянина, наконец-то отстала и Костоправ, посмеиваясь, направился в конец рынка, где под раскидистой смоковницей стоял толстый перс в ярком халате рядом с десятком женщин – рабынь.

Костоправ, как самый обыкновенный советский человек, ни разу в своей жизни не только не покупал рабов, но и даже не видел их как таковых, а здесь, сейчас, перед ним выстроились женщины, любая из которых уже через минуту может стать его собственностью.

С видом знатока, Нестеров подошел к персу и, сняв с шеи второй мешочек, неожиданным образом потяжелевший, принялся в упор разглядывать рабынь.

Работорговец сощурив и без того узкие заплывшие глазки, благодушно окинул взглядом фигуру подошедшего. Похоже, что напускная уверенность карманника, не обманула старого прожженного торговца живым товаром, но рассмотрев набитый кошелек в руках Костоправа, перс тут же подобрался и что-то громко и гортанно приказал женщинам.

Рабыни тот час же сбросили с себя одежды и, отойдя от Нестерова на пару – тройку шагов, выстроились в небольшой полукруг, отрепетировано разбившись на группы с различным оттенком кожи.

Больше всего было чернокожих женщин.

Нестеров, встречал, конечно, в первопрестольной своего времени и негров и негритянок, но чтобы так близко, и тем более неглиже – никогда. Да и где их увидишь? Негры в общественных московских банях не моются.

Несколько меньше было женщин смуглых, с красноватым и желтоватым оттенком кожи. Светлокожих было всего две: женщина лет тридцати пяти и светловолосая девушка, хорошо если совершеннолетняя.

Перс, заметив, любопытства в глазах Владимира, прижал руку к груди и принялся долго и витиевато нахваливать рабыню, называя ее, то золотоволосым цветком скифских степей, то белой русалкой Гиперборейских ручьев.

Через некоторое время Владимир все ж таки выяснил, что девушка была склавинкой и что родиной ее были, скорее всего, Карпаты.

Несмотря на довольно удачливый первый опыт Костоправа как карманника, здесь, в древней Горгиппии, Владимир с трудом набрал 200 драхм, именно столько запросил хитроумный перс за молоденькую славянку.

Как только Костоправ рассчитался, девушка, а звали ее, как оказалось Валборг, что означает, спасительница погибших в бою, тот час же оделась.

Короткая куртка из мягкой, светлой, хорошо выделанной кожи, скорее всего свиной и точно такие же светлые штаны, прекрасно подчеркивали фигурку девушки. Перс убрал деньги куда-то под халат и протянул Костоправу широкий, кожаный ошейник.

-Это лишнее…

Владимир положил руку рабыне на плечо и сказал ей негромко, по-русски.

Пойдем Валборг, подберем для тебя одежку более привычную для местных обитателей. Боюсь, что твои штаны, да и куртка, пожалуй, жители Горгиппии видели только на скифах.

Владимир вместе со своей спутницей подошли к продавцу тканей и одежды и довольно быстро подобрали для Валборг бледно-голубой ионийский хитон, украшенный темно-синими, вышитыми волнами, а поверх хитона, торговец рекомендовал более плотный и теплый пеплос.

Как ни крути, а погоды в Горгиппии, ничем не отличались от погод в современной советской Анапе.

В благодарность за хорошие покупки, торговец подарил рабыне тонкий поясок, обшитый полированными бронзовыми пластинками.

Юная рабыня, заметив на прилавке небольшое зеркальце из отполированной бронзы, рассмеялась и, сбросив с себя свою одежду, накинула на плечи голубой хитон, а потом, уже при помощи торговца и пеплос.

От широкого ремня, до этого перетягивающий талию рабыни, пришлось естественно отказаться и услужливый грек, сверкающий бронзовыми накладками поясок, закрепил под ее еще полностью не сформировавшейся грудью.

Валборг, посмотрела на себя в зеркало, фыркнула и радостно ощерила острые, белые зубки.

…- Да девочка моя, – Проговорил Владимир в растерянности.

– Над твоими манерами мне еще предстоит поработать.…Пошли домой, что ли…

Обувь тебе, мадемуазель , мы попозжЭ организуем. Боюсь, как бы местные торгаши меня в чем-то нехорошем не заподозрили. Оно конечно Бог Гермес, покровительствует ворам, но только пока не попадешься. А уж если за руку поймают, не обессудь: отрубят к херам собачьим по самое предплечье…

Так-то вот, девочка моя, Валборг. …Это тебе не Анапа, а Горгиппия. Отсюда так просто не слиняешь…С одной стороны море, с другой, болота да лес непролазный, а с третьей, – степи скифские.

Так что, хватит на сегодня. Хватит.

Нестеров спохватился, что давно уже с греческого перешел на русский язык, но глянув на личико своей спутницы, сразу почувствовал, что девушка если и не все, но хоть что-то да и понимает.…Не пустые у Валборг были глаза, ох не пустые.

– Да ты, спасительница погибших в бою, похоже, и впрямь из склавинок, из древних славян будешь. Все-таки правильно, что я негритянку не выбрал. Она хоть и подешевле тебя была почти на семьдесят драхм, однако с тобой я и поговорить могу.…А это уже здорово.

