Двое стояли в закатных лучах солнца и их силуэты на пирсе казались сотканными из тьмы.
Она – прижавшись к нему спиной и положив голову ему на грудь и чуть приподняв подбородок, так, будто она все время хотела увидеть выражение его глаз.
Он…
Он обхватил ее руками и его губы, целуя, перебирали волоски на ее затылке. Время от времени он зарывался носом в ее волосы и вдыхал их запах, будто пытался запомнить его на века.
Она пошевелилась в его объятьях, устраиваясь поудобнее, и вздохнула.
– Ты постарайся не забыть меня на этот раз.
– Я никогда тебя не забываю.
– Никогда, – она выдохнула слово и обвила его руки своими.
– Мне просто не сразу удается тебя узнать.
– Мне тоже… Не могу же я заглядывать в глаза каждому встречному?
– Да, это было бы по меньшей мере странно, – усмехнулся он, целуя ее в висок. Она потерлась щекой о его плечо и опять вздохнула.
– Пора.
– Я не буду разжимать рук. Может, на этот раз мы окажемся где-нибудь поблизости?
– Давай.
Силуэт на пирсе окутался переливающейся радугой и взорвался искрами. Когда сноп искр растаял в воздухе, на пирсе уже никого не было…
– Тужьтесь мадам, тужьтесь! Поздравляю, мадам, у Вас мальчик!
– О, какое счастье, доктор, только… Аааааааа-а!
– О, боже, мадам! У Вас еще и девочка!
Когда доктор подвез каталку с новорожденными к родильному столу, младенцы лежали, глядя друг на друга.
«Ты?..»
«Прости, любимая – наверное, руки надо было все-таки разжать…»
Наказание первое. Однажды.
Опять этот холодный липкий пот…
Судя по сжавшим одеяло пальцам, снова были сны.
«А не надо было так рано ложиться спать. Отдохнуть она захотела! Довела б себя до изнеможения и спала бы спокойно, как бревно на солнышке. А теперь что?»
– А ничто, пойду, воды попью и спать!
«Ну, попей-попей!» – переругиваться самой с собой надоело. Пить действительно хотелось и, выбравшись из кокона одеяла, она пошлепала в одной тапке на кухню. А что делать? Второй-то уполз под кровать и если его оттуда выуживать, то все – больше не уснуть!
Добравшись до вожделенного чайника, вдруг родила мысль: «А может ну ее, воду? Может по кофейку – и не портить ночь?»
– С ума сошла? Ты когда высыпалась последний раз? Пей и марш в койку!
«В койку, в койку, в койку! Пошла!» – то ли себе, то ли подсознанию ответила она и вернулась в постель. Встряхнула одеяло и блаженно вытянулась.
– Хорошо!
«Хорошо» – отозвался внутренний голос, и она закрыла глаза…
…Он снова был здесь.
Снова, как и прежде, сидел на стуле у ее кровати, «оседлав» его задом наперед и скрестив руки на спинке стула. Луна светила ему в спину и лица невозможно было разглядеть. Просто черное пятно с изредка проблескивающими глазами. Она села на кровати, сжав одеяло руками и подтащив его к подбородку.
– Привет!
– Привет! Ты может, перестанешь ко мне ходить?
– Не могу.
– Это же ты, я знаю! Пожалуйста, выйди на свет. Я очень хочу видеть твое лицо!
– Ты уверенна, что узнаешь?
– Если это ты, то – да.
Опять. Опять холодный пот и одеяло, сжатое пальцами до ломоты в суставах.
Но однажды…
Я точно знаю – однажды я проснусь. Проснусь и увижу, что ты так и остался сном. Всегда сидящим в этом сне на стуле задом наперед, небрежно облокотившимся на спинку, оседланного тобой стула. И луна, которая каждую ночь играет с нами в свои игры, светя тебе в спину так, что я не вижу твоего лица. А ты говоришь со мной, и я уверенна, что знаю твой голос.
Нет, не так – я всегда знала твой голос.
Однажды ты встанешь и подойдешь или ко мне, или к окну, и я – увижу.
Увижу твои глаза и, наконец, пойму – тебя ли я жду всю жизнь? Или ты просто не даешь мне забыть себя? Или наше время еще не пришло?