Костоправ обогнул стеллаж торговца мануфактурой и не оглядываясь, направился к высокой каменной лестнице, ведущей с рынка.

Валборг взяла корзину с виноградом сыром и вином поставила ее на плечо и решительно двинулась вслед за Владимиром.

Гл.12.Paulatim summa petuntur

Вершины достигаются не сразу

С появлением рабыни в доме Нестерова, сам собой появился и порядок.

После того как Валборг подмела, а потом и промыла полы в доме, оказалось, что под слоем строительного мусора, остатков гипса и пыли, во всех комнатах, полы украшены мозаикой . выложенной из небольших кусочков разноцветного мрамора. Стены в доме сверкали ярко-белой гипсовой штукатуркой, а вместо стекол в окнах мастера вставили тончайшие пластинки мусковита, светлой слюды.

Сквозь такие окна прохожие выглядели, как размытые бесполые силуэты, однако свет в комнаты пропускали неплохо.

По большому счету, все было неплохо: еды, вина, масла для освещения дома, одеял и шкур для сна, всего в принципе хватало, но Нестеров понимал, что рано или поздно ему придется возвращаться в его родное, привычное для него время, но возвращаться желательно не с пустыми карманами. А вот для этого, ему, профессиональному карманнику, необходимо хоть как-то, хоть на время и для вида легализироваться.

Единственно, в чем Владимир разбирался лучше всего (если конечно отбросить воровское ремесло), была медицина и Костоправ, решив не искушать судьбу и, экспромтом рожденную легенду о себе как о медике преподнесенную им владельцу корабля Агамемнону воплотить в жизнь. Здесь.

В Горгиппии.

В пес знает, каком веке до нашей эры…

Вот тогда-то и появилась та самая, мраморная табличка над дверью в доме Костоправа.

Хотя Нестеров, был почти уверен, что его медицинского образования, должно вполне хватить для того чтобы без особого вреда для людей, заняться врачеванием в Горгиппии, он все-таки, решил посмотреть на местных врачей, своих так сказать потенциальных коллег.

Зафрахтовав « Дафну», лодку старых своих знакомцев, Агамемнона и Дайодороса, Костоправ посетил ближайшую к Горгиппии, греческую колонию, Фанагорию, в которой практиковали два медика, смертельно ненавидевшие друг друга.

Узнав адрес ближайшего из них, он, решившись подчиниться вдохновению, направился к его дому.

То что этот, выбеленный белой известью дом, является жилищем врача , лучше всякого указателя говорили крики и рычанье от боли, доносившиеся из открытого окна.

-Что б ты издох, Перикл! Да что б тебя после смерти, паромщик в день раз пять туда и обратно переправлял через Реку Ахерон, реку боли! Да что б у тебя руки отсохли, собака и сын собаки!

Костоправ подошел к дому и прижавшись к теплой от солнца стене , незаметно посмотрел в окно.

Лекарь, распоров ножом лодыжку , лысому, толстому греку, пытался пальцами вытащить из нагноившейся уже раны, большую занозу. Пациент шипел, ругался , дергался всем телом и всячески мешал Периклу, судя по всему довольно слабенькому врачу.

-Да…- Буркнул Нестеров, отходя от окна и возвращаясь на пристань.

-Похоже такие вещи, как анестезия, местным врачам еще не известна…

Ну, значит, будем думать…

Он подошел к мосткам и заметив «Дафну»дрейфующую поблизости, призывно замахал руками.

Пока лодка раскачиваясь подходила к причалу, Костоправ прошелся по местному, Фанагорийскому рынку и переправив в мешочек висящий на его груди изрядное количество меди и серебра, радостно приветствовал владельца лодки.

Рад тебя приветствовать, уважаемый Агамемнона…Я уже увидел все что хотел…А сейчас, назови свою цену, не скромничай, но отвези меня к лучшему кузнецу на побережье.

Хозяин лодки призадумался, приподнял залапанный край хитона, помочился в море и обтерев пальцы руки об оранжевый хламис , согласился.

– Я знаю такого кузнеца, лекарь Ванджелис. Всего один статер с черепахой, и я домчу тебя к мастеру…

– Будет тебе черепаха! Будет.

Владимир запрыгнул в лодку и устроившись на бухте каната попытался задремать…Болтанка «Дафны» всегда вызывала у него приступы морской болезни. Хоть и не сильные, а все одно, противно.

Гл.13. Ad augusta per angusta

К высокому через трудное.

Кузнец и в самом деле оказался стоящим мужиком. Лишь бегло взглянув на рисунок выполненный Костоправом, пальцем на песке, он ухмыльнулся и глотнув из глиняной кружки неразведенного, почти черного вина бросил .

– Одна тетрадрахма и завтра к обеду можешь приходить или присылать своего раба.

– Не слишком круто за столь пустяшную работу? – Проговорил Нестеров в упор рассматривая кузнеца- хапугу.

– Я взял бы меньше, но боюсь, Гефест разочаруется во мне и лишит меня своего покровительства. А что мы есть без божьего покровительства!? Пыль…

-Одна тетрадрахма и ты начнешь работу прямо сейчас.

Ногой, пододвинув к себе тяжелый табурет, Костоправ сел чуть поодаль от наковальни.

– Еще не так поздно, кузнец. Работай и как знать, быть может, к тебе с моей легкой руки заказчики потянутся один за другим. Сам знаешь, Гефест…

Чем дальше и напыщеннее разглагольствовал Костоправ, тем больше ему казалось, что все это: и древняя Горгиппия, и кузнец, и даже его рабыня Валборг, ожидающая своего господина в его доме на крутом берегу «Понтос Аксейноса», иначе говоря «Негостеприимного моря» , все это какие-то жалкие картонные декорации дешевого, низко бюджетного спектакля.

Казалось вот еще мгновенье и кузнец, сбросит с грязной мозолистой руки, кожаную перчатку и сплюнув сквозь курчавую бороду, под ноги Костоправу, добродушно ругнется.

– Ну и хули мы здесь , все позабыли!?

Текста нет, суфлера тоже нет, про декорации я вообще молчу: говно унылое. Из выпивки ничего кроме вина с медом.…Скажите товарищи, какой ммм, чудак и без того говнистое вино медом испортил!? Это что за купаж такой, блядский!?

Но вместо этого, кузнец ухмыльнулся и бросил в огонь продолговатую бронзовую пластинку толщиной не больше пары сантиметров.

Никак не пойму, господин Ванджелис, зачем вам такая длинная трубка, да еще свернутая в спираль?

Нестеров устало вытянул ноги и осмотрев свои пыльные пальцы ног, торчащие из вырезов эндромин, хохотнул радостно: кузнец с ходу увидел главную и самую сложную деталь прибора, змеевик.

– Лекарства делать, друг мой, лечебные снадобья. Я как-никак врач, верный слуга бога Асклепия.

– Тогда ясно.- Хмыкнул мастеровой понятливо и остудив в ведре с водой, длинную, только что заклепанную трубку , принялся забивать ее мелким, сухим песком.

-Здесь главное, не переусердствовать…- Тихо, почти интимно прошептал кузнец и забив с обеих концов трубки деревянные пробки, начал медленно гнуть метал своими сильными пальцами.

Трубка постепенно приобретала вид самого обыкновенного змеевика.

Высыпав песок из трубки, кузнец заткнул один ее конец пальцем, а другой засунул в род.

– Ну, вот и все, господин лекарь. Считай самое трудное уже сделано.

Проверив герметичность змеевика силой своих легких, проговорил кузнец и отложив трубку в сторону начал пробивать в крышке котла дырку.

Изогнуть готовый змеевик и, прикрепить его к выпуклой крышке было делом получаса и уже к полночи, уложив практически готовый самогонный аппарат в джутовый мешок, кузнец получил свою честно заработанную серебряную монету, тетрадрахму.

Проверив серебро на зуб, кузнец осклабился довольный и убрав тетрадрахму в замызганный кошель поклонился Костоправу.

– Вам помочь, господин лекарь? Две-три лепты, и донесу мешок прямо к дому.

– Да почему бы и нет!?

Нестеров поднялся, потянулся и вышел в темноту.

Гл.14.Consonus esto lupis, cum quibus esse cupis

Будь в согласии с волками, с которыми ты хочешь жить

Валборг за время отсутствие хозяина, успела прибраться, приготовить еду и нагреть воду в ванне.

По дому, рабыня обычно носилась практически, в чем мать родила. Легкий строфион, пояс из мягкой кожи, которым женщины в Древней Греции подвязывали грудь и набедренная повязка из тонкой шерсти, вот, пожалуй, и все ее одеяние.

Вот и сейчас, поставив на стол, перед Костоправом большое блюдо козлятины, жаренной с кореньями и чесноком, она с ногами забралась на застеленную черной овечьей шкурой крышку саркофага, и остро оточенным ножом, напевая какую-то лишь ей ведомую песенку, начала вычищать грязь изпод ногтей

«пришла нощенька вѣдркѥ

тлеютъ во печи ѫгли жаркѥ

врѣмѧ темноѥ ѻпоустилосе

колбельна ародилосе

во ибоушеньк што родехонька

сваю дощенькоу матерь коханька

баю баюнькгласица сдесь

принеси же сонъ ведмедемъ велесоу

да иъ краба иъ плетеного

принеси ѥго съ мира ѻного

въ зыбочкоу клади гди дите сопитъ

поусть же въ сладкомъ снѣ

маѥ чадо спитъ яко въ

зимнюю пороу спѧчоую»…

Нестеров с трудом понимал свою рабыню, однако с ней общаться было все-таки проще, чем с греками.

– Как ни крути, а все ж таки мы с ней, практически братья. Славяне мы…

Костоправ проглотил последний кусок мяса, жесткого и одновременно до отвращения жирного и, стараясь не смотреть на полуголую девушку, начал собирать свой первый и скорее всего единственный на всем земном шаре самогонный аппарат. Кузнец и взаправду попался толковый.

Сияя отполированной бронзой , дистиллятор стоял на столе во всем своем величие. Осталось налить в горшок вина (зачем маяться с брагой, когда местное, довольно крепкое вино продается в Горгиппии на каждом углу?), поставить на огонь и опустить змеевик в холодную воду и все, процесс пошел.

Валборг, – Не быстро, что бы рабыне легче было его понять, проговорил Костоправ.