Однажды…
Наказание второе – Кара
Сегодня утренний Париж улыбался, как робкая девушка. Он сидел за столиком любимого бистро и пил кофе с круассаном. Только что, стуча каблучками по мостовой, его покинула очередная «Эллен-Мадлен». Он не всегда запоминал их имена.
Очередная «не она». То, что Она находится где-то рядом, он ощущал уже год, с того момента, как сошел с поезда на вокзале Монпарнас. Год он встречался и расставался со многими девушками. И свое первое в Париже “прощай” сказал именно за этим столиком, что с тех пор уже стало традицией.
В чашке оставалось на последний глоток. Сейчас он сделает последнюю затяжку, допьет свой кофе и уйдет. Уйдет снова ее искать. Он-то помнит ее, но она – нет. Ей, ей надо взглянуть в его глаза и тогда он поймает это мгновенное узнавание и сможет спокойно вздохнуть: “Нашел…”
Память стучала в висках и, почему-то, именно в этом кафе ее удары были особенно сильны. Вдохнув терпкого парижского воздуха – волнующей смеси запаха кофе, аромата первых цветов и распускающихся листьев – он повернул голову.
Эта пара, как всегда, здесь. Девушка, с какими-то пушисто-светлыми волосами, и мужчина старше ее лет… лет на двадцать. Они разговаривали, наклонив головы друг к другу, она что-то отвечала, изредка раздавался ее смех. Ее смех… Смех, в котором не было радости, а лишь звук треснувшего хрусталя, будто бы она все время сомневалась – имеет ли право смеяться. Он достал бумажник. Сложив купюру вдвое и бросив ее на блюдце, придавил чашкой. Девушка подняла руку – поправить выбившийся локон, и на какой-то миг ее рука застыла у волос. Как тогда…
Она? Так близко?
Он встал и решительно направился к их столику. Момент ухода ее спутника он прозевал – она была одна.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – она опустила руку в белой кружевной перчатке на стол и не подняла на него глаз.
– Посмотрите на меня.
«Посмотри на меня! Посмотри на меня!!!»
Неожиданно девушка вскрикнула, и ее рука сжала скатерть на столике. Чашка покатилась на край, упала и разбилась. Ее крик… Так кричат птицы, кружа над разоренным гнездом. А потом она подняла лицо и, не открывая глаз, повернулась к нему.
– …Ли! Не бойся я здесь. Сударь, вы напугали мою жену. Она не может посмотреть на Вас. Она слепа.
В этот момент она, та, которую только что назвали Ли, открыла глаза и он их увидел. Глаза, в которых нет жизни. Глаза, которые его никогда не увидят.
– Простите! Я видимо обознался, – он наклонился и поцеловал ее руку.
Он все-таки нашел ее… Но, ему предстояло прожить еще одну жизнь без нее.
Двое стояли в закатных лучах солнца и их силуэты на пирсе казались сотканными из тьмы.
Она прижалась к нему спиной и положила голову на его грудь, чуть приподняв подбородок. Так, чтобы видеть лицо.
А он обхватил ее руками и, целуя, время от времени прикасался губами к рыжей, выбившейся из прически, пряди. А потом зарывался носом в ее волосы и вдыхал запах, будто пытаясь запомнить его на века.
Пошевелившись в его объятьях, она устроилась поудобней и вздохнула.
– Ты постарайся не забыть меня на этот раз.
– Я никогда тебя не забываю.
– Ни-ко-гда, – она выдохнула слово и обвила его руки своими.
– Мне просто не сразу удается тебя узнать…
– Мне тоже… Не могу же я заглядывать в глаза каждому встречному?
– Да, это было бы, по меньшей мере, странно, – усмехнулся он, целуя ее в висок. Она потерлась щекой о его плечо и опять вздохнула.
– Пора.
– Пожалуйста, смотри на меня, когда мы будем уходить.
– Нет. У меня больше нет сил. И это ничего не изменит. Пусть уж будет так, как он решил.
– Пусть. Но, все же смотри на меня. Я хочу видеть твою любовь. Мне так будет легче. Пожалуйста.
– Хорошо, – она медленно подняла на него взгляд.
Силуэт на пирсе окутался переливающейся радугой и взорвался искрами. Когда сноп искр растаял в воздухе, на пирсе лицом к лицу стояли двое. Они так и не смогли оторвать друг от друга глаз.
2012г
Из сказок, еще не рассказанных на ночь
Автор публикации