– Я сейчас пойду, пройдусь, а ты сегодня к заходу солнца, купи вина, самого плохого и дешевого, две малые амфоры, наполни холодной водой ванну и растопи очаг. Я вернусь и начну делать снадобье.

Владимир старательно оделся, расчесал волнистые волосы и завязав шнуровку у сандалий направился к двери.

Как человек, мечтавший не просто вернуться домой, в Москву, а вернуться человеком не бедным, Костоправ теперь не просто срезал кошельки у наивных горожан, а выбирал из обнаруженных в них монет, наиболее редкие и хорошо сохранившиеся экземпляры.

-Коллекционеры с ума сойдут…

Придирчиво сортируя и полируя монеты, думал Нестеров.

Еще бы.

На подоконнике разновеликими пирамидками, лежали, ожидая своей участи, сверкая реверсами, аверсами и идеально ровными гуртами драхмы, оболы, статеры, тетрадрахмы, стефанофоры, кистофоры и филипусы. Отполированная бронза гиппокампов, блеском соперничала с темной патиной серебра тетрадрахм и безликим, вечно сияющим золотом Карфагенских статеров.

Когда Валборг, вооруженная влажной тряпкой протирала подоконник от пыли, она почти всегда рушила эти пирамидки , за что получала нагоняй от своего хозяина, рабовладельца Костоправа.

Прогулку свою, по улочкам вечерней Горгиппии, Нестеров начинал обычно от большого и светлого дома главы Горгиппии, Архонта Аполлония.

Большой и тучный, Аполлоний, в окружении благородных горожан, любил поговорить о будущем Горгиппии. По его предположениям, город этот вскоре станет не менее могущественным, чем Филиппы на востоке Македонии, и не менее красивым, чем «жемчужина Родоса»- Линдос.

Иногда слушая его разглагольствования, Костоправ, внутренне насмехаясь над Аполлонием, вспоминал, что после разрушения античной Горгиппии в этих местах селились гуннские и тюркские племена, древние болгары, да мало ли еще кто…

Обычно Архонта сопровождала чернокожая рабыня, огромная и скорее всего очень сильная. Она выносила небольшое плетеное кресло, с укрепленным к его спинке зонтом, усаживала Апполония и выносила большой кувшин вина с медом.

Костоправу подобный коктейль мягко говоря не нравился, но на угощенье приходили все знатные горожане, обычно со своими слугами и рабами, одним словом толпа собиралась не маленькая и такому талантливому карманнику каким был Нестеров, подобные мероприятия были только на руку.

К тому же знакомства с лучшими фамилиями Горгиппии тоже были не лишние.

-Когда же, наконец, вы откроете свою клинику, уважаемый лекарь Ванджелис? Весь город только и говорит о ваших инструментах, что сияют золотом на столе вашей лечебницы.

Аполлоний, как бы невзначай обнял Костоправа и ласково прошелся ладонью по спине карманника.

Владимир внутренне напрягся но, не подав виду проговорил громко, для всех.

– Завтра, после обеда, асклепейон откроет свои двери. Всех желающих приглашаю. Но больные в приоритете…Не зря говорится, Salus aegroti suprema lex medicorum.

– Благо больного – высший закон для врачей.

-Ну, надеюсь, вы дорогой друг Ванджелис , лечите лучше, чем говорите на латыни.

Рассмеялся Аполлоний и все окружающие их тоже рассмеялись.

Рассмеялся и Костоправ. Еще бы, пять минут в роли посмешища и три туго набитых кошелька.

-Гораздо лучше, уважаемый Архонт, гораздо лучше.

Нестеров поклонился и не торопясь направился домой. Гл.15. In vino veritas… Истина в вине…

Костоправ никогда не имел рабынь.

Да что там рабынь, он даже с нормальными девушками общался не часто. Во-первых специфика и издержки ремесла, а во-вторых, ну откуда на малинах, возьмутся нормальные девушки? Марухи разве что, да и те не первой молодости.

Здесь же, Нестерову повезло необыкновенно.

К его возвращению огонь в очаге не пылал, а лишь тлел, ожидая прихода хозяина. Куски кореньев, обломки веток и прочий древесный мусор, собранный Валборг по берегу, за крепостной стеной кучкой лежал возле очага. Там же на удивленье Костоправа нашлось место и настоящим дровам , похоже обрубки ствола карагача. Дрова в Горгиппии были редкостью, а карагач можно было увидеть только в домах богатых купцов или городской знати.

-Доиграешься девочка…-Качнул головой Нестеров. – Ты рабыня, тебе за такую мелочь, правую руку отсекут на раз. Признавайся, у кого дрова украла? Я тебе денег на дрова не давал.

– Зачем украла?- Валборг ухмыльнулась довольно нагло.

– Дрова на ослах везли в лакониум, баню здесь так называют. Вот несколько поленьев и упало… Я подобрала. Я не воровка.

-Ну ладно, ладно…Был я в этих лакониумах, сподобился. Если честно, так мне наши, Вятские бани, что возле Бутырского замка гораздо больше по душе.

Костоправ даже слегка погладил девушку по загорелому плечу. Все-таки вино с медом не так безобидно как кажется. В голове шумело, хотелось говорить, говорить, говорить…А может быть даже и заплакать.

-Да те обижайся. Ты не воровка, ты молодец. Да и кто я такой, что бы тебя обвинять!? Тем более в воровстве.

Ты что ж, Валборг, полагаешь, что я намного лучше тебя? Честнее, добрее… Раз я за тебя деньги торговцу выложил, так значит все, я твой благодетель и бог!? Да ничего подобного. Я…

-Вы господин лекарь мой хозяин и вы вор.

Девушка слегка поклонилась и поставив на крышку саркофага амфоры с вином, наклонилась над очагом.

-Вор!?

Костоправ от неожиданности поперхнулся и закашлял.

– Ну конечно вор. Когда вы с персом рассчитались его же деньгами, я сразу это заметила. Там где я родилась, таких умельцев называют крадецами.

-Ну, ты и глазастая, спасительница погибших в бою… – рассмеялся Костоправ, устанавливая над огнем, большой глиняный котел с вином.

– Подожди немного, я из тебя самого настоящего врача сделаю. Сначала вольную дам, а потом и за медицину возьмемся.

Нестеров закрыл крышкой горшок с закипающим вином и, согнув трубку, опустил змеевик в ванну с холодной водой.

– Валборг, возьми лепешку и жуй быстрее, только не глотай. Жуй, говорю! Давай, давай!

-Зачем?

Промычала она набитым ртом, но жевать не перестала.

– Замазывай!- Костоправ ткнул пальцем, указывая на щель между глиняным котлом и крышкой.

Рабыня выплюнула тесто, и пальцы ее начали проворно замазывать щель. Плотный бездрожжевой хлеб прекрасно подходил для подобной операции. Через несколько минут запахло кислым тестом, темная масса затвердела словно шпаклевка.

-Будь внимательна, Валборг.

Нестеров подставил под первые капли самогона оплетенную лозой довольно большую бутыль драгоценного Вавилонского стекла.

-Если огонь погаснет, будешь битая.

Если замазка из хлеба отойдет, будешь битая.

Если разобьешь стеклянный сосуд, будешь битая.

Если попро…

– А может быть, вам, господин Ванджелис, стоит меня побить прямо сейчас, не дожидаясь, пока погаснет огонь или отойдет высохшее тесто!?

Откровенно потешаясь над Владимиром, рассмеялась молодая рабыня. Похоже, своим женским чутьем, она почувствовала, что ее новый хозяин, человек добрый. Не зря же он, до сих пор ни разу ее не только не избил, но даже и не лишил обеда, и что еще более странно, не повесил у двери в спальню хлыст, непременный атрибут дома в котором живут и рабы и господа.

Конечно, аппарат был самый, что ни наесть примитивный и самогон наверняка получился так себе, мутный и вонючий, но глядя на постепенно наполняющуюся бутыль, Нестерова переполняли чувства радости и гордости за себя самого.

« Ай да Вовка, ну и Вовка…До чего придумал ловко»!

Неожиданно громко прокричал он в лицо своей рабыни и щелкнув ее по носу в восторге закружился по комнате

– Ну, вот и все, дорогая ты моя Валборг! Еще немного и мы взорвем этот город. К нам будут приходить больные не только из Горгиппии, но и из Херсонеса.…Да что там Херсонес!? К чему мелочиться!?

Имена медика Ванджелиса и его помощницы Валборг, будут на слуху в самих богатых городах Эллады: Милете, Коринфе, Афинах, Фивах и Олимпии.

Видит Бог, что уже через несколько лет, к тебе спасительница погибших в бою, будут обращаться только на вы, и только после слова госпожа…

А теперь,-

Костоправ сунул в руку девушки первую попавшую монету потяжелее и подтолкнул рабыню к двери.

– Пока ворота еще не закрыли, сбегай на рынок и купи самые спелые и ароматные ягоды и плоды на свой вкус. Пора делать настойки. Не знаю как больные, но я эту сивуху в чистом виде пить как-то побаиваюсь…

…А на следующий день к будущим медицинским светилам Эллады медику Ванджелису и его помощнице Валборг, пришел первый посетитель, вернее пациент.

Десятник сагитаров, облаченный в облегченные доспехи, гиппотораксу из бычьей кожи, вываренной в кипящей олифе, довольно пожилой мужчина, огромного роста .

Судя по тому, что ножны с ксифосом, коротким мечом , висел у воина у правого бедра, сапгитар был левшой.

Войдя в комнату довольно бодро, воин поставил лук в угол и только сейчас заметил саркофаг и разложенные на его крышке начищенные до блеска медицинские инструменты: ножи, кусачки и изогнутая пила с коротким зубом, остро отточенное бронзовое долото и молоток на короткой деревянной ручке.

– Приветствую тебя, лекарь Ванджелис. – воин вскинул руку с растопыренными пальцами.

-Прошу тебя, пусть твоя рабыня выйдет из комнаты. Я хочу поговорить с тобой.

– Валборг.- Костоправ приподнялся .

– Сходи к булочнику, к тому, что торгует у северных ворот. Принеси хлеба и меда.

Девушка вышла, засунув серебряную драхму за щеку и, Костоправ повернулся к пациенту.

– Что привело вас ко мне, достопочтенный десятник? Можешь говорить не стесняясь. Твои секреты дальше этих стен не уйдут.

Как говорится мedicus amīcus et servus aegrotum. – Врач – друг и слуга больных.

Лучник вздохнул и, приподняв тунику, наклонился.

– Так вот почему он попросил выгнать из комнаты рабыню.- Догадался Костоправ, разглядывая небольшой наконечник стрелы с заострёнными шипами, застрявший в левой половине задницы воина. Древко стрелы десятник обломал сам, но наконечник вынуть не сумел а помочь кого попросить надо полагать постеснялся: рана в заднице, дело стремное, как сказали бы московские коллеги Костоправа.

– Где гной, там вскрой…- По-русски пробормотал Владимир и налив в чашку граммов сто- сто пятьдесят самогона, протянул чашку лучнику.

– Прошу вас, выпейте, а потом и приступим.

-Слабак. Пить не умеет…

Ощерился в смешке Костоправ, глядя на поплывшего воина. Тот лежал на крышке саркофага и пуская слюну крепко спал, лишь иногда постанывая во сне, когда Нестеров надрезав загноившуюся рану, вынимал наконечник и обрабатывал задницу самогоном.

Свою первую в Горгиппии операцию Костоправ отметил земляничной настойкой на самогоне, хотя какая ж это настойка, когда раздавленная вилкой ягода была просто-напросто перемешана с самогоном и медом.

Однако, блекло-розовая жидкость не столь резко отдавала сивухой и, ее можно было даже пить, не запивая тут же холодной водой.

Итак, поздним вечером, когда более или менее отрезвевший лучник убрался в свои казармы, а Валборг принесла две теплые еще лепешки, Костоправ, подозвав ее к столу и плеснув в чашки на два пальца свеже набодяженной земляничной настойки, проговорил торжественно.

– Итак, дорогая моя Валборг, ты же не станешь отрицать, что двести драхм ни такая уж и маленькая цена за рабыню, которая по-хорошему не умеет даже готовить? Не станешь. А значит повторюсь , дорогая моя Валборг, сегодня, ни вчера, ни неделю назад, а именно сегодня, мы с тобой стали настоящими жителями Горгиппии. И в честь этого, мы сейчас с тобой выпьем, отведаем так сказать…

Нестеров запнулся, устало махнул рукой и подал чашку девушке.

– Пей Валборг, пей.

Они выпили, неспешно закусили черным виноградом и свежими грушами политыми медом, потом выпили еще и закусили вяленой козлятиной с сыром и хлебом , ну а когда опрокинули по третьей…Впрочем чего уж тут разжевывать: все к этому и шло.

Утром, Костоправ проснулся на горячем и жестком плече девушки.

– Да она к тому же еще и храпит.

Хмыкнул Нестеров и спрыгнув с постели, пошел умываться.

Гл.16. Non quaerit aeger medĭcum eloquentem, sed sanantem. Больной ищет не такого врача, который умеет говорить, а такого, который умеет лечить.

…Неизвестно, что уж такого наговорил подстреленный в задницу лучник про нового в Горгиппии, врача Ванджелиса, но уже на следующий день, возле его дома собралась довольно внушительная по тем меркам очередь в человек пятнадцать.

Подобные очереди случались пожалуй, только перед входом в общественный туалет, да и то после петушиных боев, проводимых в честь того или иного бога. Азартные горожане, обычно делали ставки на своего любимца и естественно до самого конца боя, ни о каком туалете не думали.

Среди потенциальных пациентов, тех, кому действительно необходима была медицинская помощь, Костоправ нашел человек пять, да и то, с натяжечкой. Остальные, похоже, пришли только для того, чтобы на себе испытать необычайную анестезию нового врача.

-Уважаемые горожане.- Нестеров мысленно собой, любуясь, встал в позу и внушительно проговорил, громко, слегка грассируя.

К сожалению, анестезия по моему рецепту будет даваться только тем больным, кому я назначу операцию.

Он театральным движением, протянул руку в сторону и Валборг, не менее театрально вложила в нее жуткого вида рилу с большими кривыми зубьями.

Очередь рассосалась в течение минуты и перед Костоправом, ухмыляющимся вслед улепетывающих «больных « остался лишь один человек, да и тот вернее та была рабыня Архонта, его огромная чернокожая телохранительница.

– Ну а с тобой-то что?

Нестеров снизу вверх посмотрел на негритянку и, махнув рукой направился в дом.

…Сполоснув руки в большом медном тазу, Костоправ как бы, между прочим, поинтересовался у чернокожей пациентки.

– Кстати, а Архонт знает, что прием у меня стоит определенных денег?

-Знает.

Кивнула головой телохранительница и на краю стола чистым серебол

Блеснули три новеньких монеты, три Афинские тетрадрахмы с совой на аверсе.

– Похоже, наш Архонт высоко ценит тебя?- Улыбнулся с самым простодушным видом, какой только смог изобразить на своем лице Костоправ, указывая рабыни на саркофаг.

-Раздевайся и ложись.

– Я делаю Архонту Аполлонию массаж, руками, ногами и ягодицами.

Негритянка сбросила с себя хламиду, забралась на каменную домовину и легла на живот.

-Хорошее дело, – Хмыкнул Нестеров, разглядывая огромное, словно выточенное из черного камня тело рабыни, на спине у которой с трудом читалось загноившаяся надпись «Acanthus Est Proprietas Archonis Apollonii».

– Еще великий Леонардо да Винчи говорил как-то: «Массаж – это мощный способ улучшения физического и эмоционального состояния организма».

Ну а у тебя здесь, голуба, абсцесс во всю спину…Да, немаленький…Похоже грязь тебе занесли, с иглой…Вот где массаж уж точно не поможет.

Валборг.- оглянувшись, позвал свою рабыню Нестеров.

-Будь добра, принести кружечку нашей анестезии.

Аканта – собственность Архонта Аполлония.

Вновь, медленно и по слогам прочитал Костоправ татуировку, выбитую на спине молодой и красивой женщины, выбитую столь неаккуратно, что вся спина негритянки бугрилась от гнойников. В некоторых из них, явственно шевелились личинки навозной мухи, опарыши.

-Сейчас тебе будет больно, очень больно…Ты готова, Аканта? Если да, то Валборг тебя привяжет к столу, что бы ты мне не мешала, если нет, одевайся и уходи к своему хозяину. Ты меня поняла!?

Девушка облизала высохшие губы и согласно махнула головой.

– Ну, вот и славно. Валборг, дай ей с пол кружки. Пускай она выпьет, и начинай ее привязывать к саркофагу.

Ремней не жалей, Аканта девица не из хилых: ногой лягнет не хуже иной лошади…

Минут через десять, не пробовавшая до этого алкоголя девушка, была накрепко привязана прочными ремнями, крест- накрест пропущенными под ножками каменной домовины.

– Девочка моя, – Костоправ протянул Валборг кусок тончайшей шерстяной ткани и полную кружку самогона.

Поливай спирт на спину Аканты и вымывай из ран все что увидишь: грязь, гной, личинки, остатки краски…Одним словом все…А мой выход минут через пятнадцать после тебя. Ты уж не обессудь, все ж таки я врач, а ты пока еще медсестра.…Даже не фельдшер. И …

-Скажите хозяин, а как я узнаю, что эти самые ваши пятнадцать минут уже прошли, ведь в вашем доме нет ни песочных, ни водяных часов или как их здесь называют, клепсидры?

-Да есть у меня часы, Валборг, есть… Радо…Вот они.

Костоправ показал девушке запястье левой руки с блеснувшим на нем черным браслетом с небольшими, изящными часами.

Когда-нибудь я тебе объясню, как с ними обращаться…А пока работай, того гляди проснется, подруга твоя.

– Да не подруга она мне.

Буркнула Валборг и, смочив самогоном спину негритянки, вновь заработала окровавленным тампоном.

Ближе к вечеру, когда измученная и зареванная чернокожая рабыня проснулась, в очаге шипя сгорали окровавленные тряпки, а на спине у нее, красовались белые бинты, наложенные на мазь, сделанная из измельченных листьев подорожника и меда.

Скажешь Апполонию, чтобы он через три дня отпустил тебя ко мне на осмотр. С собой возьмешь кусок льняной материи, два на два лигона. Бинты девочка моя, материал расходный, а на твои богатырские формы, их ушло втрое больше, чем на нормального мужика.

Чернокожая вытерла ладонью губастую физию и поклонившись ушла.

Костоправ, глянув на вспотевшую возле очага Валборг и глотнув черного густого вина, проговорил вкрадчиво.

– Ну что, дорогая моя медсестра, мы как, сначала перекусим или сразу в постель?

– Перекусим потом, «через пятнадцать минут»!

Девушка пальчиком показала Владимиру на его часы и, рассмеявшись, выскользнула из влажного от пота ампечене.

Гл.17. Memento patriam.

Помни о Родине.

Популярность Ванджелиса, как лекаря росла необычайно быстро. Иные больные приходили в Горгиппию до открытия главных ворот и вынуждены ожидать своего часа на берегу моря, сидя на влажных прибрежных камнях.

Пациенты приходили на прием к Костоправу из Керкинитиды, Скифского Неаполя, Херсонеса и даже Колхиды.

Больных было так много, что Владимир пригласил все того же камнетеса и он рядом с первой табличкой

«Cum Hercules habet toothache, vertit in clamantem puerum. Libero indigena Gorgippia, si toothache, aut aliqua alia calamitas accidit, veni, et ego medic a Deo auxilium vobis. Medicus Vangelis».

Вмуровал еще одну, с более кратким, но менее демократичным содержанием.

«Medicus A Deo, Vangelis ex Gallia, cives tantum liberos accipit et tractat. Servisolumcoramdominisexaminantur».

Что в переводе звучит примерно так: »Врач от бога, Ванджелис из Галлии, принимает и лечит только свободных граждан. Рабы осматриваются только в присутствии хозяев».

Как ни странно, но отношение горожан к Костоправу как к врачу после появления на стене его дома второй таблички, заметно улучшилось. И хотя работы Владимира поубавилось, доходы его заметно увеличились.

Впрочем, благодаря старанием его рабыни и домохозяйки Валборг, никаких особых изменений в его жизни не произошло.

Все также кормила она своего господина переваренной бараниной, жирнойи одновременной сухой, кислым сыром и плохоньким вином.

Когда Костоправ, негодуя, хватался за плеть и для виду пугал ею рабыню, девушка в слезах доказывала, что подобная экономия на продуктах, одежде и обуви есть не что иное, как забота о будущем своего хозяина, можно сказать мысли о черном дне.

Рука Нестерова довольно быстро уставала вращать плетью у себя над головой и он утомленно махнув рукой, вешал плетку на специально вбитый для этого в стену крюк.

Валборг –плутовка тот час же успокаивалась и прихватив корзину уходила на рынок, но не для того, что бы приготовить для Владимира нечто изысканное, а скорее для того, что бы вдоволь наболтаться со своими товарками, рабынями вольных горожан Горгиппии.

Внешне Костоправ изменился в лучшую сторону. Он загорел, раздался в плечах, мышцы на ногах приобрели скульптурную рельефность. Не смотря на его странную дикцию и вообще довольно странное появление в Горгиппии, на Владимира все чаще заглядывались дочери благородных семейств, да что греха таить, частенько на прием к нему приходили совершенно здоровые женщины, жены могущественный и высокородных мужей города.

Впрочем Костоправ не строил из себя девственника и частенько Валборг ( а что вы хотите, строй-то рабовладельческий) помогала очередной аристократке привести себя в порядок после интенсивной терапии в стенах клиники врач от бога, Ванджелиса.

Однако любовные успехи у дам не на долго отвлекали Костоправа от его мрачных мыслей. Частенько он, плюнув на своих больных, уходил за городскую стену и сев на обрыв с тоской смотрел на берег моря, туда, где в свое время появится арка в крупными буквами. «ГОРОДСКОЙ ПЛЯЖ», туда, где в небольших палатках будут продаваться жирные чебуреки с сомнительным мясом, а по пляжу, среди отдыхающих, будут бродить торговцы рыбой и гнусным, порошковым вином.

Смотрел туда, где прои любой погоде в поисках ракушек и крабов, бродили серые личности в лохмотьях, бродяги и нищие, которых стража не пустила в город.

Последней каплей в терпении Костоправа был приход к нему уже немолодой супруги Архонта Аполлония, главы Горгиппии.

С тоской глянув на пожилую женщину, Владимир бросил ей небрежно.

– Полностью раздеваться не стоит. Приподнимите хитон, ложитесь животом  на кушетку и раздвиньте ноги, я сейчас, только выпью микстурки слегонца…

– Что значит раздвиньте ноги!?

Женина, побелев от гнева, повернулась к выходу.

– Да вы, похоже, совсем здесь одурели от этой своей микстурки. Сегодня же господин Архонт проверит ваши лицензии на занятие лекарской деятельностью. К нему приходишь с зубной болью, а он раздвинь ноги…

Ее визгливый голос еще долго было слышно за окнами дома.

Гл.18. CUJUSVIS HOMINIS EST ERRARE; NULLIUS, NISI INSIPIENTIS IN ERRORE PERSEVERARE.Каждому человеку свойственно ошибаться, но только глупцу свойственно упорствовать в ошибке

– Ну, вот и все, дорогая моя Валборг, вот мы и приехали. Как говорится, «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал».

Костоправ нервно хохотнул и, скрипнув зубами, бросился к двери закрывать щеколду.

Со стороны казалось, что Костоправ носился по дому без цели, в каком-то нервном отупении, но рабыня довольно хорошо выучив своего хозяина, сразу поняла, что здесь скрывается нечто другое…

Владимир наполовину отодвинул крышку саркофага и бросив в пыльное и теплое его нутро тяжелый кожаный кошель, туго набитый только самыми лучшими и редкими монетами. Сняв с пояса свой, тоже не тощенький кошелек, он бросил его на колени девушки.

– Я сегодня ухожу, хватит с меня этой Горгиппии. Нахавался вдоволь. Уходи и ты. Здесь денег вполне хватит, что бы ты стала самой обыкновенной свободной горожанкой. В углу на подоконнике, грамота, что я тебя освободил. Деньги в полной мере внесены в казну города. Одним словом ты свободна, но на твоем месте, я все ж таки ушел бы из Горгиппии. Впрочем, как хочешь.

Костоправ достал изпод стола посудину полную самогоном, с трудом выпил, влил в себя почти полную кружку и с тоской глядя на девушку проговорил.

– Дорогая ты моя Валборг, я бы с удовольствием тебя взял с собою, но боюсь, что тогда саркофаг не сработает…Это все ж таки тебе не лифт и не такси…

Владимир дурковато улыбнулся и наполнив самогоном вторую кружку с отвращением принюхался.

– На столе молоток и гвозди. Сегодня ночью накрепко забей дверь и уходи…Надеюсь мародеры мне не помешают…Будем прощаться, девочка моя.

Карманник допил самогон и с помощью Валборг забравшись в домовину проговорил через силу.

– Ты видишь, я даже и подушку с собой не беру…Хер его знает, как этот саркофаг вообще работает.

Он улегся на дно гроба и пробурчал засыпая.

-Ну все, Валборг. Долгие проводы, лишние слезы. Закрывай крышку. Закрывай.

…Костоправ спал на боку, по-детски подложив ладони под правую щеку, спал крепко и безмятежно, радостно улыбаясь чему-то и даже не почувствовал, как кто-то, с трудом отодвинул каменную крышку саркофага, зацепил длинной, сучковатой можжевеловой палкой туго забитый монетами, довольно тяжелый мешочек.